Башни Латераны 2 (СИ) - Хонихоев Виталий

Освальд сложил руки перед собой. Он не смог вывезти семью из столицы, а после мятежа Арнульфа за ними стали приглядывать внимательней. Ну еще бы, у него под командованием почти пятнадцать тысяч человек и эти в столице — сильно переживают что ему может прийти в голову. Если он развернет копья… Что сейчас может противопоставить ему толстый Гартман? И наверное, если бы он был таким же как Арнульф — вспыльчивым, мстительным, ставящим свои интересы выше всего — то он тоже мог бы повернуть копья против своего законного короля. Но он не такой. Он верен своей присяге, верен своей стране. Верен своей семье… пусть даже ее сейчас фактически держат в заложниках.

Он встал, подошел к окну и выглянул в него, сложив руки за спиной. Город праздновал.

Таверна «Три Башни» снова была похожа на себя прежнюю. В осаду тут находился госпиталь, а в комнатах наверху ютились беженцы. Теперь же, со снятием осады в городе снова появились продукты, мясо, зерно, вино и сыр — стоящие выше по течению реки суда с товарами прибыли, как только речную блокаду сняли. Войска Освальда «Освободителя» оттеснили Арнульфа за реку три дня назад, но город начал праздновать только сейчас, в первые дни было не до того, все еще опасались, что армия Узурпатора вернется, да и привычка беречь продукты осталась… но сейчас город наконец начал понимать, что все позади. Они выстояли.

Первыми, конечно, подали пример наемники Ронингера и Мессера, которые перехватили первый же груз с вином и надрались в синий дым. Их примеру последовала городская стража, студенты из Академии, кто остался в живых. А там уже и весь город.

И потому «Три Башни» наконец стали похожи на ту таверну, где Лео работал до осады, зарабатывая серебрушки на жизнь своей семье. В таверне снова было полно людей, кто-то горланил песни, кто-то стучал кружкой по столу, между столов бегала изрядно похудевшая Маришка, но глаза у нее весело блестят, она кокетливо поводит плечами, поправляя спадающий с белого плеча рукав-фонарик.

— Лео! — девушка машет ему рукой: — живой! А я думала, как ты! Давно не видела! Иди сюда, я тебя элем угощу.

— О! Молодой оруженосец! — закричал кто-то из посетителей: — давай к нам! У нас вина и эля хоть залейся! Да здравствует Освальд!

— Завались, придурок. — говорят ему с соседнего стола: — если бы не Безымянная, то Арнульф вошел бы в город и встретил Освальда уже на стенах. Скажи спасибо его хозяйке.

— Да здравствует Освальд и Безымянная Дейна! — нимало не смущаясь поднимает кружку посетитель: — оруженосец! Айда к нам! Расскажешь какой она была!

— Не слушай его, Лео. — Маришка оказывается рядом от нее пахнет чем-то теплым и уютным, она похудела, но все еще очень привлекательна, ей свистят вслед, она отмахивается рукой: — ты на работу снова устраиваться? Вильгельм сказал, что если захочешь, то он тебя примет конечно, но ты же сейчас оруженосец. Получается, сквайр. Садись, я тебе могу мяса принести и эля. Хочешь?

— Да я… я Курта ищу. Командира.

— Аа… этого, который весь в черном и мрачный? Не знаю где он. — пожимает белыми плечами Маришка и снова поправляет спадающий с одного плеча рукав-фонарик: — наверху, наверное. Там какой-то командир остановился…

— Эй, красотка, а ну-ка шевели задницей! — кто-то из вновь приехавших купцов встает и хлопает девушку по заду, она вскрикивает, подскакивает и оборачивается к нему, хватаясь за пострадавшее место.

— Ай! — произносит она с какой-то обидой: — вы чего?

— Чего-чего, тащи нам эля, девка, не слышишь? — мутные глаза останавливаются на Лео: — а это кто такой? Че за щенок?

— Что ты сказал? — в душе у Лео разгорается темный огонек, он сжимает кулаки, как волна гнева поднимается со дна его души: — а ну-ка повтори…

— Остынь, малец. — на его плечо ложится тяжелая рука, его отодвигают в сторону. Он бросает взгляд. Бринк Кожан. Его вечный мучитель и редкая сволочь. Он вечно издевается над ним, да и Маришку тоже обижал, то по заду шлепнет, то ущипнет и предлагает непристойности. Лео напрягся. Еще и Бринк?

Тем временем Бринк Кожан сделал шаг вперед и с размаху опустил на голову молодого приезжего кружку. Тот рухнул на пол, во все стороны полетели осколки. Бринк посмотрел на ручку от кружки, оставшуюся в руке. Повернулся к приятелям купца, которые начали было угрожающе вставать с мест.

— А ну сели. — сказал он: — сели, а иначе несмотря на то, что я пьяный в дугу и едва держусь на ногах — все тут увидят какого цвета ваши потроха.

Это было сказано так буднично и так спокойно, что Лео вдруг понял, что Бринк не шутит. Не угрожает. И не преувеличивает. Это был голос человека, который констатирует факты. Солнце светит, трава зеленая, вода мокрая, а если вы встанете — я выпущу вам кишки. Молодые приезжие — медленно опустились на свои места. В таверне наступила тишина. Пьяницы перестали горланить, все затихли, следя за происходящим. Бринк повертел в руках оставшуюся от кружки ручку и аккуратно поставил ее на стол. Повернулся ко всем остальным.

— Слушайте меня, сосунки. — сказал он: — вы все тут приехали на своих суденышках, привезли вина и мяса за деньги и считаете себя крутыми. Видите, эту девушку? — его палец тычет во вздрогнувшую от неожиданности Маришку: — видите? Она была в осаде вместе с нами. Голодала, мерзла, ухаживала за раненными, так же, как и мы все — стояла на защите города? А где были вы? Стояли на своих судах выше по течению, вкусно ели и пили, глядя как мы тут умираем? Эта девушка — наш товарищ, черти вас дери во все дыры! Она — с нами! И если кто-то еще дотронется до нее — клянусь, я вырву тому кишки и заставлю его их сожрать. Всем ясно? — он обвел таверну взглядом. Остановился на товарищах побитого купца.

— А вы заберите эту падаль отсюда и считайте, что вам повезло, ублюдки. Передайте привет своим мамашам, скажите, что Бринк Кожан обязательно вернется и трахнет их еще разок. Вон! — он проследил как купцы потащили своего к выходу. Некоторое время царила тишина, потом кто-то поднял кружку.

— За нашу Маришку! — выкрикнул он: — ура!

— Маришка! — десятки голосов, стук кружек: — Кожан дело говорит!

— Дурак! — Маришка бьет Бринка в плечо, но бьет несильно, скорее для проформы: — чего ты посетителей гоняешь… меня еще и не так тут…

— Кто будет тебя обижать — сразу мне говори. — откликается Бринк Кожан: — я ему так сапог в задницу вставлю, что он сапожную мазь в глотке почувствует.

— Дурак… — краснеет Маришка: — терпеть тебя не могу! — и она стремительно уносится на кухню.

— Бабы. Кто их поймет? — философски замечает Бринк, глядя ей вслед, потом поворачивается к Лео: — ты чего набычился, салага? Что случилось?

— А? — не понял Лео. Набычился?

— Я этого придурка вырубил, чтобы ты его не убил. — серьезно говорит Бринк: — ты опасен, малец. Расслабься уже. Выпей. Сходи по девкам. Не натвори ерунды, а то военное положение никто не отменял. Вздернут по решению полевого трибунала. И это — пальцы разожми уже.

— Что? — Лео опускает глаза вниз и видит, что пальцы его правой руки сжаты на рукояти кинжала.

— Ступай домой от греха. — говорит ему Бринк: — пока никого не зарезал. Завтра приходи на площадку, потренируемся, пар выпустишь. И ты все еще салага, понял? Просто — наш салага.

— Я Курта искал. — признается Лео. Ему немного стыдно за то, что он едва не накинулся на этого купца. А еще он вдруг понимает, что ему не так уж и неприятен этот Бринк Кожан. А ведь он его ненавидел…

— А? Командира? Не видел его. — теряет интерес к нему Бринк: — эй, где моя кружка, инвалиды?

— Тогда… я, наверное, пойду?

— Ступай. Завтра после обеда приходи на площадку, дам тебе просраться, чтобы на людей не кидался… Хей! Еще по одной! Маришка!

— Дурак!

Лео поднялся по лестнице — узкая, крутая, ступени скрипят. Второй этаж прошёл мимо. Третий — коридор темнее, одна свеча коптит на стене. Двери деревянные. Номера мелом — кривые цифры. Остановился у пятой. Прислушался. Изнутри — тихий смех, женские голоса, мужской — басовитый, ленивый. Он постучал. Никто не ответил. Подумав — толкнул дверь.