Башни Латераны 2 (СИ) - Хонихоев Виталий

— Вот если бы у нас пекарня была — я бы всем булочки раздавала, кто голодный! — заявляет девочка, поспешно разворачивая сверток: — никто бы не был голодным в городе! — с этими словами Мильна набрасывается на сладкие пирожки.

— Вот потому-то у тебя и нет пекарни. — ворчит отец, оставляя ложку в покое: — как в таверне дела идут?

— Да нормально все. — пожимает плечами Лео: — вот Вильгельм мяса послал, давеча какие-то заезжие умудрились с Бринком поссориться, вот и не доели. Еще я пива жбан принес, только сегодня привезли да на ледник поставили, темное с Прибышовиц, тамошняя винокурня только в прошлом году на ярмарке выиграла.

— Прибышовицы… — пренебрежительно машет рукой отец: — да куда им до наших, которые у южной стены, дейна Кутновица! Еще темное поди… ладно, давай сюда… о! И мясо-то какое ароматное. Опять Вильгельм с травами чудит.

— Он экспериментирует. — объясняет Лео: — вот как магистр Шварц, только в кулинарном искусстве. Каждый раз немного добавляет разного, порой очень вкусно выходит. У нас кстати теперь новая девушка вместо Маришки.

— И то дело. — подхватывает матушка: — раз уж Маришка замуж вышла то не дело замужней то в таверне среди всякого сброда толкаться.

— Да нету у нас никакого сброда! — оправдывается Лео: — «Три Башни» — приличное заведение.

— В трактирах и тавернах завсегда всякий сброд, прости господи! — матушка осеняет себя тройным касанием: — а ты по молодости и наивности того не видишь. Поскорей бы тебе устроиться на хорошую работу, писарем в городскую управу например или там на склад к дейну Рубину, счетоводом.

— Ма! Ну там же платят сущие гроши! А так я и деньги зарабатываю и время есть чтобы потренироваться и к дейне Шварц зайти на учебу.

— Ой, не к добру это, сына. — качает головой матушка: — третьего дня стражники церковников алхимика арестовали в городе, того, что в Верхнем Городе лавку держал рядом с Речной Башней, соседи говорят, что повязали его по доносу… а ведь он с патентом королевским торговал. Магикусы сейчас на подозрении… вот был бы у тебя талант целительский, так отдали бы тебя в клирики, чай им святая Церковь благоволит и с деньгами всегда.

— Да, да, конечно. — вздыхает Лео. Это старая песня — про то, что если бы Лео пошел в семинарию и если бы у него талант к целительству был бы, то он бы сейчас сам в рясе ходил как «святой отец Леонард», ну может не прямо сейчас, но уж лет через десять точно. Церковная карьера его не прельщала и раньше, а уж сейчас, когда он совершил так много преступлений против веры — и вовсе. Несмотря ни на что он все еще хотел, чтобы Алисия — жила. Ведь магистр Шварц сказала, что он не просто поднял мертвое тело, а вдохнул в него жизнь. И он совершенно точно знал, что Церковь с ним не согласится.

— Отстать ты от парня, Лаира. — коротко бросает отец, оторвавшись от жбана с пивом: — он уже взрослый, ему жениться пора, а ты ему за семинарию. Видно же что есть кто-то на примете.

— Что? — матушка так и садится: — Леонард Штилл! Это правда⁈

— Тили-тили-тесто, жених и невеста! — весело поет Мильна: — а мой братец влюбился!

— Неправда! — говорит Лео и чувствует, что щеки у него начинают пылать: — вовсе не влюбился!

— Так чего ж ты молчишь, сына? Давай сватов пошлем к родителям девочки, чтобы все путем сделать. — говорит матушка: — у нас же и деньги есть, твои деньги. На них тебе и свадьбу справим и дом можно купить… недорогой, но все же. Или второй этаж летом надстроим, там и живите… а кто она такая? Случайно не та девица что за тобой ходила, смуглая такая? Ой, сына, только не ашкенку, люди же не поймут…

Лео только открыл рот чтобы сказать, что никто ему не нравится и вовсе он не собирается жениться, по тем причинам, которые он и сказать вслух не может. Например, потому что ему нравится Алисия… нет, не нравится, он ее любит. А Алисия мертва. Откуда возникает сразу ворох проблем… например если кто узнает про то, что он вместе с магистром Шварц в ее башне эксперименты над мертвыми телами ставят, то его обязательно инквизиция арестует. Арестует, а потом на дыбу вздернет и… в горле встал ком, во рту снова появился тот самый привкус паленой плоти, из-за которого он потом неделю в таверне дышал через рот.

Он посмотрел на мать. Она улыбалась, ждала ответа про невесту. Глаза добрые, полные надежды. Если бы она знала.

— Нет, ма, — сказал он тихо. — Никого нет.

Мать вздохнула разочарованно: — Жаль. А то отец говорит… ну ладно. Значит, рано ещё. — Она погладила его по щеке. — Главное, сына, чтобы девушка хорошая была. Из приличной семьи. Не ашкенка какая-нибудь и не… — она понизила голос, — не из тех, что в Нижнем Городе по кабакам.

— А по мне так пусть и ашкенка, лишь бы человек хороший. — сказал отец и громко рыгнул. На лавочке захихикала Мильна.

— Ой, не слушай ты его! — матушка машет рукой: — с такой свяжешься — вся жизнь под откос кувырком пойдет!

— Как там — отличный парень Генри, всем он был пригож! — затянул отец песенку: — и как жених он подойдет, решила я всерьез! Но мой отец ко мне пришел и каяться решил — не знает мать твоя про то, но Генри тот — мой сын!

— Бернард! — возмущается мать и бьет отца по плечу, но не сильно, а как-то игриво: — прекрати! Это дурацкая песенка! Тут же Милли!

— А я ее знаю! — блестит глазами Мильна: — там дальше про то, что и Генри и Борджик и Августин на самом деле сыновья ее папы и она никак не может выйти замуж! А потом ее мама говорит ей чтобы она не волновалась, потому что «может быть в округе все парни от отца, но ты уж точно не от него, так что делай то что хочешь!»

— Милли!

— Молодец дочка! А ну — хором! Отличный парень Борджик, всем он был пригож!

— И как жених он подойдет, решила я всерьез!

— Бернард! Милли! — мама еще раз замахнулась на отца, но в этот момент раздался грохот — ДАН-ДАН-ДАН! Входная дверь затряслась. Все замерли. Мильна перестала жевать. Мать побледнела. Отец поставил кружку на стол — медленно, осторожно.

Стук повторился. Ещё громче.

— Кто там? — крикнул отец. Голос спокойный, но Лео видел — рука его сжалась в кулак.

— Городская стража! Открывай!

Лео похолодел. Сердце забилось. Стража. За мной? Инквизиция узнала?

Отец поднялся. Посмотрел на мать. Та кивнула. Он пошёл к двери. Лео встал рядом — инстинктивно, готовый прикрыть семью. Отец отодвинул засов. Открыл.

На пороге стояли двое стражников. Но не церковные — не в белых плащах с красными крестами. Обычные городские. В потёртых кольчугах, грязных сапогах. Лица усталые, равнодушные. Один — пожилой, с седой бородой — держал в руке свиток. Второй — молодой, прыщавый — стоял позади, рука на рукояти меча. На всякий случай.

— Ты — Бернхард Штилл? — спросил пожилой.

— Я, — ответил отец. — Что случилось?

Стражник развернул свиток. Пробежал глазами.

— Сбор налога. Список должников. — Он поднял глаза. — Ты задолжал три серебряка за ремонт городских стен.

Отец нахмурился:

— Я уже заплатил. В прошлом месяце. Сам ходил в канцелярию.

— По нашим записям — не заплатил.

— Заплатил! — Отец шагнул вперёд. Голос повысился. — У меня расписка есть! Вот, подожди, сейчас покажу!

Он развернулся, пошёл к сундуку в углу. Опустился на колени (неловко, одной рукой держась за край), откинул крышку. Начал рыться.

Стражники стояли на пороге. Молодой зевнул. Пожилой смотрел в комнату — равнодушно, но внимательно. Взгляд скользнул по Лео. Задержался на секунду.

Лео стоял не шевелясь. Руки за спиной, правая ладонь уперлась в навершие кинжала. Сердце билось так громко, что, казалось, слышно на всю комнату.

Не за мной. Пожалуйста, не за мной.

Мать сидела на лавке, прижав Мильну к себе. Девочка притихла, смотрела на стражников испуганно. Отец вернулся. Протянул бумагу. Пожилой стражник взял. Развернул. Прищурился. Прочитал.

Хмыкнул.

— Ладно. Записано. Заплачено. — Он свернул бумагу. Протянул обратно. — Извини, ошибка в реестре. Бывает.