Оборона дурацкого замка. Том 8 (СИ) - Ютин Макар

Выбеленная кость инструмента поймала удар у самого лица исполнителя, погасила часть инерции, а затем кулак вдавил флейту в переносицу Уру. Мужчина обескураженно квакнул, отлетел в сторону, прямо на Ян, которая с искаженным от боли, ярости, чувства предательства лицом летела на невменяемого от внешней и внутренней какофонии Саргона.

Легкий хлопок ладонью взбешенной фурии — Уру снова летит прочь, падает в объятия Акургаля. Десятник отставляет его в сторону, кричит нечто боевитое и нечленораздельное: голоса в голове юного практика не дают разобрать ни единого слова.

Что-то такое же срывается с искривленных губ Ян.

— Всем стоять! Это наведенные чувства! ТОБОЙ ДВИЖЕТ ЧУЖАЯ НЕНАВИСТЬ, — Алтаджин рычит в лицо Ян, мощная оплеуха должна сбить девушку на пол,

Ловкая работа ног, серия микровспышек Ци на костяшках вместо цельного покрова, кочевника отбрасывает назад, Ян не жалела Ци, поворот к убийце шицзе, кулаки в привычном покрове, прошлая техника слишком накладна, рывок в сторону ослабленного, избитого практика

Саргон машинально отбивает атаку, получает новый удар в печень, сгибается, отскакивает в сторону, оступается из-за ран, усталости, дезориентации, из-за демонова перекоса в Ци, когда энергия темной стороны Луны корежит меридианы, врывается в систему циркуляции, слишком тяжеловесная, чтобы не иметь никаких, хотя бы краткосрочных последствий.

Искренне жаль девушку, пытается сказать ей, опровергнуть, кулачок безжалостно, но избегая смертельных ранений, лупит по многострадальному телу, выбивает остатки светлой Ци, окончательно перекашивает энергетику, заставляет яростные, злые от наведенной эмоции голоса звучать все громче, неоднородно, рывками, грубо перехватывать управление телом, дергать за кардинально разные группы мышц.

Саргон медленно сходит с ума, звереет от невыносимой какофонии, кричит в душе, потому что больше нигде не может. Язык перестал слушаться, слова шли от сердца, ползли по носоглотке, чтобы вырваться наружу невнятными, извинительными хрипами, непонятными даже ему самому.

«Стой, прошу, остановись!» — мысленно кричал он, пока сознание неотвратимо заволакивало темной пеленой разнонаправленных явлений.

Наверное, стоило радоваться, что личности из темной Ци так непоследовательны, так бескомпромиссны, так не хотят договориться друг с другом и лишь дергают его в разные стороны, будто Карабас Барабас — это целая группа людей, каждый из которых тянет жирные пальцы порулить его несчастным, отравленным темными миазмами Паладина Нингаль, кукольным телом.

Даже в своем фаталистичном отчаянии, в раненом страхом за Юншэна сознании он славил всех присутствующих в Ясном Зале Богов за то, что больше не остается с голосами на одной волне темных эмоций.

Пусть он все еще злился, злорадствовал или ненавидел по чужой указке, пусть терял контроль над частями своего тела, пусть слышал голоса в голове — прошлое безумие больше не повторится.

Этот умудренный опытом культиватор чувствовал, что до такого скотства больше не дойдет.

— Хва.тит. На-на-кх-ндо спсти е-о, помги, — хрипел он, а девушка все не бросала, не

Шорох оружия прошел для Саргона незамеченным.

Ян в очередной раз ударила его в живот, отбросила к стене, неуверенно пошла дальше. Ее перехватил за талию, откинул в сторону Алтаджин, начал скороговорку неубедительных, неважных для нее слов.

Фармацевт, как назло, лежал дальше, юный практик вывернул шею, чтобы получше рассмотреть его состояние и вдруг прикипел взглядом к маленькому, непритязательному зрелищу, где разъяренный Камей пытается достать уже побитого Уру, пока Акургаль выдерживает шквал его ударов.

Ма подскочил неожиданно для всех, даже ослабленного, мятущегося Саргона.

Бывший вор вцепился в плечи бандита, одним решительным, техничным рывком отшвырнул и от кряхтящего Уру, пока тот приподнимался на локте, пытался приникнуть губами к флейте, и от десятника с землистым, расквашенным лицом, с толстым, опухшим, свекольным, типично славянским носом, таким странным и нелепым в этом мире, в этой эпохе.

В отличие от забавных совпадений внешности, клинок в руке десятника, что нарисовался, стоило только Ма сбить натиск берсерка, совершенно не умилял.

Камей вскочил на ноги быстрее, чем бывший вор успел распрямиться. Окончательно рассвирепевший, он проигнорировал призывы остановиться, помочь остальным, ударом отбросил Ма, который выставил вперед руки, загородил ему дорогу.

Огромный, заросший косматый мужчина набрал в рот легкие для очередного вопля. Саргон видел, как бьется жилка на его мощном покатом лбу, как ходуном ходит встопорщенная борода, а глаза становятся совершенно шалыми, без малейших признаков разумности.

Внешний эффект наложился на предрасположенность, нужное состояние и ситуативную напряженность.

Камей поплыл.

Даже Ян нерешительно замедлила шаг после его звериного вопля, рев берсерка послужил триггером и слова Алтаджина мало помалу стали доходить до ее воспаленного душевной раной сознания.

— Это происходит под конец каждого шичэня (2 часа) (…) Должен быть призыв к прохождению испытания от алтаря Шан-ди…Тот демонический практик развратил сигнал или дело в…

Саргон не слушал.

«Берсерка надо останавливать. Пусть этим займется Ян, пока я дойду до Юншэна», — первая связная мысль за последние десять минут безумия и духовной шизофрении, мышление образами имеет свои неудобства.

— Но здесь нет эманаций жертв! — Воскликнула дева, которая вернула себе самообладание и

Инфернальный рев прекратился сам.

Глубокий, инфразвуковой вопль не успел как следует ввинтиться в уши, не вышел на пик расчетной мощности. Он бесславно оборвался, кончился, заставил окружающие стены слабо вибрировать от пыльного разочарования.

«Неужели… контроль… он смог успокоиться сам?»

За переругиванием голосов и глупым монологом Алтаджина Саргон совершенно не услышал.

Резкий сабельный удар.

Хлюпающий хруст алчущего плоти металла

Резкую тишину непоправимой трагедии

Гул от тяжелого груза на каменных плитах.

Камей не ожидал эскалации. Не после того, как отвлекся на Ма, кто загораживал ему обзор.

Безоружный, мало что соображающий, способный различать лишь тех, кого надо убивать и бить не до смерти, он ошибочно записал Акургаля во вторую категорию.

Десятник своим клинком прописал его в первой.

В отличие от Дун Цзе, тело Камея осело на каменный пол без капли изящества: грузно и неотвратимо, как самый тяжелый товар купца, после которого с облегчением вздыхает даже ломовая лошадь.

Один удар. Один выверенный, хладнокровный, подлый удар с ускорением от подобия духовной техники.

Акургаль оказался не таким уж бесталанным, как считалось ранее. Сумел выделить компонент скорости своей единственной техники клинка, применить его в местной аномалии.

При полном попустительстве апатичного, деревянного, как двери святилища, Алтаджина.

Он сейчас даже голову туда не повернул. Лишь продолжил свой дурацкий, никчемный разговор с пустоголовой дурой, которая все время не туда воюет.

— Значит первая смерть была не случайной… — ровный тон степняка совпал с грохотом падения Камея.

От самодовольного голоса воротило физически, хотелось заткнуть кочевнику пасть его собственным копьем, лишь бы он перестал болтать со своей истеричкой и занялся делом…

Саргон чувствовал, как нечто хрупкое у него внутри обрывается: быстро, неотвратимо, с максимальной, расчетливой болезненностью.

Расплывается по внутренностям также, как красная кровь их неунывающего отрядного берсерка щедро плещет на жадные плиты святилища.

Его вера в лучшее, робкая надежда на удачный исход.

Акургаль хрипел, задыхался, держался за бок, меч в руке похмельно дрожал: ему пришлось использовать единственную знакомую технику, напитать движения вручную, самостоятельно, без финальной вспышки, без предзнания Ци. По сути — повторить две трети элементов техники.

Впечатляющее достижение, особенно для земного ранга, однако Саргону не хотелось хвалить своего бывшего командира.