Стон дикой долины - Аскаров Алибек Асылбаевич

Вся его последующая жизнь и прошла в кузне, где он выполнял всевозможные заказы совхоза и соседних хозяйств: подковывал лошадей, чинил сельский инструментарий, а кроме того, латал женщинам необходимую в доме железную утварь. Из кузницы и ушел с честью на заслуженный отдых.

Словом, всю свою долгую жизнь Нургали честно работал, ни разу не запятнал своей совести, ни разу не уронил чести. Увы, если бы не тот один-единственный случай...

Откуда, интересно, библиотекарю стало все-таки известно об этом событии? Кто ему натрепал? Сам Нурекен, вроде бы, ни одной живой душе ни о чем не рассказывал...

Не-ет, напрасно он считает, что не говорил. Давным-давно, кажется, еще в тот год, когда они вернулись из Кокколя в Мукур, Нурекен, делясь с Лексеем впечатлениями о жизни на руднике, невзначай проболтался и о своей встрече с Хадишой... Или не проболтался? Нет, точно сказал...

Вдвоем, укрывшись от жен в бане, они попивали бражку и задушевно беседовали. Много лет с соседом не виделись, соскучились друг по другу, а поскольку наконец встретились, гулянка, естественно, затянулась надолго. Говорили о многом. Вот, вероятно, и слетела ненароком с языка эта история.

Понятно теперь, откуда ноги растут... Нургали уже не сомневался, от кого Даулетхан прослышал о его позорном поступке.

А если уж в скандальном разглашении тайны и в самом деле повинен Лексей, то ничего хорошего ждать не стоит. Он на этом не остановится, поди, уже донес в красках библиотекарю и историю, случившуюся после того, как Нурекен купил ишака...

Какое вообще до него дело этому чужаку Лексею, суюнши, что ли, хочет заработать?

Вспомнив свои злоключения с ослом, Нургали так разнервничался, что у него даже давление подскочило. Закинул в рот таблетку — предусмотрительная Бибиш всегда заставляла его носить лекарство с собой, и, прихрамывая, поплелся домой.

* * *

Это случилось в ту пору, когда Нургали работал в кузне.

Слава Богу, репутация у него тогда была неплохая. Если кому требовалось подковать лошадь, починить серп или косу, голову не ломали, а сразу шли к Нурекену. Несли к нему и всю сломавшуюся домашнюю утварь — от самоваров и чайников до поварешек и подставок под котлы. Просьбы так и сыпались со всех сторон: «Нуреке, сделай то, Нуреке, сделай это!» А разве сложно кузнецу что-то припаять, подремонтировать, наложить где требуется заплату — запросто! Довольные заказчики осыпали Нургали благодарностями, совали деньги. Но он ведь не тронулся умом, чтобы брать с односельчан плату, — со словами «мне ничего не нужно» возвращал все до копейки, засовывая обратно в карманы хозяев.

Так как Нургали категорически не брал денег, в следующий раз, когда возникала необходимость в его помощи, люди, выбрав иной способ признательности, стали прихватывать под мышкой бутылку. От такой платы за труды Нурекен не отказывался.

Принесенную бутылку вместе с дарителем и небольшой компанией они распивали прямо в кузне. Если же бутылочных даров набиралось сверх меры и что-то оставалось нетронутым, Нургали уносил одну-другую домой, и, уединившись с Лексеем в баньке, они опорожняли содержимое на пару, что постепенно превратилось в привычку.

С тех пор как Нурекен подружился с бутылкой, его авторитет и в собственном доме, и за его пределами пошатнулся и стал понемногу падать. Правда, к чести Нургали, он вовремя заметил скандальный позор и сразу прекратил гулянки. Не сделай он этого, шайтан и вовсе совратил бы его, довел до потери человеческого облика.

Припрятанную в ту пору в окрестностях бани бутылку Нурекен нежданно-негаданно обнаружил позднее, когда прошло уже пять или шесть лед. Помнится, он схоронил ее в огороде, чтобы утаить от зорких глаз жены: вырыл ямку глубиной с лезвие лопаты и закопал. А когда по прошествии времени вскапывал грядки, чтобы посадить картошку, и наткнулся нечаянно на забытый припас.

— Боже мой, и какая же, интересно, крепость у этой водки, ведь она столько лет в земле выдерживалась? — сразу прилип Лексей, явно намекая на то, что находку надо бы продегустировать.

— А какая у нее крепость, оценить способен только ты, — весело рассмеялся Нургали и щедро протянул соседу обнаруженное «сокровище».

— Смотри не отравись, бедняга! Сначала дай собаке попробовать! — жалостливо посоветовала Бибиш.

Однако Лексей и ухом не повел — Наполнил с бульканьем граненый стакан до краев и, зажмурившись, опрокинул в глотку.

— Ух ты! — восхищенно воскликнул он и прицокнул языком. — Крепкая! Правда, до самогона ей все равно далеко...

Эх, жизнь, и с того памятного дня минуло уже четверть века!..

Приблизительно в тот же период Нурекен, словно его бес подстегивал, впал в лихорадочное возбуждение, решившись воплотить в жизнь одну потрясающую мысль — купить для хозяйственных нужд ишака...

Да-а, забавное было времечко!

Однажды Нургали осенила поразительная идея, никому другому такое и в голову прийти не могло. Развивая свое удивительное открытие, Нурекен размышлял три дня и три ночи. Наконец пришел к определенным выводам и решил действовать.

Чтобы осуществить задуманное, сел в одну из машин, вывозивших овечью шерсть из совхоза в город, и двинул в расположенный на приличном отдалении Семипалатинск.

Работая кузнецом, Нургали ежедневно общался со множеством односельчан, однако своей необыкновенной идеей делиться ни с кем не стал. С одной стороны, сомневался, что его неожиданное открытие люди одобрят. А с другой — проявил эгоизм: он ведь тоже самый обычный человек, подвластный всякого рода чувствам, поэтому и в его душу могла закрасться легкая ревность. А вдруг его план воодушевит сородичей, а вдруг все они побросают дела и скопом двинутся в Семипалатинск? Откуда взять на всех готовый транспорт?..

Если уж ты обитаешь в ауле, без скота твоя жизнь пропащая. А взялся выращивать скот, будь добр, обеспечь его сеном и кормами. Коли не заготовишь сена впрок, то рискуешь в алтайские морозы, которые растягиваются на целых шесть месяцев, понапрасну сгубить свою живность.

Держать скотину в этих местах — дело трудное. Особенно это касается лошадей. Сена едят много, да еще и привередливы. Если сено скошено не с открытого солнечным лучам лужка на возвышенности, нос от малопитательной травы, выросшей во влажной низине, лошади с презрением воротят. Кроме того, в окрестностях Мукура обильные снегопады явление частое, поэтому пастбищ для тебеневки не то что личному, даже совхозному скоту не хватает.

Ну а в каждом домашнем подворье должна быть под седлом хотя бы одна лошадь, иначе возможности сельчанина ограничены, он просто связан по рукам и ногам, так как выбраться из аула на достаточно приличное расстояние уже не в состоянии. Ведь в те времена не то, что сейчас: народ и в помине не знал такого, чтобы можно было купить собственный мотоцикл или машину, сесть с важным видом за руль личного транспорта и прокатиться с ветерком куда потребуется.

Что же касается Нургали, он долго размышлял над тем, как вызволить односельчан-мукурцев из этого сложного, тупикового положения. И наконец нашел самый простой и самый логичный способ избавления от всех этих трудностей.

Он настолько воодушевился своим свежим, выношенным в долгих раздумьях открытием, что невольно размечтался: эх, жаль, что он не получил образования, а иначе из него наверняка вышел бы выдающийся ученый...

Все великие открытия вообще всегда бывают простыми. Решение, к которому мысленно пришел Нургали, тоже было самым обыкновенным, лежало, что называется, на поверхности. Однако, несмотря на свою простоту, оно почему-то никому в голову до этого не приходило.

А выход из сложной ситуации Нурекен увидел в том, чтобы попросту обменять часть имеющихся в пользовании лошадей на ослов... Да-да, на самых обычных длинноухих ишаков. Что касается общественных табунов, они Нургали не заботили: пусть совхоз их выращивает, коли есть такая возможность, что ни говори, но мукурцам все-таки нужны и кумыс, и конина. А вот единоличникам с небольшим хозяйством, особенно тем, у кого ограниченные возможности, когда и сено сложно заготовить в достаточном количестве, и за лошадьми как следует ухаживать некому, и места для тебеневки нет поблизости, совет Нургали обернется таким благом, что подобного люди, возможно, и от отцов родных не знавали.