Тайны камня и воды (СИ) - Тарьянова Яна

«Ничего, — утешил он себя, встряхивая сонного лиса. — Доберусь еще. Не последний раз на Пустошь выхожу».

Райна встретила его укором:

— Я думала, что ты пропал.

— На драконе с плетенкой далеко не пропадешь, — успокоил Даллак. — Видишь, алый камушек в центре? Ошейник не за ради красоты. И не только для того, чтоб лучше слушался. Ящерка на вплетенный камень прилетит. Промахнуться не сможет. Стражу приведет, если сборщик загулял, или налево свернул. Или целителя — если всадник ценный. Или трупы отыщет. Если, конечно, плетенка уцелела.

Райна передернулась, обхватила плечи руками.

— Выгулял? — спросил подошедший Хатол.

Даллак кивнул.

— Что там, ручей на месте? — спросил отец, подкидывавший на руке мешочек..

Закат фыркнул.

— Идите, погоняйте жаб, — велел Хатол. — Райна, не бойся, голем будет рядом. Если станет совсем невмоготу — говори. Вернемся в дом.

— Я не боюсь.

Видно было, что Райна привирает. Даллаку ее даже жалко стало: как это — иметь дар и жить без азарта, без тяги к приключениям? Пришлось себя одернуть. Если бы все, как один, на Пустошь рвались, было бы не протолкнуться. Много куда можно приложить магию и любопытство: плетенки для драконов и крылатых ящериц, изучение старинных манускриптов, разгадывание найденных на Пустоши диковин. Малые амулеты — те, которые нагревались рядом с рощей кристаллов — сотворили по подобию жемчужных оплеток на трезубцах водяников. А в плетенки для драконов добавляли ремешки из головных уборов людей-птиц. Кто-то же это вызнал и придумал. Облегчил жизнь сборщикам. А вот, кстати… похоже, у отца ремешки в мешочке. Неужели решил ошейник дракону Хатола поправить? Райна же говорила, что отец дракону не доверяет. Очень может быть, что из-за следящей бусины.

К ручью пошли впятером. Райна, Даллак, два лиса и голем. Голем Хатола к болотистому берегу, заросшему изумрудной осокой, не пошел. Встал в отдалении, на твердой земле. Закат повел белого лиса в мокрую осоку. Жабы — толстые, рогатые, темно-фиолетовые — запрыгали, зашуршали травой. Закат щелкнул зубами, поймал жабу на лету. Та лопнула с тихим треском. Из пустой, мигом высохшей шкурки выпала розовая жемчужина. Даллак разулся, полез в топь, забрал и жемчужину, и саму шкурку — в гильдии их принимали на вес, не сильно дорого, но и недешево. В мастерских их дубили и резали на ремешки для оберегов. Сейчас мало кто на жаб охотился — и дань надо сдать, и саламандры подстерегают. Даллак подумал, что можно будет сбыть шкурки через соседа. Пусть думает, что ворованные.

Райна о жабах и жемчужинах знала. Повеселела немножко, рассказала Даллаку, что это единственные чисто магические существа на Пустоши — потому, мол, ни крови, ни скелета. Просто шкура, наполненная воздухом и магией. Лисы прыгали, ловили жаб, Даллак чавкал трясиной, вытаскивая босые ноги, а Райна увлеченно вещала о способах обработки розовых жемчужин. Даллак ее едва слышал — за двумя лисами попробуй, набегайся — и собирался жемчужины вымачивать в виноградном уксусе, потому что это проще всего, но порадовался, что Райна не унывает и не трясется.

Когда на траве возле ног Райны набралась внушительная охапка шкур и пара горстей жемчужин, Пустошь решила, что они слишком хорошо проводят время. Дальний луг и часть сосняка покрылись раскидистыми дубами — тонкий саженец, с запястье Райны в обхвате, вырастал до гиганта за пять минут. Желуди осыпались на землю увесистым дождем, среди стволов появилось увлеченно раскапывающее листья и мох стадо кабанов. Одни из них приметил Даллака и Райну, грозно всхрапнул и побежал, неумолимо наращивая скорость. Лисы атаковали его с двух сторон, но не сбили с пути, а только дополнительно раздразнили. Вот тут можно было бы и испугаться, но голем Хатола спокойно поймал кабана за клык и заднюю ногу, без труда оторвал от земли, хорошенько потряс и выкинул в ручей. Пустошь поняла, что этот мастер скал ей не по зубам и вернула на место луг и сосны.

— Ого! — выдохнул Даллак.

— Пойдем домой! — попросила Райна, потерявшая интерес к добыче жемчуга.

Даллак согласился. Неохотно — он бы и еще с лисами в слякоти потоптался. Только сердце подсказывало, что Хатол все равно сейчас Райну домой отправит. Зачем упрямиться и спорить?

Он угадал. И с ошейником — отец снял его с дракона и примеривал ремешки из мешочка — и с возвращением. Им приказали идти в особняк. Голем сопроводил их до Арки, Закат проследил, чтобы они миновали Межмирье без заминок и последствий. В особняке Закат сразу отправился на кухню, а Райна помогла Даллаку разложить жабьи шкурки на бортике фонтана — на просушку. Жемчужины сгрузили в большую фарфоровую супницу. Уксус Райна пообещала разыскать чуть позже.

Вернувшийся с Пустоши Хатол велел им обедать — «отмечайте первый выход и первую добычу» — и опять засел с отцом на балконе, с бутылкой вина и какой-то книгой из библиотеки. Обед Даллака немножко утешил — кормили у скальников обильно и вкусно — а пережитые эмоции развязали язык. Они с Райной долго пересказывали друг другу страшилки про плоды Старого Дуба и ловушки Лабиринта в Северных горах. Знакомую ноющую боль в груди Даллак почувствовал на полуслове, на середине вздоха. Его лис рассеялся, оставив пятно мороси на вощеных досках паркета.

— Големы тоже... — нарушила неловкое молчание Райна. — Они перестают выполнять приказы и рассыпаются. Это называется «усталость камня».

Даллак кивнул — у любой силы были свои ограничения.

Он отправился домой в густых сумерках, сопровождаемый напутствием: «Ложись спать, меня не жди». Напутствие не вызвало вчерашней тревоги, да и голову ломать больше было не над чем. О том, что отец умел переплетать и ошейники и даже гильдейские талисманы, Даллак догадывался из обрывков многих разговоров. Особо помнилось, как к ним в дом среди ночи вломился Терновник со своим лисом и двумя бутылями сливового самогона. Перебудоражил половину квартала, разбудил отца, выложил на стол разорванный талисман и умолял хоть чуть-чуть стянуть плетенку, чтобы у гильдейских мастеров не было вопросов. Отец тогда отказался — руки, мол, уже не те. Терновник самогон не унес, посиделки переросли в трехдневную пьянку, и не вдвоем, еще куча общих знакомцев подвалила, гомонили и отца с Даллком про жизнь расспрашивали.

Чаще всего приятели спрашивали отца: «До сих пор бобылем живешь?» Советовали: «Бабу в дом возьми». Отец отмалчивался или отшучивался. Только Терновнику и Кинжалу объяснил: «Даллак уперся, как бычок на перепутье. Никого на порог не пускает, твердит, чтоб уходили. Нам, мол, вдвоем хорошо». Терновник слова принял без возражений, а Кинжал сказал отцу: «Зря ты на щенка оглядываешься. Поскулит да привыкнет, а тебе жизнь устраивать надо».

Даллак тогда действительно женщин в дом не впускал, боялся, что мачеха обживется, изгонит память о матери. И сейчас, хотя давно уже растаяли детские надежды, что мать вернется, жить рядом с чужой женщиной не хотел. Заведет свои порядки, покрикивать начнет, нарожает детей, с которыми отец будет возиться. Зачем это надо?

Засыпая, он подумал, что теперь отцу будет не до женитьбы. Если получит назад талисман, им вдвоем лет пять придется вкалывать как проклятым, чтобы долг выплатить.. А потом еще неизвестно, кто раньше женится. Может, отец, а, может, и сам Даллак.

Утром его разбудил отец. Велел позавтракать и отправляться к скальникам.

— Валун собрался в ратушу, копию дарственной заверить, потом заедет в Совет. А ты за Райной присмотришь. Развлечешь.

— Валун? — переспросил Даллак, прикидываясь дурачком.

— Сейчас подзатыльник схлопочешь, — пообещал отец.

Указание Даллак выполнил наполовину. Дома не позавтракал — еда закончилась, а готовить было лень. Зато позавтракал у скальников, сразу после того, как вызвал лиса. Слуг в особняке опять не было — Хатол отпустил — но в леднике нашелся и окорок, и крынка простокваши, а из пекарни рассыльный принес свежий хлеб, булки и калачи. Райна проявила гостеприимство: разыскала в леднике масло, принесла из кладовки мед и варенье.