Хозяин багряных болот (СИ) - Ванг Кристина

Его шепот касался ее губ. Горячие руки сжимали бока. Еся едва держалась на ногах, чтобы не очутиться на его коленях.

— Не дождешься, — тихо ответила она, едва слыша свой голос из-за гулкого биения сердца.

— Уверена? — так же тихо спросил Владимир, задевая ее губы своими. — Станешь, подобно мне, болотным чудищем?

— Стану, — как завороженная согласилась Еся.

Она помнила, как чувствовался поцелуй Никиты. И хотела почувствовать поцелуй Владимира. Хотела снова ощутить приятную щекотку внутри своего живота.

Владимир резко поставил ее на ноги. Да так неожиданно, что она потеряла равновесие. Но он придержал ее.

— Мы уже недалеко. Пойдем, раз ты отдохнула. Сирин может улететь.

Еся несколько раз моргнула. Ресницы привычно задели платок.

— Ч-что? — она покачала головой, смахивая наваждение. — Сирин?

— Да, Еся, птица Сирин.

Она еще несколько мгновений пыталась унять тяжелое дыхание. Вот же… Нечисть! Самая настоящая нечисть!

Глава 14

Идти и правда оказалось недолго. У Еси даже не было возможности завести разговор. От Владимира только и было слышно: “Осторожно, тут корни деревьев. Пригнись — ветка”.

— Мы пришли, — шепнул на ухо Владимир. Еся настороженно прислушалась к собственным ощущениям. Лицо жгло, как будто они стояли на солнце. Может быть, они вышли из леса? Или оказались на лугу?

Как бы там ни было, Есислава с особым удовольствием подставляла жарким лучам солнца щеки. На болотах ведь его было почти не видать. Там в основном стоял туман или небо скрывали густые серые тучи. Словно то место кто-то обрек на вечную тоску и одиночество.

Владимир сжал руку Еси и повел за собой дальше. Остановился он резко. Так что Есислава врезалась в его спину носом.

— Болотник, — звонкий девичий голос заставил ее встрепенуться и забыть, о боли в носу. — С чем пожаловал, старый друг?

— Пришел послушать, как ты поешь, — Владимир сильнее сжал руку Еси, чуть заведя ее себе за спину, словно призвал спрятаться за ним от опасности.

— И даже невесту привел? — от присутствия Сирин Есе становилось не по себе. И пусть звучала она по-доброму, воздух вокруг стал натянутым. Вот что значило — вестник злых сил. Как бы Сирин ни пела, она всё еще таила в себе опасность.

— Привел. Споешь?

— Отчего же не спеть? Подойди-ка, дитя, — раздался шорох. Еся представила, как птица шевелит крыльями. Очень уж подходил ей этот звук.

Владимир разжал пальцы и отошел. Еся помедлила. Ей не нравилось. Что-то внутри нее сопротивлялось, кричало: “Не слушай! Не подходи! Не нужна тебе эта песня!” Но она набралась храбрости и шагнула вперед, выставив руку.

Еся делала шаг за шагом, пока пальцы не дотронулись гладких жестких перьев.

От прикосновения по коже побежали неприятные мурашки. Эта птица определенно несла на своих крыльях зло, хотя сама его не источала. Скорее уж была печальной, тоскующей за чем-то далеким и недостижимым для нее.

Еся продолжала пропускать перья меж пальцев, стараясь нащупать ещё какие-нибудь чувства. Отчего Сирин тоскует? Какое зло она принесет ей?

Птица запела.

Тонкий печальный голос разнесся по поляне. Он накрыл собой всякие другие ощущения, оставив Есю наедине со своей душой.

Песня была такой грустно, что из глаз покатились слезы. В груди Еси заболело.

Сирин пела о далеком доме, о том, как далеки остались беззаботные дни, о нежных руках матери, о громком смехе отца, о крепких стенах избы и о том, что этого не вернуть, а впереди ждет только погибель.

Есислава прижала руку к груди и сжала ткань платья в кулак. От собственных слез она начала задыхаться. Это было так бесконечно больно и так прекрасно, что хотелось слушать и слушать, пока песня не погубит.

Сирин затихла. Она вдруг перестала петь. Оборвала песню на полуслове.

Еся собиралась возмутиться. Пусть поет! Пусть песня льется!

Но она не смогла и рта раскрыть. Только всхлипывала. Рыдала и рыдала, лежа на холодной земле.

Еся потянулась рукой к платку, чтобы снять его и вытереть горящие от слез глаза, но сильные пальцы сжались вокруг ее запястья.

— Не надо, Еся, — голос Владимира был не менее печален, чем песнь птицы Сирин. — Оставь.

Есислава убрала руку, привстала и крепко обняла болотника, в надежде найти в нем спасение. Он на мгновение замер, но потом прижал ее к себе.

Еся разрыдалась. Она сама не понимала, отчего слезы никак не прекратятся, но откуда-то из глубины сердца поднималась, казалось, забытая тоска по чему-то, чего никогда с ней уже не будет: по беззаботной, робкой, краснеющей девочке, которую она оставила в ту ночь в деревне, по себе, которую ни за что погубили.

— Она идет за ней, Владимир. И вместе с ней великая беда, — безжизненно произнесла Сирин. Порыв ветра ударил в спину, захлопали крылья, и на поляне стало пусто. Велика боль перестала разрывать грудь.

Еся пыталась успокоиться еще некоторое время. Ей было так плохо, что она напрочь позабыла о последних словах Сирин.

— Ее песни столь же опасны, сколь и прекрасны, — Владимир гладил Есю по волосам. — Даже если печаль похоронена глубоко в сердце, она отыщет ее и заставить страдать так сильно, что впору будет броситься со скалы. Тех, к кому она приходит, ждет погибель.

— Это всё, что ты хотел показать мне? — шмыгнула носом Еся.

— Не всё. Но если хочешь, мы вернемся в избу.

— Пойдем дальше, — она отстранилась от Владимира. — Кого еще мне нужно увидеть?

— Еся, — с болью произнес Владимир, глядя на ее отчаянные попытки храбриться. — Не мучь себя.

— Нет, всё хорошо. Мне нужно посмотреть… Ведь я стану частью этих болот.

Болотник вздохнул. Он поднялся на ноги и помог встать Есе.

— Так быть. Я отведу тебя к Вештице.

— Это ж… — Еся опасливо сглотнула.

— Ведьма, крадущая детей из чрев матерей.

— Она тут живет?! — изумилась и одновременно с тем разозлилась Есислава.

— Прилетает, бывает. Сегодня она тут.

Еся сжала зубы. Рядом с их деревней такое чудище! Почему Владимир не прогонял ее? А, точно… Ведь он и сам чудище… И она им станет.

В Есиславе правильное боролось с эгоистичным желанием выжить.

— Пойдем, — выдавила она из себя. Правильное проиграло.

Владимир взял ее за руку и увел прочь с поляны.

Они молча пробирались сквозь лес. Есислава не хотела ничего видеть и слышать. И темная чаща отвела ее желанием тишиной. Вмиг всё умерло. Перестало тревожить ее сердце.

Она всё думала, как ей смотреть на ведьму, что отнимает детей? Как она может просто закрыть глаза на ее существование? А что, если бы Вештица украла ее брата? И тогда не было бы тех прекрасных дней, что она провела с ним… А ведь у кого-то ведьма и правда отняла дочь или сына. А что, если бы у нее украли ребенка из чрева?

Еся прикусила губу. Нет. Если у нее будут дети, она сделает всё, чтобы защитить их.

Владимир остановился.

— Она здесь.

Еся молча кивнула.

— Владимир, — проскрипела Вештица. — Чего пришел? Женушкой хвастаешься?

— Да вот показываю Хозяйке, кто у нас тут живет, — праздно бросил он. Никакого трепета, как перед Сирин, не было. Он вряд ли держал ведьму за такое уж серьезное зло.

— Так она не видит ничего, — ехидно ответила старуха. — На кой ляд показывать? Ты, девонька, платок сними…

— Мне и так видно достаточно, — нехотя ответила Еся. Вештица была неприятной. Скользкой, как слизень, горькой, как скисшее молоко. Водиться с ней не хотелось от слова совсем. — Пойдем, Владимир.

Есе хватило пары мгновений. Сирин, лесавки, кустицы, болотник — все они были другими. А эта… К ней Есислава чувствовала только презрение. И тратить свое время на такую мерзость было даже глупо.

— Как пожелаешь, — Владимир снова взял ее за руку. — Не задерживайся в моем лесу надолго. Улетай.

— Ишь какой… А если не улечу? Хорошо мне тут. Среди своих, — ехидничала Вештица.

— Не зли Казимира, — мрачно ответил Болотник, уводя Есю прочь.