— Опять помирать?! — взвилась я. — Да что ж ты за человек такой!
Марта вздохнула.
— Без еды умирают все, — заметила она.
— Ты как ребенок! — возмутилась я. — Зачем эти мрачные слова? Зачем слезы? Могла бы просто спросить, раздобыла я что-то или нет.
— Боюсь, — сквозь слезы призналась Марта. — Спрошу, а ты скажешь — нет. И как подумаю об этом, так такая тоска берет…
— Я скажу «да»! — твердо ответила я, выкладывая на стол грибы, коренья и яйца. — Ну-ка, где у тебя сковородка? Будем жарить яйца!
Глава 11
Разумеется, жарить яйца нам было не на чем. Сало, если таковое и было, старуха приела все.
Вся посуда Марты тоже оказалась очень чистой, сухой.
Ни капли масла. Ни жириночки.
Думаю, когда настал голод, бедняжка вылизала сковородку даже от старого жира.
Ну, ничего.
— Тогда сварим, — улыбнулась я, глянув на растерянное лицо старухи. — Соль-то у тебя найдется?
Марта закивала.
Нашлась и соль, и перец.
И кое-какие приправы.
Пучок свежего, но чуть подвядшего укропа.
Я выбрала самый чистый самый красивый котелок из обожжённой красной глины.
Он был похож на крепкую шляпку боровичка. И от одного взгляда на него аппетит разыгрывался.
В котелок плеснула воды, принесенной из ручья.
Сполоснула, отмыла от перьев и прилипших комочков грязи пеструю скорлупу. Осторожно сложила в горшок яйца.
Наломала принесенного хвороста, затопила пожарче печь.
Печь несмотря на старость, была хорошая.
Не дымила, не чадила. Жар от нее был сухой, чистый.
И скоро тепло наполнило весь дом.
Да так сильно, что глиняные стены начали потрескивать, подсыхая.
Видно было, что старуха намаялась, наголодалась и намерзлась одна, в сыром темном доме.
Пока я возилась с ее посудой, ставила яйца вариться, она уселась поближе к пылающему огню и протянула озябшие руки к жару.
— Шустрая, сильная, — пробормотала она, поглядывая на меня и потирая ладони. — Сразу видно, не из благородных. Хоть и гладкая.
— Жить-то мы с тобой как будем? На что? — рассмеялась я. — Сорочьи яйца не вечны. Надо придумать что-то посерьезнее.
Пока готовились яйца, я взяла еще котелок, побольше.
В нем решила сварить похлебку с грибами.
Прежде всего нужно было перемыть грибы, очистить их от прилипшей хвои и листьев.
В воде их шляпки походили на круглые блестящие красноватые камешки.
Потом я срезала грязную часть ножки со мхом, нарезать грибы на кусочки и поставить варить.
Чуть посолила, сыпанула душистого перца. Кинула листик ароматного дерева.
Быстро накрошила немного зеленого свежего укропа — кинуть в похлебку.
Словом, возни много.
Старуха в ответ на мой вопрос безучастно пожала плечами, наблюдая за моими хлопотами.
— Но у меня нет ничего, кроме этого клочка земли и моих трав, — горестно ответила она.
— Ничего? Дом и колесо мельницы — это, по-твоему, ничего?
— А что от него толку? Оно давно сломалось. Батюшка мой мельником был. Очень уж хорошую муку молол. Лучше всех. Секрет какой-то знал, наверное. За это старый герцог пожаловал ему этот кусок земли, воду, лес… Сорок шагов на все стороны.
— Да это же очень много!
— Наверное. Меня этот кусок земли кормил всю жизнь. Но вот стара я стала. Не могу больше по лесу карабкаться.
— Так я стану твоими руками и ногами, — рассмеялась я. — Буду собирать травы да продавать вместо тебя! Вот и прокормимся.
Марта только головой покачала.
— Рук и ног мало, — ответила она. — Нужно бы еще и голову. Нужно знать, какие травки собирать. В какое время, и как брать. Я бы научила тебя, но, боюсь, нет у меня времени. Да и сил тоже. Это же надо показать, найти… Не смогу я.
— Это ты так говоришь, потому что голодная, — беспечно ответила я. — Яйца-то, поди, готовы?
Я сняла котелок с огня, окатила кипящие яйца холодной водой.
Можно было б, конечно, подождать, пока они остынут.
Но Марта была так голодна, что нетерпеливо выцарапала одно яйцо большой ложкой и поскорее разбила его скорлупу.
Еще дымящееся, торопливо очистила, обжигая пальцы.
Чуть посолила и впилась в него, постанывая от удовольствия.
— Ешь, ешь, — сказала я, подкладывая ей еще парочку яиц.
Однако, слова старухи пребольно царапнули мне сердце.
Она и правда стара и слаба.
Долго ли проживет? Надолго ли хватит запаса ее трав?
Кто знает.
И куда я потом, после ее смерти? В доме ее остаться? Так кто ж позволит. Небось, разыщут меня тут, как прознают, что хозяйка умерла.
Или выгонят, или прибьют.
Да и одной в миру страшновато оставаться.
Родной человек, с которым хоть просто поговорить можно, должен быть у каждого.
— Знаешь что, — проговорила я, очищая найденные корешки от толстой шкурки. — Давай-ка я схожу, продам твои травы. Немного денег выручим, я закуплю кое-чего для хозяйства. А потом к своим родным схожу. Небось, не прогонят меня? Помогут? Хоть немного денег, да дадут. Мы с тобой эту землю продадим, домик в городе купим. И заживем спокойно.
Марта подозрительно покосилась на меня.
— Если тебе родня поможет, — произнесла она, — то я-то тебе тогда зачем? Ты и без меня справишься.
Я вздохнула.
— Родня-то моя тоже не особо богата, — пробормотала я стыдливо. — И даже если помогут, то сколько мне ждать, пока они деньги найдут? Недели две? Месяц? А жить-то я у тебя буду. Под твоим кровом. Ну, а если повезет, и дом куплю, то как не отплатить тебе добром? Как в этом болоте оставить?
— А чего ж ты обратно в семью не вернешься? — спросила Марта.
— Ах, зачем ты спрашиваешь!.. Знаешь же — я сбежала. Герцог искать меня станет. Разве могу я их подвергнуть опасности? Герцог найдет — отомстит страшно. Нет, я не могу так с ними поступить.
— А со мной, стало быть, можешь?
Я горько усмехнулась.
— У тебя искать не станут.
Глава 12
Похлебка получилась отменной. Хоть и без мяса.
Корешки разварились, ну точь-в-точь как картошка. Суп забулькал, лопая с чавканьем пузыри густого варева.
Запахло приправами, да так вкусно, что слюнки потекли.
Грибы придали похлебке лесной аромат и тонкий приятный вкус.
А мелко порубленная свежая зелень украсила наше незамысловатое варево.
Марта, хоть и поела до этого яиц, а все же с жадностью накинулась на этот суп.
Я ее миску наполнила до краев, и она ела торопливо, не дожидаясь, пока остынет, обжигаясь.
Я свою порцию яиц отложила, не стала есть.
Я не так голодна, как Марта. Ей нужнее.
Уснула она, не доев и не дождавшись чаю.
Прямо за столом, так и сжимая ложку в темной натруженной руке.
А я, заварив снова чаю из ягод, накрыла ее старой шалью и уселась за столом, подумать, как быть дальше.
Тяжелые мысли одолевали. Хотелось ухватиться руками за голову и бежать, бежать прочь.
Только вот куда?
Может, мельницу восстановить?
Я осмотрела висящие под потолком хижины травы и сухие коренья.
— На это не то, что мельницу, — пробормотала я, — даже этот домик не восстановишь. Все же, придется просить помощи у родных.
Но идти к ним не хотелось… по ряду причин.
Мать, когда выдавала Нику за Натана, была очень счастлива.
Такой гордой я-Ника ее никогда не видела.
Эти воспоминания жгли меня, слепили.
Для нее породниться с герцогом было большой честью.
А если я явлюсь к ней сейчас…
Реакцию ее боюсь предугадать. Кричать — это самое малое, что она будет делать.
Вероятно, попробует поколотить меня.
Но одно я знаю точно: мое скромное приданое, что она собирала, герцогу она не отдала. Да какое там приданое — он сам за меня заплатил. Дорогими подарками, украшениями и платьями.
Так что я вправе потребовать свое приданое. Оно мое. Мне предназначено.
На первое время, чтоб не умереть с голоду, хватит. А потом посмотрим.
