Тайны камня и воды (СИ) - Тарьянова Яна

Замотанные в тряпицы флаконы примостились к кошелю.

— Одна из дочерей Мариты желает вам здоровья — вопреки обету. Пусть эти зелья никогда не пригодятся вам на Пустоши.

Франг поблагодарил, проводил Дельма за калитку. Вернулся к Даллаку, роющемуся в мешке с едой и жующему пирог. Развернул флаконы и покачал головой. Кто-то — вряд ли бывшая жена, скорее, настоятель розария — расщедрился на два зелья полного исцеления и два противоядия от отравленных копий саламандр. Темно-фиолетовые флаконы с серебряными розами. Мгновенное исцеление смертельных ран. Тысяча золотых за флакон. Минус пять лет жизни — дочери Мариты берут с бесшабашных и невезучих высокую плату.

— Ого!

Даллак даже жевать перестал, благоговейно тронул флаконы — руку об штаны обтер, прежде чем прикасаться.

— Если закроют выход на Пустошь — продадим и уедем из столицы, — сказал Франг. — В глушь, подальше от Храмов-Каскадов. Скальники тоже наши зелья покупают.

— Ага. В сейо говорят, что они из-за этого сильно подорожали.

— На торге болтают, что и розы хуже растут. Долго стоят бутонами, не раскрываются. А потом опадают, и только пара лепестков пригодны в дело.

Они быстро поели, прислушиваясь к звукам за дверью. В калитку больше никто не стучал. Даллак начал зевать и отправился на боковую. Франг вышел на порожки, сел, глядя в небо. Отогнал мысль о походе за вином и привалился к нагретой стене. Можно было бы лечь под грушей, но с нее уже сыпались первые зрелые плоды — упадет и оставит синяк на половину физиономии. А соседи потом будут языками чесать, что они с Даллаком подрались.

От внезапных перемен кружилась голова. Прежде, когда не было надежды вернуться в Гильдию, Франг утешал себя незатейливым доводом: «Целее буду». Пустошь и раньше не баловала сборщиков — и выдаваемый в обрез запас зелий способствовал сокращению рядов. А сейчас, когда к ловушкам изменчивой земли и соперникам-скальникам прибавились саламандры, вернуться домой целым и невредимым считалось большой удачей.

Резон: «Целее буду» хорошо помогал только после третьей кружки дешевого плодового вина. Будучи трезвым, Франг тосковал по Закату: лишиться лиса — все равно, что потерять руку или ногу. Вино приносило забвение, редко когда веселило, но позволяло забыть невидимое глазу увечье. Увечье, в котором некого было винить. Сам дурак. Повелся на чужую похвальбу, захотел легкой наживы. Хотел купить своего дракона. Девятерым повезло, ему, десятому — нет. Только и оставалось, что повторять: «Целее буду».

Сейчас, благодаря любопытству и безалаберности сына, забрезжила надежда вернуться в ряды сборщиков. Плоха ли, хороша работа, главное — Закат будет рядом. Франг хотел посидеть с ним бок о бок, запустить пальцы в шерсть, рассказать обо всех переменах, которые случились за долгие годы разлуки. Закат не знал ни о тюрьме, где Франг растрепывал старые корабельные канаты на волокна, а потом плел из них гамаки и сети. Ни о том, что Лилла покрыла голову алым платком. Дождалась его из тюрьмы и в Храм-Каскад ушла. Не слушая рыдания сына.

И винить ее было не в чем — дар не задавишь. Все Дочери Мариты побывали в замужестве и оставили в миру детей. Повторяли судьбу Мариты, без этого дар не пробуждался. Сейчас жили не так строго, как в прежние времена. Раньше двери Храма захлопывались, и будто умерла. А Лилла и зелья передавала, и сына подкармливала. Как и многие другие Дочери.

И, все-таки, Франг на нее до сих пор злился. И на нее, и на себя. В постели у них с самой первой ночи не заладилось. Франг поначалу думал: жена привыкнет, старался сдерживаться, нежнее быть. Это сейчас ясно — дар, хоть и дремал, а страсть морозил, чтоб Лилла ко всему земному меньше привязывалась.

Пока дар не открылся, пока слова не упали с губ Лиллы замерзшими льдинками, Франг себя корил. О том, чтоб полюбовницу заводить, и не мыслил — не дело это, при живой жене да с маленьким сыном. В тюрьме много передумал, ждал, что после разлуки смогут начать заново. А льдинки сложились в вязь: «Теперь я свободна. Ухожу».

И Лилла ушла. И Даллак вырос. Да уж, удивился бы Закат переменам. И удивится, если на этот раз Франгу с Даллаком улыбнется удача.

«Сейчас, конечно, ни до Предела не доберешься, ни к Парту-коробейнику. Жив ли он? Давно о нем ничего не рассказывали — ни на торге, ни в кабаках».

С Партом Франг познакомился в былые времена, когда, сдав дань кристаллов выборному Гильдии в Пределе, отправлялся на поиски приключений на Пустоши. Не Франг. Кряж. По именам там никого не называли, считалось, что имя, данное в родном мире, отбирает здешнюю удачу. Парта кликали Коробейником — за то, что диковины всякие в Предел приносил и продавал тамошним скупщикам. Пару раз в таверне эль пили, болтали ни о чем, а потом Кряж Коробейника с поля хватай-травы вытащил. Закат учуял, что трава кого-то жрет, вывел к неудачнику. Попотеть тогда пришлось — попробуй, вытяни тело, почти спеленатое коконом, когда разъяренная трава тебе за ноги цепляется и кровь пьет. После этого вроде как сдружились. Коробейник бормотал, что на нем долг, но Кряж отмахнулся. Получал возмещение разговорами, и, чем больше узнавал, тем шире рот разевал.

Коробейник был сыном вызывающего и скальницы, проклинающей дочери клана Гальки. Он не чувствовал отклика камня и не слышал рокота Водопада Жизни. Проклясть врага, движением руки одарив его трясучкой или заиканием, у него тоже не получалось. Не досталось в наследство редкое умение матери.

Если бы глава клана Гальки предвидел, что полукровка окажется удачливым сборщиком, не видать бы ему выхода за Арку без оговоренной дани, а, возможно, и следящего амулета. Но в день совершеннолетия Парт показался родне ненужным балластом, вроде тех корзин с мертвыми камнями, которые грузят в воздушные шары. И ему позволили уйти в Пустошь. Со скудными припасами еды и небольшим мешком вещей. Да еще и пожелали в спину, чтоб не возвращался.

Видимо, в возмещение проклятий, Коробейник получил благословение Пустоши, почти никогда не загонявшей его в ловушки и оберегавшей от встреч с хищниками. Хоженые и нехоженые тропы приводили его к рощам с созревшими кристаллами. И ни враг, ни непогода не мешали укладывать окаменевшие ветки в мешок.

Кряж ему не завидовал — тогда думалось, что на его век кристаллов хватит. В гости приходил с удовольствием. Нравился ему и дом, и уклад жизни. Коробейник клялся, что дом ему подарила Пустошь — тропа сама вывела к приземистому каменному строению, вросшему в полянку с родником.

Наверное, Пустошь его действительно любила. Не позволяла рехнуться от одиночества — затаскивала в старые развалины, подсовывала в руки книги и артефакты, требовавшие тщательного изучения. И приводила к порогу дома раненых животных, которых он лечил, успокаивая разговорами. Закат рычал, но болезных не трогал. Понимал, что нельзя рушить чужую жизнь.

Зверье благодарило Коробейника за лекарские услуги. Алые волки оставляли у родника косульи туши, а стервятники охраняли поляну, уничтожая шнырьков. На опушке росли три хлебных дерева, а предметы первой необходимости и даже вино Коробейник выменивал за кристаллы в Пределе.

Что Пустошь его от болотной лихорадки не уберегла, Кряж узнал случайно. Заглянул на огонек и замер на поляне. Возле дома стоял голем. Неприятный оказался сюрприз — Коробейник никогда не говорил, что привечает родню по матери. Пока ломал голову, решая, не случилась ли очередная беда, не надо ли ввязываться в драку, на крыльцо хозяин голема вышел. Свистнул, спросил:

— Кряж?

— Да.

— Заходи. Ему бабочка нашептала, что ты идешь. Велел пропустить, не трогать, — когда уже лицом к лицу встали, скальник сообщил. — Я — Валун. Настойки принес. У него лихорадка.

Так и познакомились. Поначалу косились друг на друга, но соблюдали перемирие. Потом, ожидая, пока Коробейник жар переборет, начали разгадывать тайны артефактов. Валуну удалось выяснить, как действует покрытая инеем металлическая цепочка с двумя прозрачными камешками — если завязать ее хитрым узлом, как на рисунке в пергаменте, и положить на землю, почва замерзнет и покроется коркой льда. Особой выгоды Кряж в этом не видел — он и ураган, и ледяной дождь заклинанием вызывал с помощью гильдейского талисмана, однако признал, что Валун башковитый. Сам он узел завязать не смог, как ни старался.