Москва, Адонай! - Леонтьев Артемий

С другой стороны сцены донеслись веселые голоса:

– Желтуха, Белка, Арсеньев, кто последний до гримерки, тот франкмасон!

Светотехник Олег Солнцев выключил все прожектора, проверил оборудование и смотал провода. В горле пересохло. Он вышел в коридор за сцену, чтобы выпить воды. В курилке стояли еще загримированные актеры: один из них – рыжий Пашка Щелычев в образе епископа взлохматил себе голову и пускал кольца изо рта, широко расставив ноги. Увидев проходящего мимо Солнцева, брезгливо покосился на робкого и неприметного светотехника.

– Олежка, а Олежка? – придурковатым, подкожным тоном с нотками издевки.

– Ну чего тебе? – светотехник оглянулся с усталой беззлобностью на ряженного зубоскала.

Епископ зажал сигарету между зубов и усмехнулся, посмотрев на переодетого полицейского:

– Нет, ты слыхал, ментяра? Он говорит «ну»… Еще немного, и в челюсть мне двинет. Монтекки и Капулетти – раунд три.

Ряженый полицейский, действительно немного смахивающий на среднестатистического ППС-ника, засмеялся. Третий актер в образе гопника стоял рядом, лениво улыбался и вкусно ковырял в носу: у него подмышкой торчал томик «Так говорил Заратустра». Епископ с сигаретой все не унимался:

– Скажи мне, Олежек, ты девственник или порносайты тебя уже дефлорировали? – насмешник Пашка от души куражился, каждая его черточка торопливо бегала по лицу, как сойка.

Заурядное, почти мышиное, но доброе лицо тридцатидвухлетнего Олега покраснело – он со сдержанным упреком посмотрел в злорадные глаза, но ничего не ответил.

Невзрачность Солнцева не отталкивала, а пергаментная желтизна его лица казалась даже уютной – мягкость глаз и черт определенно располагали к нему, однако назвать это лицо мало-мальски симпатичным или просто правильным никак было нельзя – хорошее, родственное, живое, но ни в коем случае не симпатичное – можно с убеждением сказать, что Олег был даже страшненьким, но как вонь из пасти любимой собаки становилась благоуханно-дорогой для ее хозяина, так и неприглядность лица светотехника не отталкивала и даже несколько манила, впрочем, далеко не все поддавались этому простодушному обаянию, поэтому нередко парень подвергался и травле. Олег всегда старался искать в каждом человеке только лучшее, и что удивительнее всего, неизменно находил, при чем даже в самых неприятных людях. Наверное, именно эта черта его характера и проглядывала в лице – то есть вера в лучшее, готовность увидеть это лучшее в людях или даже принять это лучшее на веру.

Пашку Щелычева актеры прозвали «мозжечком» за неиссякаемую подвижность: юркий и вездесущий, как недотыкомка, Пашка осязал каждую щель мироздания и испытывал повышенный интерес ко всему, о чем говорят шепотом. Пашка до крайности любил сладкое и сплетни. Выражением неприятно вытянувшегося лица он походил на хорошо откормленную, ухоженную вошь. Его бойкие ноздри целеустремленно всасывали в себя воздух, торопливо растрачивая атмосферу земного шара, а жадные зрачки-присоски всюду искали маленький кусочек выгоды или хотя бы повод для злой сатиры.

Костлявый и низкорослый Солнцев в грязной робе прошел мимо курилки, оставив за спиной привычные смешки, и заглянул в свою служебку, где всегда переодевался: прямоугольная комнатушка с длинными низкими скамьями, наполовину заставленная ржавыми прожекторам и мятыми коробками; на стене висел костюм Наполеона – светотехник не знал, кто его здесь повесил, а главное, зачем, однако Наполеон неизменно пылился на своем месте. За те два года, пока Олег здесь работал, на костюме постепенно пропадали пуговицы и ордена, которые кто-то отковыривал тщательным пальцем, а в двууголку пунктуально стряхивали пепел или заталкивали скатанные в шарики фантики от конфет, не говоря уже про давно пожелтевшие лосины.

Взял со стола кружку с налетом от чайных пакетиков, похожим на кариес, налил воды из высокого алюминиевого термоса и залпом осушил в несколько глотков. В голове светотехника эхом проскользнули недавние слова Пашки Щелычева: Олег действительно был девственником, хотя никому, даже родителям не говорил об этом, но судя по постоянному материнскому шепоту, обрывки которого доносились до него по утрам, и подозрительным взглядам дворовой продавщицы бабы Нюры, да и всем этим шуточкам в театре, девственность Олега каким-то ей одной известным способом умудрилась заявить о себе всему миру – природа данного разоблачения до сих пор оставалась тайной для Олега, хотя иногда, глядя в зеркало, он подозревал, что его с поличным выдает собственная физиономия – слишком невинная, почти цыплячья шкурка страшненького лица все-таки была до ужаса красноречива. Определенно, для молодого человека, разменявшего четвертый десяток, в этом факте имелось что-то крайне неловкое, и Олег не на шутку беспокоился по поводу данной детали своей личной жизни, но лишаться девственности, впрочем, все-таки не спешил.

Общая суматоха в коридоре:

– Лысый, дай сигарету.

– Столица Пакистана? Исламабад – дэ-э-э, «Д» – Дакар, так-с, слушай, а на кой нам это сдалось вообще, Петруша? Чай, не пойти ли нам с тобой к Тосечке? Она дама знойная, сластолюбивая…

– Вчера смотрел «Россия» – «Португалия»? И не говори, за такое надо громоотводом пороть. Пятками кверху подвесить на фонарных столбах всю команду…

– Да я с ним в Тайланде познакомилась… такой классный поначалу… и красавчик, очень такой видный, знаешь, ну и по разговорам очень такой адекватный, блин, ну все так классно, все так классно шло, но потом в его жизни появился «Ягуар» и все, блин, как-то сразу на «нет» сошло… после литра этого пойла, все, это другой человек, понимаешь?… Такой дебил сразу, знаешь…

– Но ты пойми, Лавруша, что перед Шекспиром стояли совершенно иные задачи… Театр – с точки зрения длительностей – это искусство давать факты со скоростью мыслей. Дело в том, что на театре все зримо, все вовне, все движется лишь вдоль реального ряда…

– Иннокентий, рано или поздно эта Тосечка непременно заразит тебя какой-нибудь венерической гнусностью – вот к гадалке не ходи, что заразит…

– Да подала я на развод, все, хватит с меня года… не жизнь, а мастурбация какая-то. Я себя с ним не женщиной, а черт-те кем чувствую… как не приду, он либо в качалке, либо в стрелялки свои режется…

– Сегодня с утра аж страшно… еле сполз с кровати, отвечаю… башка до сих пор болит… сколько мы с тобой наподдали вчера? Литра по полтора будет? Костик, ты не помнишь, откуда у меня в сапоге шаурма оказалась, и какая сука мне на жопе фломастером штрихкод нарисовала?

– Действительность театра почти сплошь из действий, без примесей и лигатуры. Сама мысль для того, чтобы включиться в действительность сцены, должна стать монологом, то есть переключиться из идеального ряда в реальный…

– Соцсети в этом смысле очень характерная штука, я те отвечаю… решил тут исследование провести, короче, открываешь личные сообщения «В контакте», смотришь на последние десять диалогов: и я те отвечаю, что девять из десяти будут те телки, кого… ну… либо в далеком прошлом когда-то пежил, либо недавно совсем трахались, а в самом невинном случае там будет туманный перепихон на горизонте в желаемом будущем, хотя бы на пару палок перспектива… первые десять контактов – я те отвечаю. И та же история с лайками, когда новую фотку добавляешь.

– Да поршням хана вообще, там жесть, полетело все… И как назло уже месяц гарантия закончилась, прикинь? Слов нет. Я им в салон гранату, сукам, впиздячу точно. Ф-1 в окно закину и крикну «Аллах Акбар»…

– Вчера смотрел по телику, как мужик жрал живых мышей и тараканов?

– Слушай, да он вообще никакой в постели: у него стоит – не стоит, поди разбери… как чайный пакетик в тебя опускает, серьезно… зато весь в мышцах и все разговоры про белки да углеводы… Ковырялка, а не мужик.

– Оставь покурить… Слушай, ну я ведь предупреждал тебя, взял бы япошку, не мучился бы… Европейцы давно уже такую политику гнут: специально делают, чтобы машина через полгода-год начала просить… иначе они бы разорились, так их азиаты прижали… Да это же жесть, аудеха три ляма стоит, а коробка полетела на второй тысяче, нормально вообще? Это у друга, да. А у тебя вот поршни – хрен редьки не слаще… они покрытие специальное делают – сухая смазка называется – смесь торлона и кремния с полимерной основой: алюминиевый блок и поршень из алюминиевого сплава – несовместимы, они стираются на раз-два-три, в аккурат под занавес гарантии… нет бы чугунный блок поставить – у него линейный коэффициент расширения, ну или хотя бы чугунные гильзы… зато крутой ездишь с мерседесным пузом, теперь вот раскошеливайся, корми этих умников… Я на тойоте уже пятый год, а только колодки менял и так, по мелочи чуток…