Софи Остин
Книжная лавка фонарщика
Информация от издательства
Original title:
THE LAMPLIGHTER'S BOOKSHOP
Sophie Austin
На русском языке публикуется впервые
Остин, Софи
Книжная лавка фонарщика / Софи Остин; пер. с англ. Е. Липской. — Москва: МИФ, 2026. — (Романы МИФ. Прекрасные мгновения жизни).
ISBN 978-5-00250-575-3
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Книга не пропагандирует употребление алкоголя. Употребление алкоголя вредит вашему здоровью.
Copyright © Sophie Austin 2025
This edition is published by arrangement with Hardman and Swainson and The Van Lear Agency LLC
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «МИФ», 2026
Посвящается моим друзьям и родным, которые верили в меня тогда, когда я сама не верила.
Спасибо вам
Глава 1
12 мая 1899 года
Риккалл-холл [1], Риккалл, графство Йоркшир
Наблюдая, как пар изо рта крошечными капельками оседает на оконном стекле, Эвелин Ситон с непроницаемым лицом и выпрыгивающим из груди сердцем произнесла:
— Бесси, к нашему дому подъезжает толпа незнакомцев.
Через ворота, ловко преодолевая изгибы безупречно ухоженной дорожки, с грохотом пронеслись шесть черных карет. Поднимавшаяся из-под их колес пыль в лучах утреннего солнца создавала впечатление, будто к дому подползает огромных размеров змея, готовая проглотить его целиком.
Бесси подошла к окну и ахнула:
— Похоже, это полицейские кареты, мисс.
— Причем целый батальон, — сказала Эвелин, не сводя глаз с приближающихся лошадей — крупных лохматых шайров, выведенных специально для транспортировки тяжелых грузов, — и недоумевая, зачем они привезли столько мужчин и столько больших телег.
Наконец мужчины стали собираться на вымощенной гравием дорожке. Из местной полиции они определенно быть не могли: во всем Йоркшире вряд ли набралось бы столько полицейских. Выходя из карет, все они поднимали глаза на окна, без сомнения испытывая то же чувство, что и всякий впервые увидевший Риккалл-холл: изумление. Этот огромный старинный дом, этот увитый глицинией каменный левиафан мог бы с легкостью разместить в своих комнатах целый полк, однако на деле в нем жили лишь Эвелин, ее мать и пара слуг, которых они пока еще могли себе позволить. Однако эти мужчины, надо думать, об этом не знают и могут попросить хозяина.
И тогда мать снова впадет в свою меланхолию.
Эвелин сделала глубокий вдох и оторвала взгляд от окна.
— Как бы там ни было, Бесси, полагаю, встретить их следует мне. Ты знаешь, как поздно сейчас встает маменька, и к тому же она еще слишком… — Эвелин осеклась. Слово «слаба» совершенно не подходило ее матери, обычно такой яркой, живой, энергичной женщине, которая теперь укуталась в свою грусть, как в саван.
Эвелин перебрала все возможные способы ее развеселить, а когда это не сработало, она попыталась действовать ей на нервы — стала каждое утро являться на завтрак во все более нелепых нарядах: в огромных шароварах для велоезды, в мужском цилиндре, даже в жемчужных украшениях — ведь что, как не жемчуг, могло вывести ее мать из оцепенения? — но ответом на все ее старания стали лишь вздохи, беглый усталый взгляд и давящее чувство, так больно сжавшее ей грудь, что Эвелин решила, будто вся грусть ее матери перешла к ней. Перед Рождеством ей показалось, что черная полоса осталась позади, но пришла весна, и мать снова погрузилась в апатию. Этот контраст ее поразил: растаял снег, задул теплый весенний ветерок, а ее мать вдруг снова заперлась у себя в комнатах.
— Чтобы вы их встречали, мисс? — Широкое морщинистое лицо Бесси исказилось. — При всем уважении я не уверена, что это хорошая идея.
— Ой, да полно тебе. Если я захочу, я могу быть самим очарованием. Так, думаю, для этого случая лучше всего подойдет костюм. Быть может, твидовый?
Гримаса Бесси выразила обратное мнение.
— Как думаете, чего им надо?
— Должно быть, они заблудились, — ответила Эвелин с уверенностью, которой совершенно не чувствовала.
— Как можно заблудиться в Риккалле? — фыркнула Бесси. — Его проедешь — и не поймешь, что вообще его проезжал. И все же я считаю, что лучше будет дождаться вашей матушки.
На этих ее словах раздался звонок в дверь: кто-то с силой три раза дернул за колокольчик, словно ему недоставало времени или терпения, а может, и того и другого.
Эвелин покачала головой:
— Я бы лишний раз не досаждала матушке, если можно без того обойтись. С одним приемом гостей я определенно справлюсь и сама. Мне уже двадцать четыре года, в конце концов.
— Так-то оно так, мисс, но порой вы ведете себя довольно грубо. Я-то не возражаю, а вот тем мужчинам внизу это может не понравиться.
Эвелин закатила глаза:
— Я веду себя не грубо, я просто говорю все как есть.
— Вот именно, — сказала Бесси, подходя к шкафу и рывком открывая большие скрипучие двери. — Люди не любят честность.
— Неправда, — возразила Эвелин. — Я считаю, что люди, которые утверждают, что не любят честность, на самом деле не любят самих себя. Поэтому они так обижаются, когда я говорю им правду. Ведь если они сами не могут сказать себе правду, то с чего бы им позволять это делать таким, как я?
Губы Бесси вытянулись в напряженную линию.
— Вот поэтому к тем серьезным на вид господам должна выйти ваша матушка. Сами вы склонны говорить всякие странности.
Эвелин шумно выдохнула: придерживая на ней корсет, Бесси вставила ленту в отверстия и затянула. Внизу снова прозвенел колокольчик, на сей раз четырежды — громче и свирепее, чем прежде. Сердце Эвелин забилось сильнее.
— Одна фраза на балу дебютанток [2] — и меня уже считают девушкой, которая говорит всякие странности.
— Вы назвали леди Вайолет задирой.
— И совершенно справедливо назвала.
— А еще вы сказали ей, что она такая вредная и злая, потому что на самом деле она зла на саму себя.
— Мое мнение не изменилось.
— Неужели вы не понимаете, мисс? Людям такое говорить нельзя! А тем более нельзя это делать в свой первый выход в свет.
Бесси закончила шнуровать корсет, и Эвелин развернулась, натягивая через голову блузку. Из-под заколок выбилось несколько темных локонов.
— Знаешь, — послышался из-под воздушной кремовой шелковой ткани ее приглушенный голос, — я предпочитаю верить, что жизнь была бы гораздо проще, если бы люди чаще говорили то, что думают. Это был бы настоящий глоток свежего воздуха, не находишь?
— Нет, мисс, — ответила Бесси. — Не нахожу. Я считаю, что все от этого только расстроятся.
— А я бы не расстроилась, — возразила Эвелин, застегивая пуговицы на высокой твидовой юбке. Она надеялась произвести на гостей впечатление строгой учительницы, пусть на самом деле этот костюм и предназначался для езды на велосипеде, а вовсе не для встречи толпы мужчин в униформе. Но в дверь стучится новое столетие — моде пора меняться.
Бесси застегнула последнюю пуговицу на жакете Эвелин и сказала вполголоса:
