Эмма Браун - Бронте Шарлотта

Чтобы согреться, девочка принялась бродить среди мебели и осматривать шкафы в поисках теплой одежды и вскоре наткнулась на сундук, какие используют для хранения одеял. Она откинула тяжелую крышку, но, к своему разочарованию, обнаружила внутри лишь залежи старых газет. Матильда ощупью добралась до гардероба у окна. Большие двери натужно застонали, заскрипели, но все же поддались. Пошарив внутри, она нашла наконец большое, сложенное вчетверо стеганое одеяло. Девочка забралась в шкаф, закуталась в одеяло и устроилась поудобнее. В этом тесном, пропахшем камфарой закутке она наконец согрелась, обрела покой и уединение. И вдруг какой-то голос в ее голове тихо прошептал: «Засыпай, малышка Эмма». Кто эта Эмма, Матильда представления не имела, но, должно быть, малышку кто-то любил. Слова эти несли утешение, и девочка продолжала повторять их, погружаясь в сон. Она беспробудно проспала до самого утра; сон ее ничто не потревожило, чего нельзя сказать об обитателях комнаты внизу, слышавших, как во сне она зовет мать. Крики ее леденили душу, ибо то были не мольбы, а вопли отчаяния и ужаса.

Рано утром кто-то вошел в каморку, но ничего, кроме мебели, не обнаружил и позвал девочку по имени.

Она проснулась, но решила не отзываться – пусть поищут.

– Матильда, ты здесь? Не знаю, где еще тебя искать, – итак уже весь дом обыскала.

Это никак не могла быть мисс Уилкокс: та хорошо знала, где заперла ее. Матильда приоткрыла дверцы гардероба и увидела крохотную фигурку в длинной белой ночной рубашке. Настороженная и смущенная, она выбралась из шкафа и спросила девочку, зачем та пришла.

– Как же здесь холодно! – воскликнула Диана. – Я принесла тебе поесть. – Она сунула узнице в руки хлеб с сыром и кружку молока. – Мисс Уилкокс, должно быть, ужасная злюка, если оставила тебя здесь. Я все расскажу своему отцу.

Матильда быстро расправилась с едой и поблагодарила прежнюю свою противницу, которая помогла ей, не побоявшись навлечь на себя гнев мисс Уилкокс.

– Ты храбрая и добрая. Жаль, что прежде мы с тобой не дружили.

– Так будем подругами теперь.

Матильда так тяжело вздохнула, что глубоко тронуло нежное сердце Дианы.

– Между нами невозможна дружба.

– Позволь мне об этом самой судить, – возразила Диана. – Я сама выбираю себе подруг. Им не нужно быть богатыми или красивыми. Единственное, чего я не терплю, это притворство.

Матильда вложила свою холодную ладонь в теплую руку Дианы.

– Возможно, ты мне не поверишь, но в этом наши мысли сходятся. Это старое платье мне больше по душе, чем то, в котором я приехала.

– Но почему?

– Я, как и другие дети, ношу то, что мне дают. Я приехала в этот дом не по своей воле – меня сюда привезли. Разве ты сама не предпочла бы учиться в школе, где заведены другие порядки?

Диана сжала пальцы Матильды.

– Мне нравилась прежняя моя школа, и я успешно училась. Не знаю, почему меня отослали сюда. Но довольно обо мне. Нам нужно обсудить твое положение, и поскорее, пока не появилась мисс Уилкокс. Мой отец человек занятой, но добрый. Какая бы беда ни случилась с тобой, уверена, он поможет.

– Нет, это невозможно. – Матильда покачала головой, и лицо ее приняло прежнее удрученное выражение.

– Посмотрим, – не сдавалась Диана. – Поедем ко мне на Рождество. У меня нет братьев и сестер, а после смерти мамы дома так одиноко. Ты можешь выбрать себе что-то из моей одежды. Мы с тобой почти одного роста, да и фигурами похожи. А платьев у меня достаточно – поделюсь. Ну что, поедешь со мной?

Но прежде чем Матильда успела ответить, дверь резко распахнулась и на пороге появилась мисс Уилкокс, разъяренная как фурия.

– Диана, выйди сейчас же! – бросила он сердито. – Ты знаешь, в эту часть дома вам нельзя заходить. Матильда! Что это у тебя? Ты что, украла еду?

– Это я ей принесла немного. – Диана храбро встретила взгляд обвинительницы. – Мне кажется, это не такое преступление, как морить голодом одну из ваших воспитанниц. Полагаю, отец со мной согласится, когда я все ему расскажу.

– Матильда больше не учится в нашей школе, – твердым властным тоном заявила директриса. – Существуют особые учреждения, которые берут на себя заботу о пропитании неимущих. И когда же ты собираешься поговорить со своим отцом?

– Во время рождественских праздников, – ответила Диана.

– Разве я не говорила тебе? – Мисс Уилкокс на мгновение задумалась. – Должно быть, забыла: в последние дни у меня столько забот. Ты останешься здесь на каникулы. Твой отец с мачехой решил провести праздники за границей. – Диана поникла, словно внезапно погасший светильник. – Если хочешь знать всю правду, моя дорогая – а я говорю это для твоей же пользы, – мачеха считает тебя сущим наказанием. Она уверяет, что твое общество невыносимо: ты не умеешь вести учтивую беседу, ко всему цепляешься и затеваешь споры по любому поводу.

– Это неправда, – произнесла Диана, но голос ее дрогнул и сорвался. – Моя мачеха заносчивая лицемерка.

– Из-за этой вот прямолинейности тебе и пришлось покинуть прежнюю школу.

– Я вам не верю, – всхлипнула Диана. – Мисс Стерлинг всегда призывала нас отстаивать правду.

– Я в этом не сомневаюсь, – кивнула мисс Уилкокс. – Потому-то твоя мачеха и испугалась, что ты превратишься в злобную мегеру, обреченную остаться в старых девах, и убедила твоего отца перевести тебя в заведение, где молодые девицы приобретают самые изысканные манеры. А теперь отправляйся в классную комнату и изволь читать «Письма об образовании ума» миссис Шапон. И будь довольна, что не разделила судьбу несчастной мисс Фицгиббон, которой некуда идти, ибо у нее никого нет.

Глава 7

Должно быть, не одну мисс Уилкокс удивило столь деятельное участие мистера Эллина в судьбе безвестной девочки. Мужчины, не связанные узами брака, редко питают интерес к детям, разве что с грязными помыслами, однако этот холостяк действовал вопреки обычаям себе подобных. Имея на то свои причины, он был весьма чувствителен к страданиям юных созданий. И по тем же причинам имелись у него некоторые подозрения в отношении подлинных обстоятельств жизни мисс Фицгиббон.

Он не сразу отправился в путь. Прежде ему предстояло уладить множество дел и кое с кем встретиться, как обычно бывало в эту пору года. Вдобавок мистер Эллин не любил поспешности (и конечно, ему недоставало компаса и путеводной звезды). Довольно долго он сидел за письменным столом и смотрел в окно. Капризная погода смягчилась. Небо вывесило на просушку свое грязное белье. Яркие плащи и шляпки выделялись красочными пятнами на унылом зимнем фоне, и мисс Уилкокс, суетливо спешившая куда-то по делам благотворительности в синем шерстяном платье и накидке, с маленькой корзинкой в руках, походила на павлина, намалеванного на сером холсте.

Мистер Эллин был вовсе не так ленив, как, возможно, полагали его недоброжелатели. Отрешенный, словно бы обращенный внутрь взгляд выдавал в нем мыслителя. Когда фигура мисс Уилкокс оживила бесцветный зимний пейзаж за окном, она напомнила ему яркое беспокойное насекомое. Если он был с ней излишне резок, то не из неприязни – его заботила судьба девочки. Он понимал: мисс Уилкокс другой и быть не могла. Дама эта вполне соответствовала своей роли в обществе, хоть сама и думала иначе. Она принадлежала к породе тех, кто привык обходиться тем, что имеют. Если она сметала на пути все, что могло помешать ей достигнуть заветной цели, то лишь следуя побуждениям своей натуры. Мистер Эллин не испытывал к ней вражды, напротив – восхищался ею, даже приклонялся перед ней. Впав в бедность, она не искала жалости и не предавалась отчаянию. Мистер Эллин не сомневался, что из лоскутьев, оставшихся от былого ее положения, она сумела сшить довольно прочное одеяло.

Когда вид из окна наскучил, он обратил свой взгляд на кабинет. Комната эта отличалась от гостиной, которую он недавно покинул, столь разительно, как только можно себе вообразить. То, что стены здесь были выкрашены в невзрачный бурый цвет, не имело особого значения, поскольку бо́льшую их часть скрывали полки с книгами и бумагами. В расположении их не было какого-либо определенного порядка, но мистер Эллин расставлял их по своему вкусу и разумению, что доставляло немало мук его экономке, которой строго воспрещалось перекладывать содержимое полок, дабы придать им более благообразный вид. Коричневое кожаное кресло внушало уважение скорее благодаря долгой своей службе, нежели внешнему виду. Что же до письменного стола, судить о его достоинствах и недостатках не представлялось возможным, ибо он скрывался под грудами всевозможных бесценных вещей: географических карт, журналов, газет и писем. Коричневые бархатные шторы отделяли этот мир разума от земного мира снаружи. Мягкий свет медной лампы придавал романтическое очарование суровому мужскому обиталищу, и здесь мистер Эллин блаженствовал, словно кот на теплой печи.