Тяжело вздохнув, я поднялась.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, решила немного прибраться.
Ведь жить в таких условиях невозможно.
А еще и беременность…
Эта мысль окатила меня словно кипяток.
Ребенок!
Ему-то в сырости, грязи и холоде и вовсе жить нельзя!
К тому же, мне не пустой похлебкой с грибами надо питаться, а хорошими и свежими продуктами!
— Значит, надо постараться и выбраться из этой нищеты!
Марта у стола храпела, раскрыв рот.
Я сняла свое роскошное ожерелье из рубинов, вынула из ушей серьги.
Оторвала от юбки лоскут, завернула драгоценности и припрятала их за потолочной балкой. Там надежнее будет.
От ручья притащила ведро воды. Часть ее плеснула в большой котел — греться.
А сама принялась метелкой из лесных веток выметать сор и пыль из дома.
Обмела все стены и потолок, убирая паутину и пристроившихся там пауков.
Щеткой тщательно соскоблила всю въевшуюся в стены пыль, копоть от печи, золу.
Саму печь тоже тщательно обмахнула своим веником. Почистила оранжевую кирпичную кладку щеткой. Смела золу и обломки дров.
От старости кирпичи стали округлыми, как свежевыпеченные буханки хлеба, утратили острые углы и края.
Они были нагреты, и касаться их руками было приятно.
— Побелить бы, — пробормотала я, сгребая мусор в большой совок. — Ну, да не все сразу. Потом обязательно побелим!
Вымела сор из всех углов, с деревянного пола, — солому, обломки сухих трав, — и кинула в печь.
Вода в котле закипела, я долила ее в ведро с холодной водой.
Снова оторвала от юбки небольшой лоскут ткани и плеснула горячей воды на подоконник.
— Сейчас здесь будет светло и уютно…
Пока намывала окно, протирая на десять раз стекла, проснулась Марта.
— Что это ты такое творишь? — подозрительно спросила она.
— Разве не видишь — мою твой дом, — весело ответила я.
— Ох, — Марта всплеснула руками. — Давненько у меня чисто не было…
— Ничего! Сейчас будет! — пообещала я. — Раскрой-ка дверь пошире, пусть проветрится.
— Тепло все выдует, — сварливо заспорила Марта.
— Еще натопим. Я присмотрела большую кучу валежника. Позже схожу туда, нарублю дров.
Окно я отдраила так, что оно засияло на солнце.
Деревянная рама оказалась из черного благородного дерева с красивыми разводами. На широком подоконнике можно было б горшки с цветами ставить.
Закончив с окном, я переместилась на стол.
Убрала грязную посуду, развела немного щелока и плеснула на столешню.
— Сейчас отмоем так, что будет как новенькая!
Марта неуклюже засуетилась.
— А я-то, — бормотала она. — А мне-то что делать?
— Ты знаешь что, — я даже остановилась, перестала яростно тереть щеткой стол. — Собери-ка в корзинку травки. Да каждую увяжи в тряпицу! Потом скажешь мне, где какая, я подпишу. И завтра пойду, продам их.
— Ох, да мало их, мало! — бормотала Марта, снимая сухие травы.
— Может, покажешь, какие травы можно сейчас рвать? Я б сходила, набрала еще.
— Ну да, можно и нарвать, — ответила Марта, копошась в корзине.
Я оттерла стол, лавку, старый деревянный стул, похожий на трон, сколоченный из серых досок.
С мелким песком помыла пол, несколько раз сбегав к ручью за водой.
И тот оказался не серый, а приятного коричневого цвета.
Доски были покрашены крепкой морилкой.
Старый протоптанный порог я мыла особенно тщательно, через порог выбрасывая вон все беды. Примета такая.
Обмела его щелкой, все щели повымела. Промочила водой со щелоком и тщательно промыла чистой водой.
И в доме стало очень хорошо.
Свежо, а не холодно.
Я перемыла посуду в кадке под окном. Всю. Даже ту, которой мы не пользовались, и которая, судя по всему, стояла и пылилась на полке давно.
Отыскав старенький топор Марты, сходила к валежнику и нарубила огромную охапку сушняка. Перевязала ее веревкой, взвалила на спину и почувствовала, что тяжело.
Немного надавило на живот.
Но новое тело было крепким.
Я с радостью отметила, что не почувствовала ни единого знакомого признака, который говорил бы о выкидыше.
Я просто сильнее ощутила свою… заполненность.
Именно так.
Теперь я почувствовала себя полноценной женщиной.
— Ого, — усмехнулась я. — Надо бы поберечься. В следующий раз это будет вязанка полегче.
Я неторопливо вернулась в домик, где поджидала меня Марта.
Старуха сидела у выскобленного стола, сложив руки на коленях, и чуть не плакала.
— Ну, что теперь-то? — удивилась я, скидывая вязанку у печи. — Замерзла? Сейчас разведем огонь, согреешься. Да не так уж холодно теперь. Просто свежо.
— Я думала, — еле вымолвила старуха, — что ты меня оберёшь и бросишь. Думала — последнее отнимешь. А ты вон обо мне заботишься…
Дальше она не смогла говорить. Слезы ее душили.
— Ну что ты, — и мой голос дрогнул. — Как это — оберёшь? Я же сказала, что за кров над головой отплачу. А если что и возьму, то заплачу за то. Работой или деньгами, но отдам. Я же не вор, и не разбойник.
Марта только рукой махнула и слезами залилась.
— Что ж ты плакса такая!
Я обняла ее и почувствовала, как она вздрагивает.
— Ну все, не плачь. Давай лучше травами займемся, — сказала я как можно более беззаботно. — Завтра ведь мне с ними на рынок идти!
Глава 13
Ночь я спала как убитая.
На голой лежанке, без перин и мехов.
А поутру проснулась, чуть свет.
Марта уже хозяйничала у печи, растапливала ее, подкладывая в огонь нарубленный хворост.
— Одевайся давай. Я там отыскала одежку посвежее, тебе как раз подойдет. Сейчас поедим, — оптимистично сказала она, поставив на огонь котелок с остатками грибной похлебки, — и пойдем травы наберем. Сейчас в силу входит одна травка, для женщин очень полезная. Красоту вернуть, женское здоровье поправить. Ее много растет. Нарвем ее, с нею и пойдешь.
— А ты сегодня настроена куда веселее, — ответила я, поднимаясь. — Вчера говорила — не смогу, не дойду. А сегодня первая рвешься в лес!
— Так на сытое брюхо всегда веселей живется! — засмеялась Марта. — Силенок после еды прибавилось! Чего б и не сходить в лесок!
Пока я надевала ее старое, но опрятное платье и заплетала косы, Марта накрывала на стол и заваривала чай из остатков ягод.
Остатки разогретой похлебки мы поделили поровну.
Она пахла еще вкуснее, чем вчера, стала гуще, ну, чистая каша.
— Жаль, хлеба нет, — посетовала Марта, разливая по чашкам жирно чавкающее горячее варево. — Ну, да ладно. Будет еще.
Яйца я хотела отдать Марте, но она тоже их поделила и придвинула мне.
— Ешь, — строго сказала она. — Теперь тебе нужно.
И она стрельнула глазами на мой живот.
— Спасибо, — с теплом произнесла я.
Все-таки, Марта смирилась с моим решение оставить ребенка.
Приняла — если не его, то меня.
После завтрака я занялась уже собранными для продажи травами.
Они были аккуратно увязаны в тряпицы, пучками.
Я на тряпочках только написала угольком, какая трава от чего.
— Это вот от ломоты в костях, — диктовала Марта, — а эта от судорог. А вот с этой аккуратнее. Это яд. Крыс хорошо травить, да опрыскивать грядки от личинок.
Мы все аккуратно сложили в большую корзину, с которой Марта раньше ходила на рынок.
— Ну, теперь за новой травой идем! — нетерпеливо скомандовала Марта. — Лопатку вон прихвати, там с корнем требуется выкопать. И вот эту корзину возьми, маленькую. Сразу-то много корней не возьмем.
— Почему? — удивилась я. — Ее мало? Она редкая?
— Не редкая, — ответила Марта, прихватив свою палку. — Но не всякий куст подойдет. Нужно, чтоб он был здоровый и сильный. Червями не поточенный. Иначе какое он здоровье даст, если сам нездоров?
Марта, несмотря на слабость, тоже взяла корзинку.
— Кореньев съедобных накопаю, — бормотала она, неспешно шагая по тропинке. Я поддерживала ее под руку, и Марта почти не вспоминала о своей хромоте. — Да, может, тоже грибов найду…
