Оборона дурацкого замка. Том 8 (СИ) - Ютин Макар

Жаль, но приближаться к нему, чтобы взяться за руки и одной свободной как следует отбить друг другу почки, брюнетка категорически не хотела. В отличие от их первого раунда, где она обоснованно рассчитывала на свое преимущество в ближнем бою за счет куда более долгого опыта духовного пользования.

Реальность вышла с точностью до наоборот и теперь дева-культиватор сменила пластинку.

Ее тактика отличалась от стариковской Гэ Шуншу. Если тот оставался исключительно начертателем, владел техникой воздушной каллиграфии, любил покрасоваться и предпочитал атакующие формации, то для Дун Цзе перед ним область бумажных амулетов казалась лишь удобным подспорьем.

Она не полагалась на изначально вспомогательную дисциплину.

Только оттеняла ей свое искусство преломления Ци и продуманный ближний бой.

«Ах, так вот как надо использовать Пурпур»

Остальные не вмешивались.

Саргон не сомневался: Алтаджин ударил бы его в ту же секунду, когда выбрали поединщиков. Однако кара за вмешательство в священное испытание должна многократно превышать наказание Алтарем несчастного святотатца, который решил воспользоваться священным инструментом без должного разрешения и щедрых даров.

То есть, отскребать потом временного командира со стен оказалось бы слишком проблематично, что прекрасно понимал и он сам.

Саргон закашлялся, невольно вздрогнул, когда на здоровой ладони его противницы заплясали фиолетовые проблески, оттенили бликами и светотенью кровожадную, психически-широкую ухмылку.

Два попадания пробили его защитный покров, вдвое истощили светлую Ци, вызвали судороги в мышцах груди и левой руки.

Его положение во «втором раунде» оказалось куда опаснее, чем в начале поединка, шансы на победу упали с фифти-фифти вдвое, а то и втрое. Однако сам Саргон чувствовал себя намного лучше.

Его эмоции все еще оставались неадекватно-позитивными, эйфоричными, злой кураж пока владел его мотивацией, а кровожадность и подсердечная ненависть никуда не ушли, лишь притаились.

Зато ушло безумие. Он теперь мог воспринимать и анализировать реальность. Настоящий подарок!

Еще бы не летела с желтушной, испачканной кровью ладони очередная молния.

ШШ-хш-БАХ!

В глазах вспыхнули холодные звезды, левая рука хрустнула, резко перестала слушаться, Ци устремилась в место перелома.

Положение осложнилось еще больше.

Дун Цзе напротив дышала отрывисто, с ненавистью толкала обогащенную кислородом Ци в свои маленькие, перетруженные легкие. Новая молния никак не хотела формироваться, столько сырых всплесков неизвестной Саргону Ци, которой придали вид природного аналога, не могло не сказаться на системе циркуляции.

С бессильным хлопком пурпурная линьши испарилась в пространстве.

Саргон подобрался, напряг ноги для броска, пустил все самообладание, чтобы пересилить грядущий всплеск нового безумия, Ци обратной стороны луны со страстной торопливостью устремилась по венам.

Пальцы истекали чернильной кровью, тьма клубилась впереди и позади, подбиралась к сердцу, околдовывала даньтянь.

Он твердо решил не разбрасываться сырыми, неэффективными всплесками, не стал использовать и прошлые наработки. Затуманенное сознание посчитало их слишком тривиальными, командными, удобными, скомпрометированными перед глазами всех людей в комнате.

Не говоря уже о том, каких трудов стоило бы заставить конструкт пролететь хотя бы полметра после создания.

У Саргона имелся другой вариант. Целых два, если быть точным, но лишь один из них — его собственный, а не придуманное его неадекватным сознанием нечто в плотной связке с голосами и их коллективным разумом.

То прошлое заклинание боли, которое он кинул в Ксина во время поединка. В первый раз, когда потерял контроль. То самое, которое Гвардеец так легко отбил ладонью. Слишком очевидное, слишком медленное, слишком уязвимое.

За последующие долгие и нудные поиски неизвестно чего: привнесенной скверны, порчи на Алтарях или их переориентирования на других Богов, у него появилось достаточно возможностей подумать в относительной тишине.

Время наедине с собой слишком отдавало болью и самоуничижительными мыслями насчет смерти Юлвея. Поэтому он не хотел думать конструктивно, пытаться решить непонятные загадки, следовать запутанным традициям или что вообще происходит в этом гребаном Ясном Зале?

Вместо этого парень выполнял базовые действия, не забывал отмечать странности или смотреть по сторонам, но его основные мысли оказались заняты способом мести.

Не ради какой-то особой практики.

Просто думать, как ты отрываешь голову ублюдку, кто умудрился всерьез задеть тебя за живое, оказалось на редкость приятно.

В начале Саргон просто представлял себе разные проклятия: как у врага отсыхают глаза или отваливается достоинство, как болезнь начинает пожирать убийцу изнутри, а страшные, непонятные местным слова гаррипоттеровского заклинания: «простудифилис спидоракус» поражают местного Питера Петтигрю, потому что крыс нужно давить, пока они не превратились в людей.

Разумеется, все эти крутые, радикальные, супер сильные заклинания на его нынешнем уровне совершенно недоступны. Однако распаленное, увлеченное сознание постепенно свернуло с чисто умозрительного Ада и Израиля, до более доступных, обыденных подлянок, и размышления свернули в конструктивное во всех смыслах русло.

Он начал думать над новым проклятием, дополнительно к «Пелене» и «Тремору».

Сперва попытался уйти в иллюзии, затем в болезни или гниение, но все это было не то, казалось сложным, громоздким, плохо реализуемым, не трогало никаких струн в душе.

В отличие от слова боли. Того самого, которым он в прошлом, без малейшего понимания работы собственной темной Ци, пытался попотчевать своего куратора.

В этот раз он куда лучше знал, что делать.

Осталось только создать подходящий момент. Потому что сам он не представиться — девушка напротив для этого имеет слишком много опыта. И уже бита жизнью в самом прямом смысле.

Дун Цзе оказалась хороша.

Девушка хорошо успела понять и принять его потенциальную силу в ближнем бою, поэтому не торопилась сокращать дистанцию, смирила гордость, осторожничала даже после сломанной руки.

Вместо этого она решила закрепить успех и вместо молний в Саргона полетел… Разный мусор, втихую собранный брюнеткой по всему Ясному Залу и окрестностям, а также более качественные заготовки, не использованные ни в битве с темным практиком, ни в их «первом раунде».

Куски палок с эффектом швыркового ножа, комки пыли с зарядом быстрого расширения и взрыва, камешки с коварной областью замедления. В один такой резко угодила нога Саргона, что привело к очень неприятному результату собаки, которую резко дергают за поводок.

Юный практик чувствовал, как горит лицо от боли в обожженной щеке, как плавится халат, как ноет сломанная рука, а капли крови медленно и неизбежно марают свежие, такие чистенькие и высокоморальные плиты зала угольника.

Он для вида кидал темную мерзость. Изредка, чтобы сбить особо опасные подарки. Имитировал истощение Ци, хотя по факту и так был к нему близок.

Но никак не мог выбрать момент для собственной контратаки.

Активные заклинания не работали здесь, в Чертогах Пяти Богов Сезонов, однако легкие, максимально простые конструкты из вложенной мысли и примитивной формы, вроде капли или облака, могли пролететь четыре-пять шагов, прежде чем их структура окончательно не разложится на плесень и мед, не исчезнет в круговороте природной Ци местной аномалии.

БАХ

Комок пыли взрывается, добавляет грязи в мутное облако их поля боя. Щепка летит с кинжальной точностью, тусклая вспышка на кончике пробивает слабый, истрепанный, почти исчезнувший покров, дерево глубоко входит в тонкую кожу культиватора, следом идет новый взрыв, новый бросок, теперь сонм осколков камня и чертодрева, на уклонение почти нет времени, рывок вперед, влево, темная мерзость улетает контратакой, пытается подловить, тщетно, слишком осторожна, взрыв, боль от пропущенного осколка, резкий рывок замедления, новый осколок, металлическая игла, отбил, кусок лезвия, отбил, две щепки, взрыв, взрыв, замедление…