Прижала руки к животу инстинктивно.
Что, избавиться от ребенка?
Мечтать о нем, получить, наконец-то, возможность родить — и убить?
Да никогда этого не будет!
Старуха кинула на меня огненный взгляд через плечо.
— Ты же не из благородных, — ответила она. В ее голосе слышался страх. — Я это вижу. А понесла от герцога!
— И что же! — выкрикнула я, подскочив на ноги.
Клянусь, я бы огрела старуху кочергой, если б она посмела приблизиться ко мне со своим тошнотворным ядом.
Я чувствовала, как пахнут травы в ее руках.
Тонко, пряно и… тревожно.
От их аромата ужас накатил на меня волной.
Я почувствовала, как плечи сводит от желания ухватить что-то потяжелее и колотить бабку до тех пор, пока она не прекратит двигаться.
Но я сдержала этот порыв.
Только убийства мне не хватало!
Бабка испуганно замерла, уставившись на меня так, словно я одержима дьяволом.
— Это он тебе велит убить меня, — прошептала она в страхе.
— Не говори глупостей, — рявкнула я, скрывая свой ужас. — Ничего он мне не велит. Но если ты попытаешься напоить меня своей отравой, я тебе самой ее волью! Не тронешь меня — и я тебя не трону! От ребенка я избавляться не стану. И это не обсуждается!
Старуха всплеснула руками.
— Да что ж ты глупая такая! — ахнула она. — Ну, понятно — молодая, наивная. Но про мерзости, что творят аристократы, слышала?
— Не только слышала, но и видела, — глухо ответила я. — Отчего, думаешь, сбежала?
Старуха снова всплеснула руками.
— Так чего ж упрямишься-то? Думаешь, твой ребенок будет каким-то другим?
— Думаю, будет, — твердо ответила я. — Все зависит от воспитания. Каким человеком я его выращу, таким он и будет. Честным человеком. Тружеником.
Старуха снова покачала головой, не соглашаясь.
— Не-ет, — протянула она недобро, щуря глаза. — Дети аристократов в бедности не живут. Не выйдет из него ни ремесленника, ни торговца. Он свое все равно возьмет. Скорее, в разбойники и душегубы подастся. Кровь у него горяча будет. И воспитать его сможет только тот, кто сильнее. Этот ребенок — как норовистый конь. Почует слабину, дрожащую руку — скинет. Да и убить сможет, если мешать ему будешь. Этого ты хочешь? Это же чудовище. Если ему будет надо, оно иссушит твое тело и выпьет всю кровь.
Приплыли.
Я чувствовала, как меня трясет от этих слов.
Слова старухи так же ужасны, как вердикт врача, который находит у малыша в утробе матери уродство.
Несовместимое с жизнью или калечащее настолько, что лучше б малышу умереть.
И перед матерью встает ужасающий выбор.
Встал он и передо мной…
Мне хочется во все горло кричать: «Нет!»
А затем проснуться и очутиться дома, в своей постели, под боком у Стаса…
Только ты разве забыла, что с тобой сделал Стас?
Вот так мечта о материнстве разбивается об жестокую реальность?
Хотела сказать, выкрикнуть, что все это суеверия и легенды, страшные сказки, что передают из уст в уста.
Но каким-то шестым чувством понимала: не сказки.
Старуха правду говорит.
И мой ребенок родится если не безумным одержимым, то…
Таким же неуправляемым и жестоким, как Ивар.
И что я с ним буду делать?!
Свекровь позволяла Ивару вести себя так, как он пожелает.
Да и кто б ему слово сказал. Он же отпрыск старого герцога.
И совсем по-другому спросят с моего ребенка. С ребенка нищенки…
Но… предать? Убить его сейчас? Вытравить?
«Это он тебя спас. Вынес. Жить хочет», — прозвучали в ушах слова старухи.
И я приняла решение тотчас же. Словно в омут с головой бросилась.
— Значит, буду сильной, — ответила я резко. — Ты сама сказала — он меня спас. Спасителя своего убить в благодарность? Нет.
— Ну а если он вздумает разыскать своего отца? — не унималась старуха. — Это не тот человек, то которого ты сможешь сказочками об умершем муже. Это отродье чует родных. И никами побоями ты его с дороги не свернешь! Только если он будет чуять твою силу и принимать ее крепче своей. Но как ты, маленькая глупая девчонка, сможешь с ним управиться? Герцогский ребенок! Наверняка он и физически будет сильнее тебя. Ох, наполучаешь ты оплеух и тумаков от своего отродья!
— Управлюсь, — процедила я, упрямо сжав зубы.
— Да пойми ты! Это будет не тот человек, с которым ты сможешь жить в тишине и покое! Он всегда будет на виду! Он выдаст тебя, по нему тебя и найдут, и накажут!
— Думаю, когда это случится, когда он вырастет, я буду уже не просто запуганной девчонкой, — ответила я. — И смогу за себя постоять.
Старуха снова поморщилась.
— С твоим украшением, — произнесла она с сожалением, — ты, может, и разбогатеешь. Наверняка разбогатеешь, если тебя покупатели не обманут и не убьют. Только этого мало. Для него — этого будет очень мало!
— Значит, придется добиваться большего, — упрямо ответила я.
— Хваткая, упрямая, — пробормотала старуха. — Ну а с магией, что течет в его жилах, ты как управишься? Что делать будешь?
Я опешила.
— С какой магией?
— Ну да, с магией. Тебя что, не удивляет, что крохотный человечек внутри тебя сумел спасти тебе жизнь? Вынес из бурного холодного течения? Это, считаешь, ничего не стоит?
— Я ничего не слышала о магии аристократов, — пробормотала я.
— Они и сами, наверное, уже не слышали. Или не говорят о ней. Только она есть. И недобрая, ох, недобрая! И неуправляемая. Аристократы ведь чудовища. Кто знает, что за существа отплеснули им эту магию в кровь? Безжалостные, хитрые... Разве ты не знала?
Я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и унять сильно бьющееся сердце.
Зачем она пугает меня?
Впрочем, она и сама напугана.
Ей ведь предстоит жить со мной под одной крышей.
Со мной и с тем, кого я ношу во чреве…
— Я все равно оставлю его, — решительно ответила я. — Понимаю, это большой риск. И если ты сейчас велишь мне уйти, я пойму. И уйду. Только отогреюсь. Но ребенок во мне безвинен. Убивать его? И чем тогда я буду лучше тех чудовищ, о которых ты толкуешь?
Старуха покачала головой.
— Это опасно, это очень опасно! —застонала она. — И отчего ты так упряма? Сильно мужа любишь? Даже убежав от него, все равно любишь?
Я опустила взгляд.
Сердце мое сжалось от боли снова.
Я припомнила, как Натан ласкал Иду.
Как деловито обсуждал с ней мою смерть, и душу словно тупым ножом резали.
Мучительно, долго, безжалостно.
Так больно, что хотелось орать и вырываться из плена этих воспоминаний.
Но этим же самым ножом не только калечили мне душу.
Любовь мою к Натану отсекли надежно и полностью.
— Нет, — ответила я твердо. — После того, что он сделал… после того, как узнала все… Больше не люблю. А вот ребенка люблю. Только его. Хочу его больше жизни.
— Что ж, — вздохнула старуха. — Надеюсь, он припомнит тебе эти слова и твою любовь. Только что ты станешь делать, если он подавит твою волю и вовсю станет тобой вертеть? Будто ты и не человек вовсе, а кукла на веревочке? А потом родится и отторгнет тебя, как ненужное?
Глава 10
— Да что ты заладила, — голос мой окреп. — Он еще не родился и не сделал ничего дурного, а ты его уже готова изничтожить! Рот-то закрой! С герцогиней разговариваешь все-таки! Вот передумаю, вернусь к мужу и расскажу, как ты тут его ребенка убить хотела. Попляшешь тогда, — пригрозила я.
Но, разумеется, я бы так никогда не поступила.
Ни за какие блага мира я не вернусь к Натану.
Даже если он раскаеся.
Даже если он одумается и захочет принять меня как жену…
Впрочем, не одумается, одернула я себя.
«Не смей даже на секунду думать о нем так хорошо! Ни на миг! Он не заслуживает доверия! Не верь никому — и тому, кто предал, в первую очередь! Никогда не верь!»
— Вот как заговорила! — бабка, вопреки моим ожиданиям, не испугалась.
Чуть не в драку полезла.
Она так же, как и я, чувствовала: герцог Ла Форс — это не тот человек, который примчится на помощь и станет защищать меня от врагов.
