Наши Кубки Равновесия почти соприкасаются. Фиакр наклоняет свой и переливает в мой немного вина. Не проливает ни капли, кто б сомневался!
Несмотря на волшебную и неожиданную легкость, даже невесомость Кубка, руки мои немного дрожат. Решающий вдруг кладет свою правую ладонь на мои руки и помогает мне наполнить его Кубок частью моего вина.
— О! Ах! — разносится в переполненном зале.
«Бомонд» поражен, видимо, Фиакр сделал что-то необычное. Брови моего отца взлетают вверх, губы улыбаются. Мамины глаза наполняются слезами. Их Величества начинают громко аплодировать. Император Раймунд откровенно доволен. Елена мягко прикусывает идеальную нижнюю губу идеальными верхними зубками. То ли волнуется за меня, то ли прячет улыбку, а может быть, насмешку.
— Отпейте из своих Кубков! — громогласно командует Раймунд.
Так громко говорить нет никакой надобности. Тишина практически абсолютная. Присутствующие, кажется, даже не дышат.
Черные глаза Фиакра горят каким-то странным внутренним огнем. И вообще он какой-то слишком взрослый, слишком «мужской», слишком… страстный. Он медленно, слишком медленно делает глоток из своего Кубка, удерживая мой взгляд. Решающий смущает меня таким неожиданным откровением. Я осторожно отпиваю первый глоточек терпкого вина. Оно приятно своим сладким бархатным вкусом.
Разговор двух взглядов продолжается. Кажется, что Фиакр уже рассмотрел меня всю в золотом платье Ребекки, которое вдруг кажется мне абсолютно прозрачным и вообще отсутствующим на теле. Но это только кажется. На самом деле он не отрывает взгляда от моих глаз и на платье совсем не смотрит.
Чувствую себя странно, неуютно и уютно одновременно. Как будто в дверную щель подсматриваю, какой фильм смотрят мои родители по телевизору, выставившие меня в детскую из большой комнаты. В детстве меня немедленно удаляли от экрана, если герои начинали целоваться, не говоря уже обо всем остальном. Меня же эти экранные поцелуи необычайно волновали, заставляли мечтать о таких же. Например, с Виталькой из параллельного класса. Высокий, красивый, спортивный. В него была влюблена армия девчонок от начальной школы до выпускных классов. Именно его я выбирала в своих снах для волшебных поцелуев. В них он был и принцем, и пиратом, и рыцарем.
Смешно… Мои родители оказались не теми, кем были для меня. А Виталька, который не обращал на меня внимания, сейчас бы точно облез от зависти.
Господи! О чем я думаю?! Правильно. О чем угодно, только не о том, что мурашки ползут по телу, что щеки пылают, что огонь его глаз прожигает насквозь и смущает меня, словно я все та же влюбленная школьница.
В глубине глаз Решающего я вдруг вижу… себя и его… поцелуи, объятья, шепот на ухо, его рука на моей спине… Голой спине!
— Глотай! — шепчет отец. — Держи взгляд!
Держу, как могу. Не могу… В этом взгляде между нами уже то, что и описать нельзя без маркера плюс восемнадцать. Я опускаю взгляд в содержимое Кубка и делаю второй глоток. Куда исчезли его бархатистость и сладость? Во рту у меня нечто кислое и вязкое.
— Уф… — в панике шепчет мама.
— Госпожа! Вы отвели взгляд! — громко, но мягко говорит Его Императорское Величество и обращается к Решающему. — Мы ждем вопроса, Ваше Высокопревосходительство!
Да. Отвела. И что? Там… там… эротика плавно переходила в фильм для самых-самых взрослых… Конечно же, я их видела. Но не с собой же в главной роли!
— Что он тебе показал? — мама не на шутку паникует. — Напугал?
— Пообещал кое-что… — бормочу я в ответ. — О чем он спросит?
— О чем бы ни спросил, — вздыхает отец, — ты ответишь только правду.
Ага! Сейчас! Мне уже не стыдно, мне снова смешно. Вернулись «фишки» невесты.
— Ваше Высокопревосходительство! — терпеливо, но настойчиво напоминает Раймунд.
— Каково ваше заветное желание, госпожа Николетт? — хриплым голосом спрашивает Фиакр меня, а я пытаюсь избавиться от ощущения, что выпила бражку с соседом-алкоголиком Петькой со второго этажа, добрым, умным и совершенно пропащим молодым человеком.
— Можно закусить? — совершенно серьезно спрашиваю я родителей, хотя Петька никогда не закусывает — «Закуска градус крадет!»
Отец закатывает глаза.
— Твое воспитание! — ворчит он, обращаясь к матери.
— Наше, — миролюбиво поправляет его мама. — Люба… Николетт… ты должна ответить жениху.
— Я всем должна, — вздыхаю я расстроенно.
— Каково ваше заветное желание, госпожа Николетт? — повторяет Фиакр.
Не чувствую никакого влияния бражки на честность.
— Вернуться домой, в мой мир, — отвечаю я.
— Почему же согласились на венчание? — тихо спрашивает Решающий, чем-то огорченный. — Если вы не пылаете страстью к жениху и не чувствуете ничего к этому миру?
— Я чувствую вину и ответственность за вашу жизнь, — быстро отвечаю я.
— Ответственность? — в тоне Фиакра растерянность и что-то еще.
— Я узнала, что вы можете погибнуть у Алтаря, если невеста будет не та, — дружелюбно рассказываю я.
— Вы беспокоитесь за мою жизнь? — грустно усмехается он.
— Конечно! — ласково отвечаю я. — Вы мне не безразличны. Вы тот, с кем я здесь провела больше времени, чем с месье Бошаром. А он Хранитель меня, то есть мой Хранитель, если что…
— Значит, вы жертвуете своим заветным желанием? — Фиакр хмурится.
— Это не вопросы, а допрос, — тихо возмущаюсь я. — Я ответила.
— Ответьте и на этот на этот вопрос, — настаивает он.
— Не то чтобы жертвую… — я подбираю слова. — Просто это для меня самое важное и нужное. Как-то так… Надо… Пришлось выбрать — и я выбрала.
Теперь хмурятся все. Все Величества, все придворные и все родители. Вернее, оба моих родителя.
— Я удовлетворен! — строго, даже жестко говорит всем Решающий.
— Церемония окончена! — провозглашает Император Раймунд. — Сделайте последний глоток, чтобы завершить ритуал!
Мы с Фиакром одновременно глотаем вино. Оно снова сладкое и приятное на вкус.
— Почему все так недовольны моими ответами? — интересуюсь я у мамы, когда мы уходим из зала в родительскую комнату дворца.
Родители спокойны, но не так воодушевлены и бодры, как перед церемонией.
— У всех появились сомнения, — тихо объясняет мама.
— Да, — кивает отец. — лучше бы ты выдержала взгляд.
— Ну, пусть сомневаются! — бодро говорю я. — Я сказала так, как чувствую и понимаю. Можно было магией мое вино и не бодяжить.
— Дорогая… — мама усаживает меня на кушетку. — Мы понимаем, что для тебя всё происходит слишком быстро, слишком… непонятно. Я, как себя вспомню, в ужас прихожу, понимая, что именно ты испытываешь! Но ты сделала верный выбор. Даже если он огорчил Его Высокопревосходительство.
— Огорчил? — не понимаю я. — Чем? Я согласилась идти к Алтарю. Добровольно.
— Добровольно — это не всё, — тихо говорит отец. — Но огорчиться ему было от чего…
Я смотрю на родителей и снова задаюсь теми же вопросами.
— Как?! Мама! Как ты так быстро привыкла к этому чужому для тебя миру? — нервно спрашиваю я.
— Мой мир там, где мой любимый мужчина, — как-то совсем просто, не пафосно отвечает мама. — И потом… к встрече с этим миром твой отец готовил меня больше двадцати лет…
— Почему же вы не готовили меня? — такой логичный и такой простой вопрос я задаю родителям впервые.
Они смотрят на меня почти виновато. Почти.
— А ты бы нам поверила? — грустно смеется отец.
— Кому-то одному — нет, — соглашаюсь я. — Но вам обоим я бы поверила. Не сразу, но поверила бы.
— В том мире поверить в это — обречение на сумасшествие, — мягко говорит отец.
Давно в его голосе не было такой нежности ко мне.
— Ты жила бы в постоянном стрессе, — мама целует мои руки. — Верила бы нам — и не верила. И жили бы, как три сумасшедших.
— Хватить обсуждать, что было бы, — хмурится отец. — Важнее, что будет.
— А что будет, папа? — устало спрашиваю я. — Что будет?
— Венчание у Алтаря. Обмен энергией. Победа Магмы над Тьмой. Надолго. Если не навсегда, — четко и быстро отвечает отец, сразу понятно, что именно в такой последовательности ему и представляется мое и наше будущее.
