Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— Нет. Но даже если бы думал год, всё равно сказал бы «нет».

Вся моя уверенность рушится, оставляя лишь горечь разочарования.

— Почему? Я же только посмотреть хочу.

Хайдес засовывает руки в карманы и поворачивается боком. Его взгляд упирается в крону дерева, колышущуюся на ветру.

— В этом и проблема, Хейвен. Я не хочу, чтобы ты смотрела. И уж точно не хочу, чтобы играла. Займись своими делами.

Я понимаю: я навязчива, я должна оставить его в покое. Но сказал он это так зло, что я отшатнулась на шаг. Он замечает и раздражённо вздыхает, проводя ладонью по волосам.

— Хейвен…

— Я поняла, — бормочу с неловкостью.

Я чувствую его взгляд, но сама упрямо гляжу в небо, будто оно самое увлекательное на свете.

— Мне пора, — нарушает тишину Хайдес. — Нужно готовить… игры.

— Конечно.

— Хейвен?

Мои глаза сами натыкаются на его.

— Что?

— Ничего. Хотел, чтобы ты посмотрела на меня, — усмехается он нагло и уходит к дверям Йеля.

На улице уже холодно, но я жду, пока он совсем исчезнет из виду, и только потом иду прочь.

Хайдес вдруг останавливается, но не оборачивается.

— Ты учишь названия созвездий?

Я морщу лоб. Что за намёки?

— В смысле?

— Я видел тебя, — шепчет он, и мне приходится напрягать слух, чтобы уловить каждое слово. — В планетарии. Западное крыло. После ужина.

Честно, с чего я решила, что он не заметит? Разумеется, заметил. Скрыть от него невозможно ничего. И единственное, что я могу выдавить:

— А… Когда?

Его плечи подрагивают. Смеётся?

— Каждый вечер.

Я благодарю всех богов, что он всё ещё стоит ко мне спиной, потому что точно пылаю красным.

— И что с того? Мне просто нравится это место.

— Или ты надеялась застать там меня?

Какой же самодовольный засранец.

— Нет. Наоборот, я рада, что могла побыть там одна.

Он смеётся и уходит дальше:

— Добавь это к списку запоминающихся глупостей, которые слетают с твоих губ, Хейвен.

Я делаю пару шагов, почти бросаюсь за ним, но останавливаюсь. Пусть думает что хочет. Мне всё равно. Ладно. Не всё равно. Но почти.

Живот урчит, возвращая меня в реальность. Время ужина. Ньют, наверняка, уже ждёт меня в кафетерии. Я сяду с ними, сделаю вид, что всё в порядке, и мы уйдём вместе. Никаких игр. Никакого Хайдеса. Никаких братьев Яблок.

— Я могу провести тебя на игры Хайдеса, — раздаётся голос за спиной. Я замираю, не решаясь обернуться. — Но тебе придётся держаться в стороне и не попадаться на глаза.

***

Это неправильно? Да.

Мне не стоит этого делать? Да.

Я должна вернуться в свою комнату и заняться своими делами? Да.

А я всё равно иду шпионить за играми Хайдеса? Абсолютно.

Гермес идёт так близко, что наши руки то и дело задевают друг друга, а шаги гулко разносятся по коридорам Йеля. Кто ещё, если не он, мог уговорить меня нарушить все правила?

Я поела, чтобы не вызвать подозрений. Хотя, думаю, Ньюта, Джека и Перси я всё-таки насторожила — уж слишком внимательно я слушала весь поток слов Лиама. Даже выдала: «Отчасти понимаю, о чём ты», — когда он рассуждал, что человеку с недостающим пальцем маникюр должны делать дешевле.

Неважно. Я сделала вид, что ложусь спать, и они ушли без меня. Выждала минут двадцать и встретила Гермеса прямо у лестницы западного крыла.

— Куда мы идём? — спрашиваю через пару минут. — Это же не дорога к вашим комнатам.

— Не дорога, — подтверждает он.

— Но мне сказали, что вы всегда играете там.

— Ну, как видишь — не всегда, да? — усмехается.

На развилке его ладонь ложится мне на бок и мягко подталкивает влево. Слишком надолго задерживается на ткани джинсов.

Я уже хочу задать новый вопрос, как понимаю, куда мы направляемся. Гермес подтверждает догадку, открывая дверь в подвал — туда, где тренируются студенты-атлеты. Ничего хорошего это не сулит.

Мы останавливаемся перед приоткрытой дверью. Изнутри доносятся голоса, но я не узнаю, кому они принадлежат. Гермес указывает на вход.

— Отсюда Хайдес тебя не заметит. Кто-то из зрителей — может быть. Так что будь осторожна и не шуми. — Он не даёт мне возразить. — И не заходи. Никогда, Хейвен. Ни при каких обстоятельствах. Поняла?

Я киваю.

И Гермес исчезает за дверью.

Сердце колотится так громко, что я вынуждена дышать глубже. Глотать почти невозможно.

Я заглядываю в щель. Передо мной — ряд людей. И, кажется, они не единственные: похоже, всё помещение окружено зрителями. Я сразу узнаю Аполлона и Афродиту. Через несколько секунд появляется Гермес и встаёт рядом с сестрой-близнецом. Его взгляд на миг встречается с моим.

Я приоткрываю дверь пошире, чтобы видеть лучше, — и все мои сомнения рассеиваются.

В центре стоит ринг. Или что-то на него похожее. Без канатов, без мягкого покрытия на полу. Голубые линии очерчивают прямоугольник и делят его пополам. На моей стороне — парень. Стоит настороженно, покачиваясь.

— Добро пожаловать на Игры Богов, — голос Хайдеса раскатывается по залу, и над толпой падает мёртвая тишина. — Если вы здесь, чтобы играть, правила знаете. Но не помешает повторить, верно? Их всего два, и они просты: бейте соперника без пощады. Ни грамма жалости. Нельзя сдаться. Поединок заканчивается только тогда, когда я лично досчитаю до шести и увижу, что вы не встали с пола.

Это… неправильно. Это больно и мерзко. Зачем подстрекать студентов избивать друг друга до полусмерти? Что это за «игра»? Что он с этого имеет? И что получают участники?

— Ни жалости, — гремит Хайдес.

Толпа вторит, громче, яростнее:

— Ни жалости!

Гулкий звук гонга рассек воздух. И снова тишина.

Парень на ринге сгибается вперёд, в напряжении. Высокий, мускулистый, с бритой головой.

С кем он будет драться? Студенты против студентов? Сам Хайдес? Нет, он же судья. Но тогда…

Случается всё мгновенно. Удар ногой в лицо сбивает парня с ног. Я почти вскрикиваю — уверена, что затылок раскроится о пол. Но он в последний миг переворачивается и падает на руки.

Встать не успевает — соперник прыгает ему на спину и прижимает к земле.

Это Афина.

Афина — его противница.

Почему?

Я не успеваю додумать. Афина осыпает его лицо градом ударов. Толпа ревёт, ликует. А меня выворачивает наизнанку: я будто сама чувствую каждую боль. Она возвышается над ним, как львица над добычей, хотя парень явно крупнее её.

Она отходит. Парень не двигается. Глаза раскрыты, уставились в потолок. Кровь струится из носа по щекам.

И тут выходит Хайдес. Чёрные брюки, чёрная рубашка, кожаная куртка.

Он садится на корточки и начинает считать, отбивая ритм кулаком по полу:

— Раз… два… три… четыре… пять…

Толпа срывается в восторге. Кто-то снова орёт мантру:

— Ни жалости!

Хайдес улыбается, наслаждаясь победой сестры. А потом его взгляд находит меня. Как — не знаю. Но смотрит так, будто моё присутствие кричит на всю комнату. Наши глаза сцепляются. И ноги у меня подкашиваются. От страха.

Его волосы нарочно растрепаны — дикое, почти звериное лицо. Подводка обводит глаза: снизу чёрная линия уходит тенью на щёку, с другой стороны — повторяет изгиб его шрама.

Он ещё не сказал «шесть». Последний счёт. Я хочу хоть жестом отвлечь его, чтобы не смотрел на меня. Но не могу. И он тоже не отводит взгляда.

И вдруг — кулак обрушивается ему в челюсть. Хайдес валится назад.

Афина бросается вперёд, злится ещё больше, и добавляет удар ногой прямо в лицо. С ним всё кончено. Двое неизвестных утаскивают его в угол, куда я уже не вижу.

Афина опускается рядом, а Хайдес сидит и держится за подбородок. Я знаю: он специально не смотрит в мою сторону. Если кто-то ещё заметит, что я здесь, будет хуже.

Позади него встают Гермес, Афродита и Аполлон. Их лица напряжены. Но Хайдес поднимается и улыбается — вопреки очевидной боли.

— Продолжаем! Следующий!

Он поворачивается к трём братьям, сидящим среди зрителей, — и в этот момент Аполлон находит меня глазами. Его губы чуть приоткрываются, кулаки сжимаются вдоль бёдер. Он что-то шепчет Гермесу на ухо, но не получает ответа.