Загадка башни (СИ) - Коган Мстислав Константинович

Поднять лезвие вверх. Задержать его на долю секунды. С силой опустить вниз. Железо скрежещет о железо. Но теперь в гул удара вплетается новый звук. Влажный, хруст шейных позвонков. Тварь с биллхуком неуверенно покачивается, затем начинает медленно оседать на землю. Но на её место тут же приходит другая. Та самая, которой я несколько ударов назад пробил глазницу. Подхватывает биллхук и вновь замахивается им. Твою мать, эти твари совсем неубиваемые что-ли⁈

Руки начинают болеть. Дыхание давно сбилось. С мокрого подшлемника на лоб начинают стекать первые капли пота. Мертвецов не становится меньше.

Шаг вперёд. Удар. Хруст дробящейся кости. Рывок назад.

Шаг вперёд. Удар. Треск рвущейся ткани. Рывок назад.

Шаг вперёд. Удар. Скрежет металла о металл. Рывок назад.

Мир вокруг начинает темнеть. Сужается то узкой полоски, прямо передо мной. До небольшого пространства, видимого поверх щита бойца первой линии. В ушах шумит кровь. Руки гудят от напряжения. Лезвие раз за разом втыкается в мёртвую плоть. Иногда прокалывает ржавые кольца кольчуг или ткань старых гамбезонов. С треском разрубает мёртвую плоть. Но почти всегда безрезультатно. Мертвецы замедляются лишь на несколько мгновений. Некоторые роняют оружие. Другие, падают на землю, но тут же вновь начинают подниматься на ноги. Нельзя останавливаться.

Шаг вперёд. Удар. Рывок назад.

Поднять вверх. Рвануть вниз. Выдох.

Шаг вперёд. Удар. Рывок назад.

На моего бойца обрушивается сразу несколько ударов с разных сторон. Остриё полекса скребёт шлем. Лезвие гвизармы режет кромку щита. Остриё биллхука высекает искры из кольчужного воротника. Он отшатывается назад, едва не выпуская щит из рук. Мотает головой, пытаясь хоть немного прийти в себя. Его движения становятся вялыми и неуверенными. Удары, раз за разом обрушивающиеся на него медленно но верно делают своё дело.

Шаг вперёд. Удар. Треск разрываемой плоти. Рывок назад.

Поднять остриё вверх. Рвануть вниз. Скрежет металла о металл. Выдох.

Поднять вверх. Рвануть вниз. Влажный хруст шейных позвонков. Выдох.

Я уже не понимаю куда бью. Не вижу, попадаю или нет. Руки просто раз за разом опускают лезвие гвизармы на мёртвую толпу, беснующуюся за первой линией. Словно весло в мутную, густую воду, которая с каждым разом все менее охотно отпускает его назад. Мир перед глазами начинает медленно плыть. Глаза щипет пот.

Удар. Удар. Ещё удар. Ещё один.

Грохот стали, крики бойцов, рёв разъярённый нежити — всё это медленно тонет в монотонном, тяжелом стуке кровяных молотков, бьющих мне в виски. Тук-тук. Тук-тук. С каждым их ударом руки тяжелеют, наливаясь свинцом. Воздух, превратившийся в колючий наждак всё яростнее скребёт глотку. Узкая полоска мира размывается всё сильнее, превращаясь в хаотичный набор ярких пятен.

Всё. Сил больше нет. Тело подаётся секундной слабости. Останавливается, на мгновение пытаясь хоть немного перевести дух. Судорожно хватает ртом воздух, словно рыба, выбросившаяся на берег.

Я моргаю. Ещё раз. И ещё, пытаясь хоть немного восстановить зрение. Срываю с руки латную рукавицу и принимаюсь судорожно вытирать заливающий глаза пот. Оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, что вообще происходит.

Фланги медленно отходят назад, загибаясь внутрь нашего строя. Большая часть бойцов второй линии там уже лежит на земле. Некоторые — неподвижно. Другие стонут, держась за те места, куда им угодили камни. Третьи пытаются отползти, надеясь не попасть под ноги отступающей тяжелой пехоте. Весь бой пращники врага не прекращают обстрел.

Фронт полукаре медленно, но верно прогибается. Оружие бойцов второй линии, в самом начале боя обрушившее настоящий шквал ударов по строю нежити, теперь поднимаетсявсё реже. И всё меньше выпадов достигаетсвоей цели. Тяжелая пехота тоже выдыхается. Она больше не огрызаетсякороткими, выверенными выпадами фальшионов и кацбальгеров, калечащими противника. Лишь прячетсяза тяжелыми башенными щитами, пытаясь удержать хотя-бы некое подобие линии. Силы живых на исходе. Вот только мёртвые не знают усталости.

Враг и не думал ослаблять натиск. Его пикинёры и алебардисты, прикрываясь своей первой линией, раз за разом били по щитам, шлемам и плечам тяжелой пехоты, вынуждая нас всех отступать.

В голове промелькнула дурацкая мысль, что роковая ошибка с нашей стороны теперь — лишь вопрос времени. Промелькнула и тут же растворилась, перемешавшись с лязгом стали и тяжелым гулом кровяных молотков, всё ещё продолжавших стучать мне в виски.

А в следующий миг мой боец оступился. Подскользнулся на чьём-то распотрошённом трупе, поймал шлемом очередной удар или просто вымотался настолько, что потерял равновесие — не знаю. Не видел.

Оступился. Покачнулся вперёд, на мгновение наклонив кромку щита. На мгновение. Которого хватило, чтобы ржавое остриё чьей-то пики метнулось вперёд, вонзившись ему в глазницу. Боец замер. Стоял неподвижно несколько невероятно долгих мгновений, будто бы не в силах поверить, что уже убит. А затем длинный тяжелый крюк, зацепившийся за его шею, одним мощным рывком выдернул бедолагу из нашего строя.

Двое пехотинцев стоявших рядом заметили это. Начали сдвигать щиты, надеясь закрыть прореху. Но не успели. Двигались слишком медленно. Были слишком измотаны.

В пролом ворвался мертвец с топором. Одним мощным ударом он отбросил назад бойца справа и уже было повернулся к левому, когда сверху на его голову обрушилось лезвие вульжа. Обрушилось, швырнуло на землю. Но на его место тут же встали два новых трупа. Я сделал шаг назад, с трудом поднял гвизарму и попытался ткнуть одного из них в шею. Но не попал. Удар пришёлся в грудь, вынудив упыря лишь отступить на полшага назад. Он зарычал. Обхватил остриё гнилыми пальцами и рванул его на себя, чуть было не выдрав древко у меня из рук.

Боец первого ряда справа попытался достать второго, но в следующий миг в его щит вцепился крюк и выдернул того из строя. В пролом тут ворвался ещё один боец нежити. Ворвался и одним ловким ударом всадил длинный трёхгранный кинжал под край шлема ближайшего пехотинца.

Барон отскочил назад. Рубанул того полексом. Попал в плечо, отбросив того на землю. Но его место тут же встали сразу три новых урода, окончательно разорвав наш строй. Сил, чтобы заткнуть эту дыру у солдат попросту не осталось. А мертвецы? Мертвецы не знали усталости.

Глава 5

«Боевое крещение»

Один из моих бойцов, стоявший в трёх позициях от прорыва, внезапно попятился. Первый шаг был робкий. Медленный. Едва заметный. Второй уже шире. Третий ещё шире. Его руки, сжимавшие древко вульжа, разжались. Оружие выскользнуло из его ладоней и с глухим шлепком упало в жидкую грязь. Губы судорожно что-то прошептали. Слова, слетевшие с них разрезались о лязг стали на множество лоскутов. Рёв, крики и стоны десятков глоток разметали их по полю боя. Единственное, что сумело добраться до моих ушей. Короткое и лаконичное слово «Жить».

Солдат сделал ещё шаг. И повторил свои слова чуть громче. Словно бы убеждая себя в правильности своего выбора. «Я хочу жить» — слова на мгновение повисли в воздухе, прежде чем утонуть в гуле боя. Несколько человек стоявших рядом тоже остановились и начали оглядываться по сторонам, пытаясь понять, кто это сказал. Сам же солдат медленно, словно бы всё ещё не был уверен в собственном решении, повернулся. Замер на одно бесконечно долгое мгновение. И сорвался с места в сторону леса.

Сделал шаг. Другой. Третий. Подскользнулся. Упал. Громко выругался и снова начал подниматься. Парни, следившие за ним попятились назад. Их вульжи и гвизармы тоже начали опускаться. Один судорожно смотрел то на меня, то на своего товарища, уже почти поднявшегося с земли. Другой неотрывно пялился на нежить, беснующуюся прямо перед первой линией и медленно, но верно отходил назад. Третий судорожно оглядывался по сторонам, пытаясь понять, что происходит.

Дезертир же встал. Рванулся вперёд. Успел пробежать ещё один шаг, прежде чем ему в челюсть впечаталась латная рукавица Бернарда. Послышался короткий сдавленный вскрик, тут же перешедший в невнятное бульканье. Дезертир упал, как подкошенный и больше не двигался.