Личная (не)приятность темного магистра (СИ) - Вересень Мара

Где же решение?

Только ли в доверии? Или желание стать одним целым должно происходить от тела и духа всех участников ритуала? Примерно так, как нечаянно, в результате глупой шутки вышло тем утром? Рассвет после ночи Взгляда Ясности…

И Плест сказал: «Все ответы перед глазами».

Ян встал и прошел к окну, распахнул шторы, впуская в кабинет мягкий свет осеннего солнца. Внизу, по дорожке, гневно прижимая к себе сумку с оборвавшимся ремнем и вколачивая каблуки ботиночек так, что только искры не летели, шествовала сердитая адептка Айдин. Увеличить ей вечерних занятий? Индивидуальных? Она ведь отстает. Немного.

31

Раньше я не совсем понимала, что значит смешанные чувства. В полной мере осознать и прочувствовать я сумела, оказавшись на факультете темной магии. Жалкое зрелище. Триш даже не рыдала. Просто смотрела с сочувствием и таскалась тайком меня провожать, если я забывала проверить карманы на наличие в них призрачных платков. А я забывала, и частенько, потому что владели мною эти самые смешанные чувства.

К примеру. Новость о скорой встрече с ректором Академии, которой я так упорно и методично добивалась, мне сообщил человек, при виде которого мне хотелось провалиться сквозь землю, или чтобы он подошел поближе, а дальше начинался полный беспредел.

Что показательно, после самой встречи, впечатлившей меня как самим этим фактом, так и результатом — отрицательным, как мне и предвещали, — первый, кого я встретила, был куратор Витравен. Одна из причин моего состояния. Да-да, именно в тот момент, когда у меня глаза были на мокром месте и больше всего хотелось утешений.

Слез избежать не удалось, но это были слезы бешенства.

— Я же говорил, — сказала эта язва и так прошлась взглядом от макушки до щиколоток, что я воспылала жаждой убийства. Разорвать в клочки, как минимум.

Увы, пострадала только моя сумка для тетрадей и самолюбие. Явившаяся сквозь зеленую изгородь призрачная дама смотрела с уважением. Она вообще уважала слезы в любых количествах, но слезы бешенства, как она сказала, — это высший пилотаж. Даже платочек протянула.

Занятия превратились в эмоциональную пытку. Невыносимую. Невыносимо чувственную пытку. Смотреть без возможности прикоснуться. На одного, затем на другого. Меня одинаково тянуло к обоим.

Я с трудом могла сосредоточиться. Всё, что писала, просто перечитывала потом заново. Причем с ощущением, что это писал кто-то другой, потому что я не помнила и половины.

Я искала пути максимально сократить личные контакты с магистрами. До дыр зачитала Устав. Так часто там была, что служащие начали делать ставки, пойду ли я заниматься наверх, в отдел факультета «смертников», или застыну гаргульей над тумбой с Уставом Академии. Но если с утренними дополнительными занятиями что-то можно было поделать, с основными, начинающимися во второй половине дня — ничего.

Я подала заявку на сдачу экстерном зачетов за первый семестр первого курса по дисциплинам «Основы нежизни» и «Теория призыва», которые вел куратор Витравен. Надо было видеть его улыбку, когда он это подписывал. На мое счастье в приемной кабинета присутствовала лерда Шмель, и он лишь дежурно прошелся по моим «уникальным данным успевать за двоих». Лерда подтекста не знала, конечно же, но зато избавила меня от необходимости остаться с Витравеном наедине.

Меня трясло, когда я вышла. Зеркало отразило бледное лицо, горящие уши и лихорадочно блестящие глаза. Нужно было пойти поесть что-нибудь, но мысль о еде вызывала тошноту. Всё равно пошла.

Попросила на раздаче сложить обед в пакет. Обычно ворчащая работница столовой даже не возражала. И вместе с пакетом подала дополнительную бутылочку с напитком.

Я спряталась под деревом, где мы болтали с Киром, и заставила себя поесть. Чтобы проглотить кусок, приходилось запивать, так что второй напиток пригодился. Он был бодрящий. Что тоже оказалось кстати. Хороша бы я была, зевающая на практике по призыву?

Дисциплина называлась «Подчинение сути и сущностей», вел ее лерд Мортравен, и занятия всегда ставили последними. На собственном резерве я держалась максимум до девяти. А практика в десять. Решила оставить часть напитка про запас.

Спала я плохо. Едва закрывала глаза, начинались вариации происшествия в кабинете с той лишь разницей, что никакого ощущения единства не было, меня словно на части растаскивало. Я открывала глаза, вставала и садилась заниматься.

Хорошо, что зачеты по курсам Витравена будет принимать комиссия преподавателей, а не только он. Причем он даже вопросов задавать не сможет, только присутствовать будет. Переживу.

Теперь бы пережить занятие у декана. Всё остальное по сравнению с этим было сущей ерундой. Даже анатомия и технология зомбирования. Их часто ставили друг за дружкой, особенно когда темы пересекались.

Первое — зомбирование. Там будет Эвил. Снова будет шутить. Придется улыбаться и придумывать шутки в ответ. Определенно, это меня отвлечет. И настроение поднимет.

Со мной по-прежнему мало кто общался. Главзмеи после вечеринки получили вагон и тележку взысканий и не горели желанием общаться. Держали нейтралитет. Эвил взялся за учебники и часто пропускал завтрак, потому что досыпал.

Мне делалось всё тоскливее. Хорошо, что с Триш можно было поболтать. Она взялась предлагать мне наряды для осеннего бала. Добыла где-то столетний каталог, тыкала полупрозрачными пальцами в ветхие страницы и уверяла, что мода всегда циклична и что вот эти модели снова актуальны.

Почувствовав, что могу опоздать, встала и пошла к учебному корпусу, оставив пустой пакет от еды в одной из урн.

Эвил встречал на ступеньках, и всё его приятное лицо выражало озабоченное тревожное беспокойство. Я в последнее время стала необычайно чувствительна к эмоциям других. Даже к эмоциям отдельно от людей. Бывает, прошел человек, чувствовал что-то очень ярко, и от него остается эмоциональный фантом.

Бесы тоже оставляют такие фантомы. Так что, когда у меня по пути возникло ощущение, схожее с пред-контактом с бесплотной сущностью, я даже оглядываться не стала. Нервно оглядывающийся назад адепт-«смертник» — это нехорошо. Сущность была раздраженная, я отзеркалила и тоже начала злиться. Эвил своим заботливым беспокойством помог избавиться от случайно наведенного раздражения. А потом вдруг…

— Добрый день, куратор Витравен.

Неожиданно. Это он за мной шел? С ним я сегодня виделась. Здороваться еще раз не обязательно. И смотреть тоже. Пусть бежит в свою нору.

— Почему его вечером никогда нет? — спросила я у Тернела.

— А они с деканом как птички-разлучники, — хохотнул Эвил. — Вьют гнездо, а птенцов выхаживают по очереди: один днем, другой ночью.

Нелепое сравнение вдруг перестало быть нелепым. А ведь действительно. Единственный раз, когда я видела… почти видела рядом, было в ту ночь перед рассветом.

— Должен тебе сказать, зрелище было то еще.

— Какое зрелище? — вздрогнула я. Учитывая, о чем я сейчас думала, реакция была вполне адекватной.

— Ты на дорожке с недовольной миной, а следом за тобой, отставая на шаг, — темный магистр Витравен с такой же недовольной миной. Причем взгляд такой…

— Какой?

— Ему очень хотелось тебя наказать, Адаминочка, — похабно заулыбался Эвил и даже бровью подергал.

— Если продолжим тут торчать, профессор Шурп нас обоих накажет.

Я поднялась на разделяющую меня и Тернела ступеньку, и голова закружилась. Парень поддержал.

— Ну и руки, Айдин. Тебя будто только из холодильной выпустили. Ты вообще ешь? Спишь?

— Только что ела.

— Слушай, малая, так нельзя. Я слышал про твой суперквест с зачетами и безумно тобой горд как друг и старший товарищ, но правда, так нельзя. Ты же себя вконец загонишь. Тебе уже даже Сильф посочувствовала, причем при всех. Кто-то спросил, как ей, аристократке, было в утилизационной баки чистить, а она сказала: всё лучше, чем Айдин. Зато теперь все видят, что с Витравеном не задираются и как шелковые с первого курса по старший.