Травница для орка (СИ) - Мир Ева

Я не знала, куда смотреть.

А глаза сами скользнули вниз.

Его плечи были широкими, но не перегруженными грубой силой — в нём чувствовалась какая-то звериная пластика, дикое благородство. Рельефные мышцы груди вздымались с каждым вдохом. Живот — плоский, стянутый напряжением. А вот…

Мои глаза остановились на том месте, где косые мышцы, плавно очерченные, спускались от рёбер под пояс. Эта линия…

Я сглотнула.

Она будто уводила взгляд туда, куда смотреть было ещё слишком смело, но не смотреть — невозможно.

Кожа его блестела в отблесках огня. На ключице был тонкий старый шрам. Под рёбрами — полоска ожога. Но всё это не уродовало его — наоборот. Он был… живой. Настоящий. Безупречно несовершенный. Такой, каким его создала не Матерь-Сая, а сама дикая стихия.

Он стоял спокойно. Но я чувствовала, как он напряжён. Его челюсть была сжата. Он знал, что я смотрю. И ждал — скажу ли что-то, отвернусь ли, испугаюсь ли.

Но я не отвела взгляда.

Наоборот — подошла ближе.

Чуть ближе, чем позволяли приличия.

И осторожно провела пальцами по его груди. Он не пошевелился. Только вдох стал тяжелее.

— Ты… — прошептала я, — ты такой…

Я не знала, как закончить фразу.

Он наклонился, не касаясь меня, и прошептал в ответ:

— Уходи, пока можешь, эльфийка.

Глава 9

Сломленные границы

Когда он предложил уйти, я не сделала ни шага назад.

Наоборот.

Неосознанный. Тихий, неуверенный.

Но всё же — один шаг вперёд.

Его зрачки расширились. Челюсть напряглась. Он всё ещё держался, будто на краю обрыва — и знал, что одного прикосновения хватит, чтобы сорваться.

Я замерла.

— Ложись здесь, — хрипло сказал он, — я лягу рядом. На земле.

Он не шевелился. Даже голос был сдавленным. И я поняла — он держит себя изо всех сил.

Я кивнула. Тяжело дыша.

Сердце билось где-то в горле. Всё тело было налито жаром.

Захотелось свести и сжать ноги.

Ветер отмер первым. Повернулся и начал стелить покрывало на землю рядом с лежанкой из шкур.

— Утром я отведу тебя на границу.

Я улеглась на мех. Шкура была тёплой, мягкой, пахла огнём, пеплом и… им.

Он опустился рядом, но действительно — на свою часть, не трогая меня. А я чувствовала — каждый его вдох будто касался моей кожи. Мы лежали рядом, и это «рядом» было острее любого прикосновения.

Тишина была натянутой, как тетива.

Я сжала пальцы на меху и уставилась в потолок. Задержала дыхание.

— Спасибо, что сделал это, — сказала тихо.

— Тебе было плохо, без этого ты могла не пережить ночь. К рассвету должно стать легче.

— Да, но ты не был обязан. Мог бы просто оставить меня в лесу. И… — Я замерла, чувствуя, как в животе разливается тепло. — и мне никогда ещё не было так хорошо, — выпалила я на одном дыхании, краснея и бледнея одновременно. — Спасибо.

Он молчал. Но я ощущала, как его тело напряглось. Как будто мои слова задели в нём что-то хрупкое, скрытое глубоко.

— Что ты делала на границе? — спросил он глухо.

— Трава… Лунная слеза, — выдохнула я, не сразу осознав, о чём он. — Моя сестра… она больна волчьей лихорадкой. Без этой травы Астра не выживет.

Я повернулась. Мы встретились взглядами. Его глаза были тёмными, глубокими, непроницаемыми. И всё же — в них было что-то, что я не могла объяснить. Волнение?

Он откинулся на спину. Взгляд — в потолок. Грудь тяжело вздымалась.

Я привстала. Потянулась — осторожно, медленно — чтобы коснуться его лба.

Но он резко перехватил мою руку.

Его ладонь была большой, горячей, твёрдой. Я почувствовала, как между нашими пальцами проскакивает искра. Он держал, но не сжимал. Не давил. Просто… удерживал.

— Я лишь… хотела проверить, насколько сильный жар, — прошептала я.

Он отпустил. Я приложила ладонь к его коже — и вздрогнула. Он пылал.

— Ты весь горишь, Ветер…

Он не ответил. Только закрыл глаза.

— Это всё из-за… вашей Гракаты?

— Гр’Кара’Та, — поправил он хриплым голосом. — Да.

— И тебе может кто-то… ну… помочь? — я раскраснелась.

Принцесса Вамлирийского Дома, полуголая, спрашивает орка, кто сможет его «утолить»… Мда.

Он усмехнулся — впервые. Тихо, криво, как будто и сам не верил, что смеётся.

— Утолить огонь Гр’Кара’Та может лишь та, кто нашла стрелу.

Я замерла.

Тёплая волна прокатилась по телу.

Он по-прежнему лежал на спине, грудь его блестела в отблесках огня. Я видела, как капли пота стекали вниз, к животу, исчезая под тканью. Он был сильным, горячим, опасным… и уязвимым.

Я приподнялась, подтянув колени, туника чуть сдвинулась, открывая бедро. Он не смотрел, и хорошо.

— Ты страдаешь, — прошептала я. — Так же, как я… до этого.

Он открыл глаза. Его взгляд был тяжёлым, полным напряжения и… сдержанности.

— Я справлюсь, — ответил он. — Я мужчина. Я воин.

Я склонилась ближе, почти неосознанно. Протянула руку, коснулась его груди.

— Я не… я не умею… Но ты меня не бросил, если ты научишь, как…

Он поймал мой взгляд. Схватил мою ладонь. Поднёс к своим губам и… коснулся её губами. Тепло. Почти благоговейно.

И я поняла — между нами рушится последняя стена.

Глава 10

Остынь

Воздух внутри шатра был слишком плотным. Пряным. Горячим. Даже пламя в очаге будто дышало в унисон с нами — неровно, с надрывом.

Мне казалось, что если мы останемся здесь ещё хоть на миг, он действительно не сдержится.

И я… я тоже.

— Тебе нужно выйти, — тихо сказала я, положив ладонь ему на грудь. — Подышать. Остыть.

Он посмотрел на меня. Его зрачки были широкими, дыхание рваным, а кожа — налитой жаром. Но он кивнул.

— Идём, — выдохнул.

Ветер накинул на меня плащ, укутал так, будто я была самой хрупкой вещью в мире, и сам вышел первым — проверить, что никого нет поблизости. Лес дышал ночью. Тихо. Затаённо. Где-то вдалеке ухнул филин.

Я вышла следом. Ветер был свежим и щекотал щеки. Но рядом с ним даже ночной воздух казался горячим.

Он опустился на скамью у входа в шатёр и откинул голову, прикрывая глаза. Плечи всё ещё были напряжёнными.

Я подошла ближе. Ветер сидел молча, дыхание постепенно выравнивалось, но жар от его тела всё ещё исходил волнами.

Где-то вдалеке, за шатрами, раздавался смех. Тихий перебор орочьей лютни, сдавленные стоны, ритмичные удары по барабанам. В эту ночь вся деревня жила в ритме Гр’Кара’Та — страстно, шумно, без стыда.

Я уже хотела что-то сказать, но вдруг он щёлкнул пальцами. Легко. Почти лениво.

И — как будто сама ночь прислушалась.

Шум вдалеке не стих — но исчез вокруг нас. Всё стало приглушённым, отдалённым, будто через слой воды. Как будто он поставил между нами и остальным миром невидимую завесу.

Я подошла ближе.

— Можно? — спросила я, неуверенно касаясь его плеча.

Он чуть кивнул.

Я села рядом. Вдруг мощная ручища притянула меня к нему и усадила на его колени. Я замерла, но не отстранилась. Если ему так будет легче — я потерплю.

Терплю… Ох Лили… не обманывала бы ты себя!

Я сидела боком, чувствуя, как подо мной напряглось его тело. Он был твёрдым. Горячим. Его рука легла мне на спину — просто чтобы удержать равновесие, но в этом прикосновении было столько сдерживаемой силы, что по моему позвоночнику пробежала дрожь.

И мы сидели так — под ночным небом, среди теней и звёзд, близкие и всё ещё сдержанные. Он обнимал меня, как будто не смел сильнее, и в этом сдерживании было больше страсти, чем в любой дерзости.

Ночь была тихой, редкий порыв ветра приносил прохладу. Где-то вдали ворчал лес.

Я сидела у него на коленях, как будто так и должно было быть. Не слишком близко, но достаточно, чтобы чувствовать, как его грудь вздымается под моей спиной.

Я молчала. Он — тоже. Но жар не сходил. Я подумала, что надо отвлечь его.

— Когда я была маленькой, — начала я ни с того, ни с сего, — я хотела стать птицей. Чтобы уметь улетать, когда страшно.