Император Пограничья 5 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Нет, благодарю, — медленно произнёс он. — После двух опытов со «справедливыми» начальниками я сыт по горло иерархией. Предпочитаю работать на себя.

— Воевода — человек слова, — неожиданно вмешался Гаврила. — Я сам был простым охотником из деревни, пока не встретил его. Он всегда играет честно с теми, кто честен с ним.

Я бросил на парня короткий удивлённый взгляд. Даже в Угрюме он редко высказывался так эмоционально.

— Если ты действительно навёл справки обо мне, то должен знать, что Уваровы и Платоновы — не друзья, — добавил я. — Они уже несколько раз пытались мне навредить, и я хотел бы отплатить им сторицей. Считай это дополнительной гарантией.

Шпион задумчиво постукивал пальцами по протезу. Я дал ему время на размышления, разглядывая карты и схемы на стенах. Даже беглый взгляд говорил о тщательности и системности работы этого человека. Такие навыки могли бы пригодиться в Угрюме.

— Хорошо, — наконец произнёс Коршунов. — Я достану вам нужную информацию и понаблюдаю за тем, как вы себя проявите. Можно считать это испытательным сроком. Для нас обоих.

Я кивнул:

— Разумно.

— К слову, — собеседник наклонился вперёд, — поскольку солидная часть охраны из «Золотой подковы» будет направлена в карьер для подготовки засады, трактир станет практически беззащитен. Если бы вы хотели нанести удар, обыскать помещение, допросить оставшихся… момент весьма удачный.

Предложение было здравым, но меня больше интересовала другая цель. Я позволил себе лёгкую улыбку:

— Ценная информация, но я не собираюсь игнорировать столь удачную возможность смахнуть с доски фигуры тех, кто зажился на этом свете. В карьере можно без помех устроить шумное представление. К тому же там будет сам Еремей — слишком ценный язык, чтобы его упускать.

— И вас не пугают те маги? Вероятная засада?..

— Ни капли.

Я заметил, как в глазах Родиона промелькнуло что-то, похожее на уважение.

— Прямой подход, — задумчиво произнёс он. — В наше время редкость.

— Перед лицом абсолютной силы любые хитрости теряют смысл, — ответил я фразой, которая когда-то была моим девизом в прошлой жизни. — Готовь информацию о Кабане. Перетряхни хоть весь город, но достать мне его адрес. Когда вернусь, обсудим детали твоего нового положения.

— Если вернётесь, — с лёгкой иронией подметил Коршунов.

— О, я вернусь, — улыбнулся я, и улыбка вышла не слишком дружелюбной. — Не сомневайся в этом.

Выходя из скромной комнаты бывшего разведчика, я чувствовал уверенность. До ночной встречи в карьере оставалось достаточно времени, чтобы хорошо подготовиться.

А что касается моего нового знакомого… в нём определённо чувствовался потенциал. Я уважал людей, сумевших выжить после предательства. Они редко повторяют ошибки и поздно ложатся спать. Именно таких соратников я ценил больше всего, когда был королём.

Если Коршунов сдержит слово, то станет ценным приобретением для Угрюма. Разведка и контрразведка — именно те сферы, которые требовали усиления перед лицом назревающих конфликтов с двумя князьями.

Глава 7

Полночная тишина давила на барабанные перепонки.

Я стоял в центре старого карьера за Восточными воротами Сергиева Посада, рассматривая окружающий меня лунный пейзаж. Заброшенный гранитный карьер напоминал рану в земле — глубокая чаша с отвесными стенами, поросшими редким кустарником. Сверху склоны окаймляла чёрная стена соснового леса, создавая недобрый силуэт на фоне звёздного неба.

Дно карьера покрывал мелкий щебень, блестящий в холодном лунном свете. В некоторых местах виднелись остатки ржавой вагонетки и инструментов.

Спуск в карьер представлял собой извилистую грунтовую дорогу, петляющую по восточному склону. По этой-то дороге и съехали две потрёпанные машины марки «Волгарь» — характерный силуэт их низко посаженных кузовов безошибочно угадывался даже в темноте. Фары выхватывали из мрака куски гравийной дороги, а двигатели натужно ревели на крутых поворотах.

Похоже, Кабан пытался казаться могущественнее, чем он есть, вот и достал где-то два старых списанных автомобиля, которым давно было пора на покой.

Как предсказуемо.

Вскоре машины остановились метрах в тридцати от меня, образуя подобие полукруга. Свет фар бил мне в глаза, и я сощурился, хотя в этом не было нужды. Пусть думают, что ослепили. Напитанные магией зрачки отсекли лишний свет.

Из машин вывалилось восемь человек. Пятеро рядовых громил с характерными очертаниями оружия — пистолеты и, судя по формам, пара дробовиков. Но моё внимание привлекли трое других.

Еремей Хромой производил впечатление человека, которое многое повидал в жизни. Его мощная фигура и грубые черты лица говорили о бурном прошлом, полном драк и сомнительных сделок.

Однако, вопреки ожиданиям, в одежде Еремея проскальзывали признаки стремления к респектабельности: добротный кафтан насыщенного коричневого цвета с закатанными рукавами и белоснежная льняная рубаха. Даже массивные серебряные перстни на пальцах больше намекали на купеческий размах, чем на принадлежность к преступному миру.

Впрочем, любые сомнения в бандитском ремесле Еремея развеивались при взгляде на выглядывающее из-под рубахи клеймо на груди возле яремной ямки в виде уже порядком оплывшего черепа. Стало быть, каторжник.

Опрятная рыжеватая борода, жёсткие, словно проволока, волосы на руках и покалеченная нога довершали образ душегуба с претензией на солидность. Возможно её обладатель когда-то попал под телегу или встретился с недоброжелателями.

По правую руку от Хромого стоял Горелый — смуглокожий уроженец южных гор с соколиным профилем и цепким взглядом. Курящийся вокруг его ладоней дымок, выдавал в нём пироманта с плохим самоконтролем. Впрочем, он достиг третьей ступени Мастера, что уже замечательный результат для человека без поддержки знатного рода. Остекленевший взгляд и подрагивающие пальцы намекали, что Горелый находится под воздействием какого-то дурмана. Традиционный кавказский кинжал на поясе и дымящаяся самокрутка в зубах завершали образ.

Позади них держалась Спица, она же Акулина Гордейчук — тучная женщина неопределённого возраста с порядком оплывшим лицом и лихорадочным румянцем. Её мешковатая одежда — куртка не по размеру и потёртые джинсы — совершенно не вязались с образом аристократки, за которую она себя выдавала. Мастер первой ступени, аэромантка с неизвестным Талантом. По тому, как её глаза бегали по сторонам, а пальцы теребили рукав куртки, было очевидно, что Спица нервничает куда больше своих спутников.

Еремей поковылял вперёд, его подчинённые выстроились полукругом позади.

Даже близнецы Воронцовы и их люди выглядели опаснее этого отребья.

Тогда мне противостояли хотя бы профессиональные наёмники, а не городская шваль.

— Платонов, значит? — Еремей остановился в пяти шагах, расставив ноги для устойчивости. — Наслышаны, наслышаны. Х-херой Пограничья, мать его. Бздыхов, говорят, голыми руками рвёшь?

Я молча смотрел на него, не удостаивая ответом. Один из бандитов нервно переминался с ноги на ногу.

— Дай-ка я ему харю подправлю, Ерёма, — прорычал Горелый, выступая вперёд, на кончиках его пальцев уже плясали оранжевые искры. — Прижгу уши, и враз разговорчивей станет!

— Успеется, успеется, — отмахнулся Хромой и сплюнул на землю. — А ты, я смотрю, не слишком разговорчивый. Тогда слушай сюда. Заведения в нашем городе работают под крышей Кабана. Все! Твоя лавчонка не исключение.

— Вот именно, — вмешалась Спица, делая резкий жест рукой, отчего пространство вокруг неё слегка задрожало. — Я слышу, как ты дышишь, боярин. Ты знаешь, что я могу сделать с этим? Могу вытянуть весь воздух из твоих лёгких одним движением пальца. И это будет очень, очень медленная смерть, — хоть визгливый её голос и звучал разухабисто, но напускной агрессией она маскировала затаённую тревогу.

— И сколько вы хотите? — поинтересовался я, словно речь шла о погоде.