Двойник короля 17 (СИ) - Скабер Артемий

Шаманка. Руки покрыты татуировками — странные символы, спирали, руны. На шее — амулеты из костей и камней. Одежда традиционная, но с элементами, которые явно указывали на её статус — шкура какого-то редкого зверя, бусины из клыков, вышивка, обозначающая магические символы.

Ещё один шаман, и вот он так близко, но всё потеряно. Информация! Столько знаний, которые могли бы пролить свет на природу рухов, на мои собственные способности, на этот странный мир с его запутанной магической системой…

Склонился над телом, чтобы проверить пульс. Осторожно, двумя пальцами, прикоснулся к шее. Кожа была горячей, словно в лихорадке. Пульс прощупывался — частый, ровный. И вдруг… Она открыла глаза — тёмные, как бездна, полные ненависти и ярости.

Тело среагировало раньше, чем мозг осознал опасность. Я мгновенно отпрыгнул назад, уходя с линии возможной атаки. Ноги упруго приземлились, колени слегка согнуты — готов как к нападению, так и к обороне.

Жаслан толкнул Бата, и монголы тут же насторожились. Они сжали рукояти мечей, тела напряглись, глаза сузились, оценивая ситуацию.

Девушка что-то начала шептать — тихие, почти неслышные слова. Тут же сосредоточился на магии: источник внутри откликнулся мгновенно, посылая волны холода по жилам. Кончики пальцев похолодели, готовые выпустить ядовитые иглы или ледяной шквал. Но буквально через секунду Жаслан… засмеялся. Не нервный смешок, а полноценный, искренний смех облегчения. Плечи тряслись, морщинки разбежались от уголков глаз.

Я перевёл на него недоумённый взгляд. Что за чёрт? Чему радуется?

— Она потеряла силы! — улыбнулся монгол широко, почти счастливо. — Попыталась впустить в тело руха, но была не готова и слаба. И ценой стала её способность.

Взглянул на девушку. Шаманка продолжала шептать, но уже по-другому — более отчаянно, быстрее. Ладони делали пассы в воздухе, пальцы сгибались в сложных комбинациях, но… ничего не происходило. Никакой магии, никакого проявления силы. Пустые жесты и слова, лишённые прежней мощи.

Алтантуяа внезапно замерла. Её руки упали безвольно. По лицу пробежала судорога осознания, глаза расширились от ужаса и неверия. Она поднесла ладони к лицу, рассматривая их так, словно видела впервые. Пальцы дрожали.

Девушка попыталась снова что-то произнести, но голос сорвался. Вторая попытка, и изо рта вырвался лишь сдавленный хрип. На глазах заблестели слёзы — не от боли, а от бессильной ярости и отчаяния.

Рух пытался захватить её тело, использовать как сосуд, вот только что-то пошло не так, и теперь вместо обретения невероятной силы она потеряла даже то, чем владела. Каждый платит свою цену…

На моих губах заиграла улыбка. Живой шаман без сил. Возможно, не способна больше колдовать, но её знания никуда не делись. А это значит, что я наконец-то смогу чуть больше узнать обо всём этом странном мире.

Жаслан, чуть хромая, подошёл к девушке. Рядом с ним, поддерживая под руку, шагал Бат. Взгляды обоих были серьёзны и мрачны. Все следы недавнего смеха исчезли с лица Жаслана, уступив место суровой решимости. Монголы достали свои мечи, и лезвия тускло блеснули в свете.

— Пора тебе уйти! — тихо проговорил Жаслан.

Голос стал твёрдым, когда он смотрел на девушку. В нём не было злорадства или ненависти, только холодная решимость исполнить приговор.

— Нет! — резко оборвал его, шагнув между монголами и шаманкой.

Жаслан остановился, глядя на меня с немым вопросом. Брови его сдвинулись, в глазах мелькнуло непонимание.

— Она останется жить, — улыбнулся, взглянув прямо в глаза. — Пока…

В последнем слове прозвучал намёк, достаточный, чтобы монгол понял: я не исключаю возможность её смерти в будущем, но сейчас Алтантуяа нужна мне живой.

— Но она же… — тут же возмутился Бат. Его лицо исказилось от гнева, рука с мечом поднялась выше.

— У меня другие планы, — пожал плечами, демонстрируя полное спокойствие. — Это её дело, разборки внутри деревни. Имела ли она право на такое? Я не судья. Переборщила — да, но ещё одна смерть не вернёт всех людей.

Говорил размеренно, рассудительно, словно обсуждал погоду, а не судьбу человека, но взгляд мой был твёрд и непреклонен.

— Она предала путь шамана, — Жаслан выпрямился. Его голос звучал официально, словно он зачитывал приговор. — Напала на своих, вызвала дух отца из другого мира. Хотела стать рухом, что запрещено советом шаманов. Каждое это нарушение — смерть.

Последнее слово Жаслан отчеканил, делая на нём ударение. Не было сомнений: он абсолютно уверен в своей правоте.

Девушка зло смотрела на монголов. В её глазах нет страха — только ярость и презрение. Она всё ещё оставалась опутанной паутиной, но держалась с таким достоинством, словно восседала на троне, а не лежала связанной на пыльной земле.

«Характер у неё есть», — отметил про себя. Это хорошо, с безвольными сложнее работать.

— Как я уже сказал, у меня свои планы на эту шаманку, — пожал плечами, не собираясь отступать. — Вы провалились. Если бы не я, у неё бы всё вышло. Каждый из вас должен мне жизнь, и она в том числе. Поэтому именно я решаю, что с ней делать.

В голосе не было угрозы, только констатация факта.

Бат с Жасланом переглянулись. Лица скривились в недовольных гримасах, из уст вырвались какие-то гортанные звуки — явно ругательства на их языке. Но спорить не стали. Понимали, что я прав: без меня они были бы мертвы. А долг жизни для них не пустой звук. Можно сколько угодно проверять друг друга, узнавать силу, но спасённая жизнь — это не игрушки, особенно для монголов.

— Ты прав! — наконец заявил Жаслан, уступая. Он говорил неохотно, но в то же время без протеста. — Твоя добыча, тебе и решать.

На этом закончились наши дебаты. Победа осталась за мной.

Первым делом пришлось помочь Бату с Жасланом. Их состояние оставляло желать лучшего: шатались, едва держась на ногах. Довёл до остальных монголов, которые уже приходили в себя после… Да хрен знает, почему они были в трансе.

Бойцы нервно оглядывались, переводили взгляды на умерших собратьев, на деревню. В воздухе стоял запах крови, пыли и страха — терпкая смесь, знакомая любому, кто бывал в бою.

Я оставил Бата и Жаслана с ними и вернулся за своей наградой. Подхватил девушку, перекинул через плечо. Она была легче, чем ожидал, — хрупкое тело в традиционной одежде, совсем не похожее на вместилище такой разрушительной силы, какой обладала ещё недавно.

Алтантуяа не сопротивлялась — либо от слабости, либо просто понимала бессмысленность этого. Лишь тихо зашипела от боли, когда моё плечо вдавилось ей в живот.

Вернулся к остальным. Все смотрели на меня с новым выражением, а потом, словно репетировали, поклонились. Никаких улыбок, только серьёзные, даже мрачные лица.

Когда проносил девушку мимо местных мужиков, они плевали в её сторону. Слышал, как шипят сквозь зубы проклятия. Её здесь ненавидели всей душой и имеют на то полное право. Вот только мне плевать, у меня свои планы на эту особу.

— Кто убил? — спросил Бат, кивая на тела ребят из нашей группы.

— Я, — посмотрел ему прямо в глаза, не скрывая и не оправдываясь.

— Благодарю… — кивнул монгол.

Мужики остались на месте, кто-то что-то снимал с умерших. Они кланялись трупам, шептали и постоянно оборачивались на меня. Решил им не мешать прощаться с товарищами.

Добрался до лошадей, взял одну из них. Местным они больше не пригодятся, да и умершим из нашей группы тоже. А мне как-то нужно перевозить шаманку.

Водрузил монголку на одну животину пузом на седло, как мешок с зерном. Связал ей руки и ноги крепкой верёвкой и привязал к транспорту. Лошадь недовольно всхрапнула, почуяв незнакомый груз, но быстро успокоилась.

Алтантуяа молчала всё это время, лишь взгляд её стал ещё более тяжёлым и мрачным. Не сопротивлялась, понимала бессмысленность этого. Вот только в её глазах читалось обещание: при первой возможности она попытается сбежать или отомстить.

«Посмотрим», — усмехнулся про себя.