Храни её - Андреа Жан-Батист

— Да ладно, ведь смешно же вышло, нет? Знаешь, сколько людей мечтают здесь побывать? Мы снимаем фильм об Аль Капоне.

— Ты обещал отвезти меня в США.

— У тебя нет чувства юмора, черт возьми. Тебе не угодить. Я часто туда езжу, в эти твои Штаты, и уверяю тебя, все выглядит именно так. Наш главный художник — американец. Какой смысл пускаться в томительное путешествие? Ну ладно, если ты настаиваешь, я отвезу тебя туда.

— Когда?

— Как получится. Обещаю. Нью-Йорк, Сан-Франциско, все взаправду, все, что хочешь. Кони-Айленд, Гранд-Каньон, студии братьев Уорнер. Все будет по полной форме. Хорошо, дорогая? — Он подошел к ней, этаким вечным шармером, несмотря на то что теперь его на шаг опережал живот, и взял жену за руку: — Я прощен? Скажи мне, что я прощен.

Виола вздохнула и выдавила из себя улыбку:

— Да.

— Замечательно. Знаешь что? Видишь вон тот переулок? Мы назовем его в честь тебя. — Он щелкнул пальцами в сторону молодой женщины с блокнотом: — Пригласите художника по реквизиту. Скажите ему приготовить для этого переулка табличку «Улица Виолы Орсини». Режиссеру ни слова. Все равно этот болван ничего не заметит.

Он ушел, поцеловав жену в щеку. Луиджи Фредди с сомнением посмотрел ему вслед и повел нас по бульвару Сансет. То, что я принял за небо, оказалось лишь размалеванным холстом. Мы последовали за Луиджи к скрытому проему и оказались, как и было обещано, в третьем веке до нашей эры. Фредди показал нам немного Древнего Рима и оставил нас перед водоемом, где плавала финикийская галера.

— Возвращайтесь на Сансет, когда все здесь посмотрите.

К вечеру водитель отвез нас назад в отель. Виола, казалось, была в мирном настроении, хотя и немного задумчива. Она ужинала с родными: через два дня все Орсини вместе возвращались домой, а я — со своей сербской княжной, с которой снова стал встречаться. Мы дали телам еще один шанс и, ко взаимному удивлению, испытали совершенно реальное удовольствие. Александра уже не нуждалась в деньгах, в 1935 году она вышла замуж за богатого старика, но поняла, что кроме меня у нее в Риме нет друзей. Вечер закончился в постели, и снова с приятным результатом, поразительным при абсолютной несхожести наших тел — ее рост был метр восемьдесят три. Я курил «Тоскано», голый, как червяк на сентябрьском ветру, когда в дверь мастерской постучали. Была полночь. Опасаясь каких-нибудь новых выходок Кампаны, я накинул на плечи одеяло и спустился открыть дверь. На пороге стояла Виола. Она молча смотрела на меня, я, с недоумением, — на нее. Сзади подошла Александра в чем мать родила.

— Кто это, дор-р-рогой? — спросила она с тем раскатистым «р», из-за которого мужчины теряли головы и изменяли супружеской клятве.

— Все в порядке. Это мой друг. Подожди в спальне.

Александра вернулась наверх, дуясь. На губах Виолы появилась насмешливая улыбка.

— Ты ни в чем себе не отказываешь.

— Золотые слова, она княжна. Что я могу для тебя сделать, Виола?

— Извини, что беспокою в такой час. Я вижу, ты… занят, но я хотела попрощаться. Я уезжаю.

— Знаю. Через два дня. Мы еще успеем повидаться.

— Нет. Я уезжаю завтра, никто не в курсе.

Я посерьезнел и прикрыл за собой дверь.

— Как это — уезжаешь завтра?

— Все кончено, Мимо. Эта жизнь. Я сделала все, что могла. Кампана не изменится. Моя семья тоже. Я уезжаю.

— Куда?

— В Штаты. Завтра утром я сяду на поезд в Геную. Лайнер ходит каждые три дня.

— Ты с ума сошла?

— Нет, Мимо, — ответила подруга, глядя мне прямо в глаза. — Я не сошла с ума.

— Но… на какие деньги?

— У меня есть небольшая сумма. Сниму часть денег в банке.

— У тебя есть собственный счет?

— Нет.

Никогда в жизни я не придумывал план столь быстро.

— Так. Я еду с тобой.

— Ты?

Я убедил ее войти и подождать у меня в кабинете, а тем временем, сославшись на неотложное семейное дело, спровадил Александру — она поверила лишь наполовину. Но княжны не ревнивы — возможно, это доказывало, что она действительно была княжной. Я приготовил кофе и изложил Виоле свой план. У меня есть деньги. Мы отправляемся вместе на первом же лайнере. Как только она обосновывается в Нью-Йорке, я возвращаюсь и уведомляю семью. Виола становится неприкасаемой.

— Нью-Йорк, — прошептала она, и в глазах ее уже сияли небоскребы.

Она без слов обняла меня, заметно тронутая. Мы встретимся в ее отеле на следующий день в шесть часов и оттуда поедем прямо на вокзал. Ехать придется с небольшим багажом — купим все необходимое по дороге. Я остановил Виолу, когда она уже уходила:

— Я хочу по дороге в Геную заехать в одно место. Мне надо тебе кое-что показать, хорошо? — Она колебалась, и я добавил: — Положись на меня.

Рим еще спал, грезя возрожденным величием, когда поезд повез нас на север. В вагоне первого класса Виола все приставала ко мне с расспросами, пытаясь узнать о загадочной остановке. Я держался. Мы сделали пересадку в Пизе. Через минуту или две после того, как состав остановился на вокзале Флоренции, я делал вид, что читаю «Ла Стампа», но вдруг вскочил:

— Скорее! Выходим здесь!

Виола ошарашенно встала, заметалась, уронила чемодан, расхохоталась, и едва мы едва выскочили из поезда, как за нами закрылись двери. Я подозвал носильщика, хотя у нас было по одному месту багажа, и дал ему адрес «Бальони».

Я покинул Флоренцию с горечью во рту, в вонючей одежде, ничем не защищенный, запятнанный своими и чужими пороками. Я вернулся в нее победителем. Швейцар «Бальони» был мне незнаком, но поспешно провернул дверной барабан, как только нас увидел. Я попросил два люкса: один для Виолы, другой для себя.

— У нас свободен только один люкс, синьор Виталиани. Но есть очень хороший номер, который…

Я остановил администратора взмахом руки:

— Не стоит. Мы едем в «Эксельсиор».

Администратор тут же изменился в лице.

— Позвольте, я посмотрю, что можно сделать, синьор Виталиани. Скорее всего, я смогу предоставить вам еще один люкс, мы все уладим.

Я незаметно толкнул Виолу локтем и грозно нахмурился:

— Я не понял, люкс свободен или нет? Я в отеле «Бальони»? Или я попал на какой-то постоялый двор? Потому что вы стоите как раз на месте, где когда-то был отель «Бальони».

Администратор выдавил из себя неловкую улыбку:

— Мы сожалеем об этом недоразумении, синьор Виталиани. Я подтверждаю, что у нас есть для вас два люкса. Разрешите предложить бутылку шампанского в знак извинения за доставленные неудобства.

В лифте мы с Виолой рассмеялись. Потом мы шли по бесконечному коридору, держась на поручни этого лайнера, бросившего якорь посреди города. Наши апартаменты, зависшие над городом, с панелями темного дерева и горчично-желтыми драпировками выглядели как две почтенные матроны, немые свидетельницы причуд времени. В 1938 году они уже обладали шармом старины. Отель «Бальони» был уникален тем, что родился старомодным и выглядел отзвуком времени, которого, возможно, никогда и не существовало.

Мы очень спешили: на следующее утро надо было успеть на поезд до Генуи, отправлявшийся в 8:25. Я сделал несколько телефонных звонков, а затем пошел за Виолой. Она сменила дорожное платье на брюки и собрала волосы в хвост. Если бы не свойственная ей гибкость и плавность движений, любой торопливый прохожий принял бы ее за чуть женоподобного юношу. Мы прошли по мосту Понте-Веккьо и поднялись по противоположному берегу в восточном направлении — путь, по которому я ходил много раз. Виола не знала о моих флорентийских годах ничего, кроме приукрашенных и лживых картинок, которые я рисовал в своих письмах.

В мастерской я не встретил ни одного знакомого лица. За исключением Метти, склонившегося над планами церкви в своем кабинете-кухне. Я не предупредил его о визите. Я несколько минут смотрел на своего бывшего хозяина, человека, потерявшего руку при Капоретто, прежде чем постучать в дверь. Он вскинул голову, сердясь, что его отрывают, и, узнав меня, вытаращил глаза. Я думал, он заплачет.