Оборона дурацкого замка. Том 8 (СИ) - Ютин Макар

Дун Цзе перешла в ближний бой только когда у нее кончились все заготовки, когда заемная Ци перестала болезненно переполнять ее даньтянь, перестала мешать своей переполненностью движениям и циркуляции, вышла через напитанные до предела поделки, оставила чуть меньше привычного резервуара.

Когда Саргон стал дышать тяжело и безнадежно. Когда его обожженные легкие перестали справляться с объемом бессмертного, а выжженный кислород постепенно уходил из воздуха, замещался углекислым газом, от которого кружилась голова и хотелось побыстрее прикончить противника.

Вскрик, удар, пируэт.

Дун Цзе не дралась честно.

Ее мягкие, плавные, типично синские пируэты казались вдвое, втрое, вчетверо более отработанными чем все еще шероховатый, потертый от частого применения, сухой и сермяжный стиль Саргона.

Казались в первый акт их боя. Избитое тело с травмированной рукой не могло поспевать за пируэтами своей более здоровой версии. Хотя у ее противника дела с телесной целостностью шли еще хуже.

Она брала эффективностью, качеством, внезапными отскоками, плавным уходом за спину, ударами из неожиданных мест, мощной концентрацией Ци, которая нет-нет, да продавливала остатки его плотной пленки, нарушала замкнутую циркуляцию тела.

Дун Цзе не чуралась атаковать по уже раненым местам, бить в глаза, кидаться напитанной Ци пылью и мусором в лицо, внезапно кричать, чтобы сбить концентрацию.

Всё благородство, все попытки победить как в типичной дуэли практиков после первого акта их пьесы прошли, как с белых яблонь дым.

К ее ужасу, противник отвечал тем же. Вот только стиль Саргона куда больше походил шакальей, бескомпромиссной тактике взаимного уничтожения.

Шаг, разворот, механически выставленный локоть ломает течение Ци, ранит уязвимое запястье. Следующий шаг одновременно вправляет сустав пальца, что пришлось вывернуть для ускорения и бьет из невозможной, ломанной позиции под колено.

Брюнетка сознательно пропускает атаку, амулеты вылетают из рукавов одновременно с болезненным вскриком, треск рисовой бумаги заглушается скрипом белых зубов, ответный удар по скуле оставляет гул, слом и хлад, Саргон дергается, глаза закатываются, вынужденный отскок в сторону, новый выпад по челюсти проходит вскользь, ожидание нового удара, который не следует.

Металлический звон оружия на священных плитах.

Нога Дун Цзе на выбитом раньше ядовитом кинжале, два движения отделяют злую брюнетку от окончательной победы.

Саргон отчаянно рванул вперед, ударил из положения в прыжке, ободрал руку, потянул и так гуттаперчивые связки, нанес себе больше травм, чем противнику.

Неважно.

Нельзя дать ей поднять кинжал, подкинуть кинжал ногой, притянуть к себе амулетом, уникальной Ци, зовом, чем угодно.

Иначе он проиграет, умрет, сдохнет от яда. Закрытая циркуляция нарушена, пленка Ци почти не активна, больше нет спасения, нет неуязвимости к ослабленному, хрупкому, зачарованному на яд оружию.

Теперь это — его смерть.

Голову снова начинает мутить, дыхание не успевает восстановиться, злость исподволь захватывает прежние позиции, обживает новые редуты в душе юного практика.

Эйфория уходит, ей на смену отчаяние, страх, паранойя.

Тем сильнее, чем больше Дун Цзе теснит его, чем сильнее ранит. И чем ярче в ее чертах лица проступает желание убийства.

Ей больше ничего не надо делать. Она убьет его, пока Саргон вынужден подставляться, атаковать, отвлекать, не давать завладеть кинжалом. Она убьет его, если Саргон возьмет время на передышку, позволит ей завладеть кинжалом. Хватит одной царапины.

«Дун Цзе не сдастся. Не отпустит меня живым. Не смогу ее вырубить. Не чувствую, что могу победить. Драться… надо драться насмерть, чтобы остаться в живых».

Пан или пропал. Больше никаких игр, попыток спасти или договориться. С Алтаджином он будет иметь дело уже после собственного спасения.

Одна из двух придуманных им новых мерзостей должна сработать.

Если нет, то он…

Хлопок ладони отодвигается остатками светлой Ци. Девушка не ожидает сопротивления, тело ведет в сторону, подшаг вперед и вправо, на левой руке начинает зреть недобрый темный огонек.

Удар под ребра застает его врасплох, серия выпадов в грудь кое-как отбита, ответный удар слишком размашистый, неумелый предельной усталостью, контратака под челюсть, Саргон не уклоняется, прижимает голову к шее, встречает женский кулачок дебелым лбом с нарощенной коркой Ци. Колено отодвигает локоть шицзе, ломает гармонию движений, течение Ци на долю секунды мутнеет.

Рука твердеет от предельной концентрации темной Ци, собственная энергия начинает разъедать плоть, неважно, все равно ненадолго,

Жесткие, смоляно-черные пальцы в новой технике наотмашь проводят по чистому лицу, словно мягкой кисточкой. Девушка дергается от неожиданности и боли, мимические мышцы кривятся в непритворном страдании: Саргон широким жестом, будто железной губкой, стамеской, стирает с половины ее лица целый слой кожи с мясом под ним.

«Литания Боли: лицемерие!»

Ци защищает не полностью, сбивается, идет в разнос, не защищает вовсе, нежная кожа лезет уродливо, неаккуратно, кровоточащей плешью, разорванным носом, огромными ожоговыми пятнами обнаженной плоти, пустотой на месте левого глаза.

Новая, озлобленная, отчаянная контратака сильна, предсказуема, излишне, неэффективно перекачана духовной энергией. Саргон не уклоняется, подставляет скрещенные руки.

Предплечья давит, кости трещат от напряжения, сломанная рука прогибается в противоположную сторону, осколок кости пронзает плоть, кожу в месте столкновения стачивает на манер его собственной атаки, но он терпит, терпит, терпит, отводит корпус в сторону, чтобы повторить прошлый жест.

Полуслепая от боли и ранения Дун Цзе разгадывает его маневр: атака прекращена, прорва Ци улетает впустую, голова отклоняется в сторону, остатки его светлой Ци не достанут до ее уязвленных мест второй раз…

В руке практика истекает слюнявой тьмой чернота нового заклинания.

«Литания Боли: страдание»

Маленький, чудовищно плотный спрут подкроватной чернотой мелькает в руке, входит прямо в отсутствующий глаз шатенки, бежит по нервным каналам быстрее ее собственной Ци, без препятствий ГЭБ, без природного барьера внутренней энергии.

Даже так заклинание по пути теряет часть экзоплоти, истончается, ослабевает, безвредными мазутными пятнами остается на стенках сосудов, каналах, погибает по преодолении остаточной защиты организма.

Неважно. Саргон всегда закладывает запас прочности в свои творения.

Не меньше четверти рукотворной тьмы выживает, чтобы вгрызться, въесться в чужой мозг, добраться до центра боли, впиться ложноножками

— АААААА

В крике Дун Цзе ничего человеческого. Так вопит пожираемый заживо козленок, так плачет лошадь, когда ломает ноги

«О, как восхитительно больно…»

Девушка с кровоточащим, обезображенным лицом падает на колени, руки тянутся к голове, рвут волосы клочьями, крик не стихает ни на минуту

Остатки пыли, взвеси, прибитая импульсом золотых пластин дымовая завеса — все это мешает рассмотреть поле боя, мешает дышать, оставаться в сознании, большинство силуэтов упадочны и недвижимы…

Ян стоит у дальней стены, хватает руками остатки воздуха, с бледным видом опирается на невидимый, необнаружимый барьер, в ужасе пялится на чудовищное представление, кровавую потеху давно мертвых предков ушедшей династии.

Алтаджин все еще сидит в медитации, спина также прижата к препятствию Алтаря, дебелая, выветренная рука цепко держит в своем плену девичью ладошку гуйфэй, не дает сдвинуться с места, помешать, прекратить поединок, невзирая на его ход, на жертвы, на страдания, на любые действия участников.

На секунду юный практик обрадовался, что Дун Цзе скрыла самые пикантные подробности своим туманом.

Саргон не стал мучить ее дольше необходимого. Остатки светлой Ци собираются вокруг сложенных копьем указательного и среднего пальцев. Техника не активируется, не может собраться в осмысленную структуру, однако это сейчас не нужно. Лишь усиление Ци, намерение и точный удар.