Сезон помидоров, или Пари на урожай (СИ) - Васина Илана

На этих словах он направляется к выходу из здания, и я, чуть постояв, иду следом, донельзя довольная разговором.

Поверенный только что подтвердил, что Дэшфорд был не только вестником, но и инициатором, который мой штраф организовал от начала до конца.

Это снимает подозрения с Регальдиса по части искусно созданной ловушки. Получается, лорд просто помог мне, когда появилась возможность, и от этой мысли мне слегка неуютно. Ведь ещё неизвестно, какова будет расплата.

К своему удивлению, когда выхожу на улицу, замечаю, что уже довольно поздно. Придётся поторопиться, если хочу засветло добраться до дома.

Ускорив шаг, снова погружаюсь в свои неутешительные мысли. Дэшфорд у нас, оказывается, не просто знатный толстосум. А подлый знатный толстосум, который намерен вставлять палки в мои — и без того разболтанные — колёса. Это столько же спеси и гнили надо иметь внутри, чтобы такими методами добиваться желаемого?

Впрочем, меня эта его тактика только подстёгивает сильнее стараться. Хоть кто-то должен же щёлкнуть его по носу? Самое время этого наглеца поставить на место.

Поглощённая размышлениями, отдаляюсь от города на приличное расстояние и не сразу замечаю за спиной топот копыт. Обернувшись, вижу приближающуюся карету.

Становится тревожно. Мы находимся на оживлённом тракте, по которому люди часто ездят на столичный рынок или просто путешествуют. Но сейчас на моем пути ни кареты, ни наездники не попадались. Солнце близится к горизонту, полумрак уже протянул свои щупальца к лесной дороге, а для меня темнота ещё с прошлой жизни ассоциируется с разгулом преступности. Родители никогда не пускали меня гулять в темноте — переживали. Наверно, я из детства подцепила свои страхи.

Впрочем, по-настоящему я начинаю нервничать, когда карета, поравнявшись со мной, замедляет ход. Я опускаю голову, прячу лицо под разметавшимися от ветра прядями и всем сердцем надеюсь, карета проедет мимо.

Будто в аккомпанемент моим страхам в спину врезается мужской голос:

— Одинокие путницы часто исчезают с этой дороги. Бесследно.

Глава 31

Несколько секунд раздумываю, и — молча, резко разворачиваюсь. Сердце стучит, как бешеное, пока я быстро шагаю в сторону города в темпе хорошей, спортивной ходьбы.

Мельком оглянувшись, вижу, как из кареты высовывается краснощёкая физиономия мужчины, которому точно перевалило за пять десятков.

Его лицо искажено от злости и растерянности. До ушей доносятся сочные ругательства, скорее типичные для матроса, чем аристократа. Он явно не ожидал от меня такого хода, и теперь не знает, что делать.

А дело всё в том, что на этом участке дороге не развернуть карету. Он слишком узкий. Возможно, две кареты, с трудом и разминулись бы здесь при большом мастерстве возниц, но не факт, что одна при этом не угодила в канаву.

Если бы я продолжила идти в строну дома, мужчине было бы легко и удобно меня донимать. Кто знает — возможно, в какой-то момент он обнаглел бы настолько, что затащил в карету. Но я сменила правила игры и оказалась вне зоны доступа.

В теории он мог бы кинуться за мной вдогонку, но решиться на такой отчаянный «подвиг», не увидев даже моего лица и не услышав голоса, который намекнул бы на возраст, — мужик не решился. Видимо, просто не понял, стоит ли овчинка выделки.

Мне повезло, что он оказался расчётливый. Или ленивый.

Быстро шагаю по дороге, с каждым шагом отдаляясь от преследователя, пока, оглянувшись, не понимаю, что карета исчезла из виду.

В тот же миг останавливаюсь. Согнувшись в три погибели, пытаюсь отдышаться. Опасность миновала, но мой глупый организм отказывается этот факт принимать. Дыхание сбилось, и сердце никак не уймётся. В конце концов, с трудом мне всё-таки удаётся успокоиться, и тогда на меня накатывает дикая слабость. Ноги становятся ватными.

Так, строго говорю себе. Не время зефирничать. Надо ещё домой добираться.

Заставляю себя выпрямиться.

Сделать шаг. Другой. Третий. Первые несколько минут иду через силу, а потом моё тело подстраивается и постепенно набирает хороший темп. На поворотах замедляюсь и настороженно прислушиваюсь. Тот краснощёкий мужик в карете вполне мог устроить засаду за пышными кустами.

Время от времени до меня доносятся звериные рыки из леса. Они далеко, но сам факт присутствия хищников заставляет нервничать.

Если раньше темнота тревожила меня абстрактными понятиями, то сейчас впереди замаячили вполне реальные угрозы. Уже стемнело. Мечта добраться до дома засветло так и не осуществилась. Зато на смену ей пришло другое желание — гораздо более непритязательное.

Добраться до дома в принципе.

Не знаю, сколько километров я пересекаю в таком вот пунктирном темпе, прежде чем происходит непоправимое.

Когда я вся обращаюсь в слух перед очерередным поворотом, моя ступня соскальзывает в незаметную ямку. Щиколотка неловко подворачивается, и раздаётся громкий щелчок. В ногу впивается острая боль. Я вскрикиваю, но тут же прикусываю губу, чтобы не выдать себя звуками.

Падаю на четвереньки, тяжело дыша. Черт, черт, черт… Как же невовремя! Надеюсь, это не перелом, потому что вывих пройдёт быстрее.

Просто в голове не укладывается...

Когда уже судьбе надоест втаптывать меня в грязь?

И как мне теперь выращивать помидоры?

Даже если доберусь до дома, — а это сейчас под большим вопросом — как буду поливать росточки? Ползком на четвереньках? Или с лейкой прыгать по огороду?

Воображение тут же рисует мне эту картинку.

Становится тошно.

Шарю руками по траве в поиске палки, которая способна послужить мне костылём или хотя бы посохом, но какое там... Здесь растёт кустарник из гнущихся, тонких веток. Они ничем мне не помогут.

Мне придётся добраться до ближайшего дерева — там больше шансов найти крепкую ветку. Когда понимаю, какую дистанцию придётся преодолеть прыжками… Снова прикусываю губу, чтобы не разреветься.

Так. Не раскисать, — снова приказываю себе.

Сжав зубы, передвигаюсь в припрыжку, стараясь не наступать на повреждённую ногу. Но раздобыть себе костыль так и не успеваю.

За моей спиной раздаётся приближающийся топот копыт.

Не верю своим ушам.

Опять?

Луна светит полная, яркая, на небе ни облачка. Спрятаться решительно негде. Я нахожусь в открытом пространстве, а кусты остались далеко позади.

Впрочем, к тому моменту я уже настолько отчаялась, что мне становится плевать не только на карету, но и на все невзгоды мира, которые могут со мной произойти.

Я слишком устала, чтобы бояться.

Когда карета, поравнявшись со мной, притормаживает, даже не поворачиваю голову. Прыгаю дальше на одной ноге, пока... дверца не распахивается, и оттуда не раздаётся знакомый голос:

— Мэнфилд?

От неожиданности останавливаюсь, резко оборачиваюсь и... теряю равновесии. Вскинув руки, пытаюсь удержаться на одной ноге, но мир вдруг накреняется. Тьма дороги качается, как палуба корабля. Я взмахиваю руками, в тщетной попытке поймать воздух.

И прежде чем ощутить резкий удар о камни, я врезаюсь во что-то твёрдое и... тёплое.

Меня ловят за талию руки — крепкие, уверенные. Одним резким движением подтягивают меня ближе, как будто я — пушинка на ветру.

Я прижата к мужской груди. К грубой, широкой и… устойчивой. Лунный свет выхватывает бледные отсветы на его лице — мрачном, с тенью полуулыбки на губах и холодным вниманием в глазах. Только сейчас понимаю, что я автоматически ухватилась за полу камзола, чтобы не упасть.

С усилием разжимаю пальцы.

Но он не спешит меня отпустить. Смотрит на меня сверху вниз, удерживая так близко, что я слышу глухой ритм его сердца.

— Почему ты здесь, Мэнфилд? Ночью? Одна?

Глава 32

— Я здесь, потому что иду домой, милорд, — говорю, пытаясь выбраться из его объятий. — А одна — потому что у меня нет денег на покупку кареты или найм личного стража.