Травница для орка (СИ) - Мир Ева

Моё дыхание тоже сбилось.

Ша’Каар, разве ты не насытился? Разве ты не видишь, что я и так на грани?

Я опустился ниже — к животу. Поднял тунику и начал обтирать белоснежную кожу. Провёл тряпицей вдоль боков, обтер пульсирующую ямку у пупка, и в этот момент она чуть приподнялась — не в сознании. Её руки вцепились в шкуры, ноги дрогнули.

Орн’Тарра, Матерь всех женщин, пошли мне терпения.

Ша’Каар… не искушай. Не сегодня.

Грак-Марр, дай силы сражаться с собой.

Ей стало хуже.

Ясно. Значит, я сделаю, что должно.

Взял кинжал и разрезал шнуровку на её штанах.

Глава 5

Матерь-Сая, дай мне сил!

Лили

Сначала был жар.

И он всё усиливался. Кипел внутри, медленно разливаясь по жилам. Я тонула в нём, будто в горячем молоке, густом, сладком, невыносимо плотном. Всё тело было налито тяжестью. Соски — твёрдые, как ягоды, грудь — тяжёлая.

Я хотела пошевелиться — но не могла. Мои руки были слабыми, как у птенца. Только глаза с трудом приоткрылись, и я увидела — темнота. Мягкий свет от углей. И силуэт. Массивный. Сильный. Родной? Опасный?

Орк. Не бросил. Помогает.

Он сидел рядом. Его ладонь была на моём животе — шершавая и широкая, она дарила такую необходимую мне прохладу, как будто удерживала меня от распада. От взрыва. Я попыталась сказать что-то, но голос не желал слушаться. Только всхлип. Или стон.

Орк склонился ко мне.

Я почувствовала, как его рука осторожно скользнула под край моей туники, сдвигая ткань, чтобы добраться до бедра. Я вздрогнула, но не отпрянула. У меня не было сил. Только странное, чужое ощущение: доверие.

Почему?..

— Ты пылаешь, — хрипло сказал он, его голос царапнул по сердцу. — Я должен это снять. Иначе ты не выдержишь.

Я хотела спросить — что?.. как?.. Но он не дал мне времени.

Ткань стала сползать с моих бёдер, прохладный воздух касался кожи. Стало так приятно, так хорошо. Только вот внутренний жар не унимался. Не жар даже — нужда.

Моих ног коснулось влажное полотенце, спасая, облегчая мою участь. Только вот мне ужасно хотелось большего. Хотелось, чтобы его руки больше не церемонились, не были такими осторожными и нежными, такими сдержанными. Кажется, я даже вцепилась в его ладонь. Цеплялась снова и снова. И чуть ли не умоляла его продолжить. Это утром мне будет стыдно. А сейчас единственное, чего я хотела — его. Полностью.

А орк, что скала, обтирал мою кожу прохладной водой, заглушая лишь внешний жар. И распаляя внутренний.

Только когда он начал обтирать бёдра, движения его стали более решительными. Быстрыми.

— Нет… — только и смогла вымолвить я. — Ближе…

Губы.

Тёплые. Мягкие. Молчащие. Они прикоснулись к моей коже — осторожно, будто спрашивали разрешения. К щиколотке.

— Да… — выдохнула я и кажется, развела ноги.

Он начал двигался выше.

Каждый новый поцелуй — как вспышка. Как толчок внутри, в самом сердце.

Я судорожно вдохнула, когда он добрался до колена.

Это было невыносимо прекрасно.

И он начал целовать внутреннюю сторону моих бёдер.

Медленно. Почти как извинение.

Я сжалась — не от страха. Оттого, как остро я это почувствовала.

Он не спешил. Его ладонь легла мне на бедро, сжала. Крепко, но не грубо. Его дыхание касалось моей кожи. И жар — тот самый, что мучил меня с момента на поляне — начал меняться. Он больше не был болью. Он становился… другим. Нежным.

Я застонала — тихо, не в силах сдержаться. Он не остановился.

Его пальцы скользнули выше. Я выгнулась, не в силах больше лежать спокойно. Всё тело отзывалось на его прикосновения. С каждой новой лаской, каждым тёплым, точным движением он приближал меня к краю, который я раньше не знала.

Я боялась этого желания. Но боялась и потерять его.

Он целовал не спеша. Будто прокладывал путь. Поднимался по внутренней стороне бедра — туда, где было особенно чувствительно. Где кожа была тонкой, почти прозрачной. Где я никогда и никого…

Я прикусила губу, чтобы не застонать. Но звук всё равно вырвался. Тихий. И сладкий.

Он остановился.

Я чувствовала, как замирает. Как борется с собой. Как дышит. Так глубоко, так сдержанно, будто сдерживал не дыхание — зверя внутри.

Я приоткрыла глаза — и встретила его взгляд. Темный. Густой. Блестящий от жара.

Голодный.

Один поцелуй — чуть выше. Я вскрикнула. Не от страха. От того, как сильно отозвалось. В груди стало тесно. Сердце билось, как пойманная птица.

А грудь…

Словно налита тяжестью. Ткань касалась сосков — и казалось, будто они сейчас вспыхнут. Каждое новое касание его губ на моих ногах отдавалось там, в груди, между ног, в голове, в каждом нерве.

Я пылала. Но в этом пламени не было боли.

Было… освобождение.

Глава 6

Освобождение Лили

Гр’Кара’Та жгла нас обоих.

Я не должен был её желать. Она — враг. Она — эльф.

Для большинства орков — эльфы как старая рана, что не болит, но ноет каждый раз, когда ступаешь вдоль границ родной земли.

Слишком гордые. Слишком надменные, чтобы когда-либо признать, что мы дышим тем же воздухом. Любим так же. Сражаемся. Живём.

И слишком лживые, чтобы признать, что предали первыми.

Многие думают, что орки ненавидят эльфов из-за войны. Старой. Забытой. Но нет. Ненависть — это слишком простое чувство.

То, что мы испытываем, — память.

Мы помним, как нас называли зверьми. Как выжигали наши священные рощи. Как требовали поклониться их богине — в обмен на мир.

Мир за сломленную гордость.

Мир за отказ быть собой.

Нам не нужен был такой мир. Они — напали.

Мы выстояли. Они — ушли.

Но земля помнит.

И мы тоже.

Я никогда не трогал эльфиек, хоть на наших стоянках и бывали такие. Ведьмы, продающие свои амулеты. Шлюхи, продающие своё тело.

Не хотел. Не было нужды. Они хрупкие. Скользкие. Прекрасные — но не для нас. Как роса на вершине — красива, но не напоит. И слишком быстро исчезает.

Но эта… Она нашла мою стрелу в ночь Гр’Кара’Та. В священную ночь, когда сам Ша’Каар слышит наш зов.

Я должен был просто отвернуться.

Сказать, что не видел. Пройти мимо.

Но она… пробудила во мне что-то давно забытое.

И этот её взгляд. Она смотрит, как будто видит не орка. Мужчину.

И пусть я всё ещё могу сдержаться, но чувствую, как рушатся старые стены. Медленно. Камень за камнем.

Она рушит их.

Хрупкая, красивая, нежная…

Но когда она выгнулась, судорожно вцепившись в шкуры, когда всхлипнула, тоненько, по-звериному, я понял — она не справляется. Её трясёт. Лоб мокрый, кожа горит. Глаза — закрыты, но веки подрагивают. Её разум должно быть сопротивляется, но тело зовёт. Меня.

Ша’Каар, ты издеваешься.

Я опустился. Ни к груди. Ни к губам. Сразу к центру. Так будет честнее. С первым же пиком ей станет легче. Тогда и решит сама свою судьбу.

Никогда ещё Вольный Ветер не склонялся к женщине.

Никогда не говори никогда.

Между бедер. Туда, где пульсировал жар. Туда, где у каждой женщины — дыхание жизни.

Влажные складочки поблёскивали в полутьме шатра, и я осторожно коснулся их губами. Мокрые. Горячие. Нежные.

Поцеловал медленно. Почтительно. Будто давал клятву. Вечный обет.

Она вздрогнула. Тихо застонала. Дернулась — от страха или желания, не знаю. Я не касался её дальше. Ждал.

— Нет… — выдохнула она.

Я застыл.

Скажи. Скажи мне, чего хочешь.

Не толкай меня в бездну, если не хочешь быть в ней со мной.

— Скажи, — прошептал я. — Скажи, эльфийка. Я не прикоснусь больше, пока ты не попросишь.

Она молчала. А потом:

— Пожалуйста… Ещё…

Слова вылетели хрипло, как исповедь. И я… подчинился.

Я снова склонился, проводя губами по её коже — медленно, будто шептал молитву. С каждым прикосновением она становилась мягче. Горячее. И, боги, прекраснее. Я чувствовал, как она раскрывается — не телом, душой. Как подаётся мне навстречу. Как стонет. Как цепляется тонкими пальцами за шкуры.