Травница для орка (СИ) - Мир Ева

Я запустил стрелу на самой границе владений, чтобы от меня отвязались, но её всё равно нашли! И кто! Враг!

Вот судьба посмеялась надо мной. Это месть за то, что я не отсылал стрелу в прошлые четыре Гр’Кара’Та.

Мне досталась эльфийка.

Хрупкая. Тоненькая, как цветок.

И — красивая. Безумно.

Я знал, что должен уйти. Она же враг. Она не по мне.

И всё же… когда она осела на землю, бледная, вся в жару, дрожащая — я не мог её там оставить.

— Орк!.. — её голос сорвался, и я снова обернулся.

Ша’Каар, да что ж ты со мной делаешь?..

Я подошёл. Поднял её — лёгкую, как пух. Запах её кожи ударил в ноздри: мёд, луна, возбуждение. Она пылала. Стрела сработала. Слишком хорошо. Это не просто возбуждение — это зов. Алхимия. Магия. Божественная шалость.

Я держал её, и моё тело отвечало. Быстро. Слишком быстро.

Ты не возьмёшь её.

Ты — воевода. Не хищник.

Ты не тронешь девственницу. Тем более эльфийку.

Просто отнесёшь её к знахарке. Тар-Ширра знает, что делать, выпоит эту недотравницу, напоим сон-травой и отнесём уже здоровую на границу владений.

Так и сделаю.

И всё же…

Её грудь прижималась к моим рёбрам. Маленькие, тугие соски — чувствовал даже сквозь её рубаху. Бёдра, я чувствовал аромат её желания, она просто истекала им. Её голова покоилась у ключицы. Девичье дыхание щекотало кожу. Во сне она льнула ко мне, тёрлась щекой о мою грудь.

— Ша’Каар, за что ты так со мной — проворчал я и пошёл быстрее.

Ветер щекотал мне затылок. Луна была высокой, как око самóй Орн’Тарры, богини родов и судеб. Она, может, и одобряет, но вот я — нет.

Не прикоснусь к ней.

Я принёс её в лагерь и сразу направился к шатру знахарки. Хотел сбросить с себя это безумие. Сказать: «вот, вылечи. Сними с неё жар. Она — не моя».

Я нёс её, крепко прижав к груди, будто от этого мог хоть немного унять жар, что пылал не только в ней. В каждом её вздохе я чувствовал зов. Зов, которому должен был сопротивляться. Зов, который не имел права слышать. Она эльфийка — враг.

Лагерь раскинулся на склоне — большой, живой, дышащий. Сотни шатров, десятки костров. Пёстрые флаги кланов развевались в ночи, танцуя в ритме пламени и ветра. Здесь были лучшие воины Восточной Орды. Мои братья по крови. Мои подчинённые. Мой народ.

И в эту ночь — они не спали.

Гр’Кара’Та.

Ночь, когда стрела ведёт воина. Когда тела соединяются, а духи слышат зов.

Из некоторых шатров доносились приглушённые стоны — страстные, глубокие, рваные. Кто-то шептал молитвы Ша’Каару сквозь поцелуи. Кто-то — кричал от экстаза. Женщины и мужчины, орки и не только. В эту ночь границы стирались. Жар не знал различий, только отклик.

Я не смотрел ни по сторонам, ни на лица. Но чувствовал их взгляды. Они видели, кого я несу. Хрупкое эльфийское тело, дрожащее в моих руках. Светлая кожа, тонкие черты. Нечто чужое. И, по традиции, — моё.

Многие шокированы, ведь Вольный Ветер на то и вольный, что у меня не было женщины. А тут — эльфийка. Кто-то радовался. Кто-то — осуждал. Но никто не осмелился сказать ни слова. Потому что я был Вольный Ветер. Воевода. И потому что они знали: если бы я мог выбрать — я бы выбрал иначе.

Я шагал к шатру знахарки, крепче прижимая её к себе, будто хотел выжечь этот жар своими руками. Сказать:

«Вот. Забери. Помоги ей. Я не имею права».

Но Гр’Кара’Та шептала: «Имеешь. Сама Ша’Каар — бог силы и желания — даровал тебе это право».

И руки крепче прижимали эльфийку к груди.

У входа в шатёр знахарки меня встретил только мальчишка, ученик старой Тар-Ширры.

— Она ушла за горными травами, воевода, — поклонился орчонок. — Путь не близкий, вернётся только луны через три.

Я замер.

— Три…

— Да, Вольный Ветер. Она предупредила. Я научён варить отвар от кашля и компот для живота. Если тебе угодно — займусь твоим недугом, пока бабушки нет.

Три дня. С девственницей, под моей именной стрелой, в разгар Гр’Кара’Та.

Три дня, пока её тело будет звать, а моё — отвечать.

— Великолепно, — прорычал я сквозь зубы.

И ушёл в свой шатёр, неся её на руках. Укладывать. Успокаивать. Не касаться.

И при этом каждый мускул в теле требовал: возьми её. Сейчас. Здесь.

Я откинул полог шатра и вошёл внутрь, прижимая эльфийку к себе. Её дыхание становилось всё более прерывистым, а кожа — всё горячее. Её тело будто просилось ко мне ближе, и это выжигало последние остатки самообладания.

Внутри стоял полумрак, но я сразу почувствовал чужое присутствие.

— Ты долго, Ветер, — раздался низкий женский голос.

Я вздрогнул, выругался про себя и щёлкнул пальцами — костяные чаши на стойках вспыхнули тёплым светом.

В углу, устроившись на шкурах, сидела Гарра — широкобёдрая, пышная, знойная орчанка. Она облизала губы, глядя на меня с полуулыбкой. Верхняя часть её платья была спущена с плеч, грудь едва прикрыта.

— Я подумала, в такую ночь тебе не стоит быть одному…

Глава 4

Ша’Каар, не искушай!

Ветер

— Уходи, Гарра, — резко бросил я, крепче прижимая к себе эльфийку.

— Что? — орчанка замерла.

Я уложил эльфику на своё ложе. Она застонала во сне, выгнувшись всем телом и воспламеняя мою кровь.

— Уходи, Гарра, — повторил я медленно, чуть тише, но срывающимся голосом. — Сейчас же.

Рука эльфийки инстинктивно потянулась к моему боку. Я сжал зубы.

— Это что, и есть та, что нашла твою стрелу?.. — голос орчанки стал колким. — Эльфийка? Ты шутишь?

Я метнул в неё взгляд, от которого бы любой солдат замолчал навсегда.

— Я сказал. Уходи.

Она подняла руки, криво усмехнулась.

— Я хотела помочь, но Ша’Каар знает лучше!

Она накинула плащ и исчезла за пологом, громко шлёпая босыми ногами по утоптанной земле.

В шатре повисла тишина. Только треск углей, спасибо Гарре, что развела огонь, и дыхание той, кого я должен был избегать.

Я умылся над глиняной чашей, вытер лицо и встал напротив эльфийки.

Орн’Тарра, Ша’Каар, Грак-Марр — вы трое издеваетесь надо мной.

Я посмотрел на неё. Мягкая, тёплая, бледная. Вся дрожит, в полузабытьи. И даже так — прекрасна.

Она враг. Она — не для меня.

Но моё тело уже знало, как она пахнет. Как зовёт.

Она застонала во сне, прижимаясь к меху, грудь её поднялась. Надо её обтереть, чтобы жар спал.

Я сел рядом, намочил тряпицу холодной водой и начал протирать её лицо.

Она снова застонала. Да так соблазнительно!..

— Ты хочешь, чтобы я сорвался, эльфийка.

Ша’Каар, пошли мне сил.

Я снова окунул тряпицу в прохладную воду и выжал её над чашей. Эльфийка чуть повернула голову, и я увидел, как капля пота скользнула вдоль линии её шеи, исчезая под вырезом туники.

Снять бы с неё всё… дать телу дышать… Но нельзя. Нельзя.

Я начал с лица. Осторожно провёл влажной тканью по её лбу. Лоб был раскалён, как в лихорадку. Точно лихорадка. И ведь я знаю, как ей помочь, только вот вряд ли она обрадуется такой помощи, когда проснётся. Затем — к вискам, вдоль скул… Её кожа была бархатистой, нежной, тонкой, как лепестки белых лунных цветов, что растут у наших рек. Я почти не дышал, пока касался её. Медленно. Аккуратно. Как не прикасался ни к одной женщине прежде.

Она снова тихо всхлипнула, приоткрыла рот. Губы у неё были мягкие, влажные, цвета спелой хурмы. И когда я смахнул с уголка рта пот, то мне показалось, что она почти… поцеловала мою руку.

Не думай. Просто позаботься. Помоги ей.

Я осторожно приподнял ворот туники и провёл тряпицей по ключицам. Она вскинулась под моими пальцами, и я едва не выронил ткань. Грудь её тяжело вздымалась. Под туникой соски натянули ткань — острые, чувствительные. Мне стоило только на миг задержать взгляд — и я почувствовал, как мои собственные мышцы напряглись до боли.

— Тихо, — выдохнул я, скорее себе, чем ей. — Сейчас станет легче.

Я не раздевал её. Лишь раздвинул ворот, насколько позволяла совесть, и осторожно провёл холодной тканью по груди, избегая самых чувствительных мест. Но даже этого прикосновения было достаточно, чтобы она задышала отрывистее и изогнулась.