По праву сильного (СИ) - Лифановский Дмитрий

Только вот сомнительно, что Император смирится с потерей Пограничья. А значит, едва подсохнет весенняя распутица, на нас навалятся всеми силами. И как сдержать такую мощь, мыслей нет. Остается надеяться на хана и весеннее наступление новгородцев. Ингвару затягивать противостояние тоже не с руки. Княжество и так получило сильнейший удар по репутации и экономике. И чем дольше длится конфликт, тем серьезней его последствия.

Выползли из душного кабинета к вечеру, когда закат окрасил небо багрянцем. С удовольствием вдохнул прохладный, одуряюще пахнущий весной воздух и потянулся, разминая закаменевшую за время совещания спину. И так и замер. Вдали на фоне багрового неба показался знакомый серебристый силуэт «Сокола». На неделю раньше. Сердце кольнуло неприятным предчувствием. Ничего хорошего от несвоевременного прибытия дирижабля ждать не стоило.

Понравилась книга? Жмите на сердечко и напишите в комментариях, какой момент или деталь вам запомнились больше всего! Ваша реакция на книгу — лучшая награда автору.

Глава 8

Трущобы Або встретили Сольвейг удушливым смрадом гниющих отбросов, сваленных у осыпавшихся кирпичных стен, где плесень, точно язвы, разъедала сырые фасады. Окна, забитые гнилыми досками, зияли, как пустые глазницы, а под ногами хрустело битое стекло, перемешанное с грязью, что липла к сапогам. Заборы, покосившиеся от времени, шатались от промозглого сквозняка, гоняющего по закоулкам гниющий мусор. Северная столица! Вотчина князя! Здесь каждый угол таил угрозу, большую, чем искореженные аномалией леса Заброшенных земель и шастающие по Пограничью шайки наемников.

Сольвейг шагала по знакомым улочкам в полевом комбинезоне офицера воздушного флота княжества — тёмно-сером, с серебряными нашивками, выданном ей на «Соколе» по приказу княжича Олега. Она больше не была Чуней — чумазой девчонкой, выживающей за счёт ловкости рук и быстрых ног. Теперь она — дворянка, ученица мага, непобедимого ярла Пограничья Рагнара, боярина Федора Раевского. Глаза девочки горели гордостью и уверенностью, а пальцы, украшенные магическими кольцами, сделанными ей самой под руководством Учителя, слегка дрожали от волнения.

Она вернулась сюда, в этот мир ненависти и отчаяния, чтобы найти тех, кто, как и она когда-то, мечтал о большем — мальчишек и девчонок, готовых рискнуть всем ради шанса стать чем-то большим, чем крысы подворотен.

За спиной, в тенях развалин, держались Шулун, Отхон и Палак, в целях безопасности приставленные к ней ярлом. Сейчас же Сольвейг настояла, чтобы они не маячили на виду. Сольвейг хотела встретиться со своими старыми товарищами на равных, без страха, который могли внушить суровые воины ярла. Беспризорники, как дикие звери — едва почувствовав угрозу, растворятся в переулках. Степняки поворчали и подчинились, отстав на полста шагов, так чтобы не потерять ее из вида и в то же время не спугнуть обитателей трущоб.

Улочка свернула к старому рынку. В нос ударила невыносимая вонь. А ведь раньше она ее не замечала. Наоборот, от запаха рыночной помойки сводило живот. Потому что тут можно было раздобыть, хоть и с риском для жизни, относительно приличную еду. Только Сольвейг редко улыбалась такая удача. Здесь действовали банды нищих и чужих просто убивали.

Копошащиеся на кучах гнилых овощей и тухлой рыбы фигуры замерли, вперив в пришлую черные провалы глазниц. Поняв, что она не претендует на их «богатство» — продолжили свою возню. Комбинезон Сольвейг, хоть и практичный, был слишком чистым, слишком новым, слишком целым для этих мест. Она чувствовала на себе чужие взгляды — жадные, злые, голодные.

— Эй, краля, заблудилась? — хриплый голос раздался из-за груды ящиков. Трое бродяг, заросших и грязных, выступили из тени. Несмотря на потасканный вид, лица не изможденные, видно, что не голодают. Местная аристократия. Один, с кривым шрамом через щеку и похотливой улыбкой, кривящей щербатый рот, сжимал ржавый нож, ловко поигрывая им. Другой, долговязый, с сальным взглядом, оскалился. Третий, коренастый, уже потирал руки, будто прикидывая, как её схватить.

Сольвейг замерла, её сердце ускорило ритм, но не от страха — от азарта. После схваток с «Орлами Зевса» — элитой Империи, этих, как угрозу она не воспринимала. Но следила за каждым движением приближающихся к ней мужчин. Учитель всегда говорит, что никогда нельзя недооценивать противника, даже безобидный ребенок может оказаться хорошо обученным убийцей. А здесь… Похоже этот с ножом что-то и умеет, а остальные обычные деревенские увальни, приехавшие покорять город и скатившиеся на самое дно.

Она чувствовала, как магические кольца на пальцах нагреваются, готовые выпустить заклинание. Её энергоканалы, отточенные тренировками с ярлом, гудели, как натянутые струны.

— Отойдите, — тихо, но твёрдо сказала она, её голос звенел сталью. «Лучшее сражение — то, которое не состоялось», — постоянно повторяет Учитель, правда тут же добавляет: «Но если схватки не избежать, всегда бей первой». Все вокруг считают его героем, живущим войной. Она сама слышала, как об этом шептались эллинка с княжной Лобановой. Но Сольвейг точно знает — Рагнар ненавидит войну.

Бродяги загоготали. Шрамолицый шагнул вперёд, его нож сверкнул в тусклом свете фонаря.

— Чистенькая, да ещё и дерзкая. Разденем, а там поглядим, что с тобой делать.

Сольвейг не стала ждать. Она вскинула руку, и тонкая нить магической энергии, сплетённая за долю секунды, ударила шрамолицего в грудь. Мужчина захрипел, глаза закатились, и он рухнул, как подкошенный, с дымящейся дырой в куртке. Долговязый и коренастый замерли, их лица побледнели. Они ожидали лёгкой добычи, а не магической мощи аристократки. Секунду они смотрели на мёртвое тело, затем, не сговариваясь, бросились наутёк, исчезнув в темноте переулков.

Сольвейг перевела дух, удивляясь, как легко всё прошло. Она даже не заметила, как её охрана выскочила из тени, готовая вмешаться. Широкоплечий и кривоноги Шулун подбежал последним и с деланой обидой хмыкнул:

— Ну вот. Даже размяться не получилось

— Было бы с кем, — небрежно бросила Сольвейг, её губы дрогнули в улыбке. Она поправила комбинезон и, спокойно обойдя перегородивший дорогу труп, двинулась дальше, к заброшенным пакгаузам у реки, где, по слухам, обосновались её старые товарищи.

Она отыскала их в одиноко стоящем ветхом бараке с заколоченными окнами, через которые не пробивался даже тусклый свет костра. Если бы не запах дыма и следы от башмаков на стене, не догадаться, что здесь обитают люди.

— Ждите здесь, — бросила она степнякам.

— Но Сольвейг, — попытался возразить Палак.

— При вас они просто не будут говорить, — покачала головой девочка и, подпрыгнув, ухватилась за свисающую с крыши доску. Ловкое движение и она уже наверху, а спустя мгновение и вовсе скрылась из глаз, нырнув в дыру в кровле.

Внутри барака было душно, пахло дымом и сыростью. Тусклый свет костра, разведённого в ржавой бочке, выхватывал из темноты лица шестерых беспризорников, с которыми она когда-то делила хлеб и укрытие. Жало — худой, с вечно бегающими глазами и острой железкой за поясом, сидел ближе всех к огню, грея руки. Косичка. Самая старшая из них. Маленькая, с настороженными, как у волчонка глазами, с вечно торчащими в стороны короткими косами и шрамом на виске. Она жевала корку, глядя на огонь застывшим взглядом и подтянув к острому подбородку колени, обтянутые рваными чулками сеточкой. Клифт — болезненно бледный, с прозрачной кожей, обтягивающей вытянутый, как у лошади, череп. Рядом Хвост, мелкая девчонка с грязными спутанными волосами и огромными синими глазами. Красивая. Косичка обещала, как подрастет, взять ее с собой на работу. Сказала, что ей много будут платить и от клиентов отбоя не будет. К Косичке привалился Прыщ. Кличку свою получил из-за вечной красной сыпи на лице. Он единственный из них имеет постоянную работу. Ну и Тощий, долговязый малый, чьи рёбра выпирают даже через рваную рубаху.