К тому моменту, как они приблизились к какому-то населённому пункту, Татьяна уже так сильно хотела в туалет, что невольно начала елозить в телеге. Впрочем, сказать об этом всё ещё боялась – помнила предыдущий удар.
Там, за мешковиной, изменился шумовой фон и запахи. Сейчас сильнее пахло навозом. А звуки уже совсем не напоминали лесные: разговаривали люди, и рядом с ней, и вдалеке; слышались какие-то странные удары металла о металл; немного пахло дымом и, почему-то -- свежим хлебом, а где-то звонко смеялся ребёнок.
-- О, Карт! Как поохотились?
-- Привет, Марус. Посмотри, что мы привезли милорду…
Раздался короткий присвист и тот, которого завали Марус, ответил:
-- Мужик или баба? Это вы удачно сходили! Милорд совсем недавно предупреждал, что видели группу диких, – затем, понизив голос, мужчина добавил: -- Надеюсь, получив награду, ты не забудешь о старом приятеле, Карт. Помни, я всегда был с тобой честен.
-- Моё слово верное, Марус, ты знаешь... -- не без некоторого пафоса ответил охотник.
Татьяну рывком выдернули из телеги, и она почувствовала, что верёвку с затёкшего тела снимают. Следом сдёрнули мешковину, и она еле устояла на ногах, получив в глаза порцию лучей заходящего солнца.
-- Надо же, молодая какая, – удивился стоящий рядом мужчина в тяжёлой кожаной куртке, поверх которой была нашита кольчужная сетка.
-- Молодая – не самое странное, для диких она слишком хорошо выглядит, – этот голос Татьяна узнала, – тот самый Ник, который тащил её на плече.
-- Что ж, Карт, я забираю девку и когда милорд вернётся, сообщу тебе его решение… -- а это уже тот, кого называли Марус.
Проморгавшись от солнца и утерев о собственное плечо бегущие слёзы, Татьяна жадно дышала и осматривала странное место, в котором оказалась: небольшая мощёная площадь, вокруг которой располагались каменные домики, крытые черепицей.
Между двумя домами виднелся небольшой фонтан, сложенный из камня, у которого топтались с вёдрами две женщины, с любопытством глазеющие на вернувшихся охотников и стоящих за спиной Маруса мужчин в таких же куртках, усиленных металлом. Одна из них даже тыкала пальцем в сторону прибывших и что-то торопливо говорила или объясняла своей собеседнице.
На женщинах были тусклые коричневые юбки до середины икр, блузы с какой-то вышивкой и одинаковые серые платки, завязанные надо лбом. Обе были босы, и одна из них почёсывала ступней щиколотку, удерживая равновесие с помощью пустых вёдер. В отдалении виднелись ещё какие-то люди, но рассмотреть их одежду не получалось.
Самым неприятным для Татьяны было то, что никто даже не пытался разговаривать с ней. Её рассматривали как некий неодушевлённый предмет, имеющий свою ценность, но не имеющий права слова.
Глава 24
Сетку с неё сняли, но руки плотно связали на спиной, снова усадили на телегу и куда-то повезли. Ехали не в центр города, а вдоль окраины.
Она с любопытством рассматривала невысокие домики, достаточно чистые и аккуратные, покрытые побелкой голубых и розовых оттенков. Иногда для разнообразия попадались молочно-жёлтые и светло-зелёные дома. Все они имели не больше двух этажей, и располагались достаточно далеко друг от друга, чтобы между ними можно было высадить с десяток плодовых деревьев. Весь город просто утопал в зелени и совсем не удивительно, что при облёта по орбите Сирин не обнаружила это поселение. Сверху оно, скорее всего, смотрелось, как обыкновенный лес.
Телега остановилась у длинного здания практически без окон и провожавший Татьяну солдат передал её высокому рыхлому мужику с рыжими свисающими усами.
-- Принимай девку, Эрик. Милорду мы сообщение отправим, он за ней пришлёт кого-нибудь.
-- Кто такая? – недовольно спросил заспанный толстяк. – Где раздобыли?
-- Группа Карта привела. Или беглянка, или дикая. Впрочем, не твоего ума дело. Марус велел принять – вот и принимай.
Телега начала разворачиваться, а рыжий, недовольно оглядев Татьяну, буркнул:
-- Вперёд иди.
Они шли по узкому коридору, где вместо дверей с обеих сторон находились толстые ломанные решётки. Сквозь них просматривались пустые камеры и с деревянными нарами. Только в двух из этих комнат Татьяна мельком уловила движение – там кто-то был, но толком рассмотреть людей не успела.
В конце коридора слабо светилось узкое окно, тоже забранное решеткой. Остановившись у одной из последних камер рыжий открыл дверь, толкнув девушку в плечо заставил встать лицом к стенке, развязал верёвку и вновь толкнул – теперь уже внутрь камеры, быстро щёлкнув замком.
-- Я очень хочу пить. Вы не могли бы дать мне воды...
Рыжий удивлённо посмотрел на неё, как будто поражаясь способности разговаривать и невразумительно буркнул:
-- Ишь ты… -- после этого развернулся и ушёл, так больше ничего и не добавив.
Это была самая натуральная тюремная камера: прибитое к стене деревянное ложе, узкое и неудобное, стол без ножек, также прикреплённый к стене и странная раскладная табуретка, где между двух перекрещенных рамок крепился засаленный кусок ткани. Но самым главным оказалось стоящее в углу поганое ведро: от него сильно воняло, но Татьяна была рада уже и этому -- терпеть дальше совсем не было сил.
Через пару минут, застёгивая комбинезон, она с удивлением поняла, что её никто не обыскивал и даже нож, висящий на поясе не позаботились отобрать. Впрочем, нож ей здесь мало чем мог помочь: окна в камере не было, а перепились им толстенные прутья металла было совершенно невозможно.
Она сидела на деревянных нарах, опираясь спиной о каменную стену и пыталась понять, что она должна говорить. Никаких мыслей, объясняющих происходящее у неё не было. Кто такие беглецы? Кто такие дикие? Почему её ни о чём не спрашивали? Одни вопросы и никаких ответов…
Шаркающие шаги по коридору она услышала задолго до того, как рыжий вернулся. Он протянул ей прямо сквозь решётку керамическую кружку, наполненную водой. Татьяна машинально отметила, что кружка ровно такого размера, чтобы без проблем передать в камеру не открывая двери. Она жадно пила воду, вкусную и прохладную, а толстяк недовольно сопя чего-то ожидал.
Татьяна оставила примерно треть воды на потом, но когда попыталась поставить кружку на стол, рыжий буркнул:
-- Не положено. Сюда давай, а то завтра жрать не получишь.
Пришлось подчиниться. Впрочем, внутри тюрьмы было не настолько жарко, чтобы быстро началось обезвоживание. Так что Татьяна вернулась на нары, села по-турецки и принялась ждать непонятно чего…
***
Сон на голых досках вовсе не способствовал хорошему настроению, но с утра её разбудил рыжий, побрякав о решётку чем-то железным.
-- Эй, ты, как там тебя… Есть будешь?
Тело ломило от неудобной позы, затекла левая рука, но еда была важнее и Татьяна торопливо встала с деревянных нар.
