Наперегонки с ветром. Буря (СИ) - Виннер Лера

– Благодарю, но не беспокойтесь. Я не позволю ей сесть себе на шею.

Мы переглянулись, и ко мне вернулось то же непонятное ощущение, что возникло на приёме у мэра во время разговора с ней.

Как будто это были или две разные Женни, или одна, но настолько хитрая и артистичная, что и маленькой сучке Камилле, и мне самой стоило преклониться перед ней и выразить своё восхищение.

Приняв за возможную правду второй вариант, имело смысл задуматься: достаточно ли в ней всего этого, чтобы поливать старую кладбищенскую землю своей кровью?

Доступный мне прямо сейчас способ проверить был рискованным, но если я окажусь права…

Тот, кто просил защиты для Фьельлена, обладал знаниями и силой, и должен был понимать, что ни я, ни Кайл не враги этому городу.

Если это Женни, и она почувствует мое прикосновение, ничего плохого не случится. Напротив, мы сможем получить хороших союзников в лице друг друга.

Если же окажется, что я права, но она безумна, и, как всякая фанатичка, не потерпит ни помощи, ни чьего бы то ни было присутствия, я не стану дожидаться возможности дотянуться до пистолета.

Я всё-таки попыталась коснуться её сознания, снять информацию, но тщетно. Женни ощущалась глухой тёмной стеной, а выражение её лица ни капли не изменилось – то ли и правда не почувствовала, то ли играла мастерски.

– Женевьева, – та тощая дама, из лап которых я, на свою удачу, ускользнула, подлетела к нам, напомнив своими движениями ворону. – я неловко тебя просить, но Айдиль беспокоится о закусках. Раз всём тут сегодня заправляешь ты…

Она не стала утруждаться, договаривая, но неловко ей точно не было.

Женни же кивнула поспешно и сосредоточенно:

– Я пойду потороплю.

Острой потребности в закусках не просматривалось, да и сама Айдиль скорее напоминала насосавшегося крови трактирного клопа, нежели вдову, для которой кончина мужа разделила жизнь на «до» и «после», но ее прихоть сегодня была законом.

Женни привычно опустила взгляд, поспешно направилась в коридор, но даже не успела покинуть столовую, когда старательно создаваемую в доме траурную тишину прорезал визг.

Кто-то из женщин в кухне буквально захлебывался им.

Тощая ворона, по-прежнему стоявшая рядом со мной, испуганно шарахнулась назад, кто-то вскрикнул.

Мы с Женни сорвались с места одновременно, и в коридоре она едва не столкнулась с Кайлом.

Он вывернул из той части дома, где должна была располагаться библиотека.

У меня не было ни времени, ни желания приглядываться к тому, насколько в порядке его одежда, – это в любом случае ни о чем бы не говорило. Достаточно оказалось уже того, Камиллы в поле зрения не оказалось.

Он не стал извиняться, но придержал Женевьеву за плечо, чтобы пойти в кухню первым.

Пожилая кухарка в белом фартуке лежала на полу, но это был всего лишь обморок. Всё самое интересное ждало нас чуть дальше.

В дверном проёме между кухней и кладовой в петле болталась девушка. По всей видимости, это и была Гаретта, которую заждалась вдова Уортен.

Не глядя ни на Женни, ни на Кайла, я первым делом потянулась к скамье, на которую садились, чтобы чистить картошку, но её почти вырвали из моих рук.

– Нильсон, помогите! – Габриэль вскочил на неё так поспешно, что едва не упал.

Как ни странно, спорить, да и вообще отвечать, Кайл не стал.

Тоже не был уверен, что всё уже кончено?

Он обхватил ноги горничной, пока бледный и сосредоточенный Габриэль, стиснув зубы, резал верёвку разделочным ножом.

Женни застыла за моим плечом, и, кажется, смотрела не дыша.

Почти минута.

Гаретта рухнула Кайлу на руки, и Габриэль спрыгнул со скамьи, спеша взглянуть на неё и проверит пульс, но торопиться ему было уже некуда. Девушка была мертва.

Глава 10

Дознаватель Бюль оказался низкорослым круглолицым мужчиной средних лет с длинными, лихо закрученными вверх тонкими усиками. Несмотря на потешную внешность, дело своё он знал отлично, – иначе как этим было не объяснить, почему при его появлении Габриэль едва не вытянулся в струну.

Из милого и решительного человека он буквально за пару минут превратился в подтянутого и строгого доктора Беккета, которому предстояло фиксировать все обстоятельства произошедшего, подмечать неочевидное и производить осмотр тела погибшей.

Разумеется, лишь после того, как он сам даст показания.

Сидя на обитом светлым атласом узком диване в холле, я незаметно наблюдала за ним и находила, что он в самом деле переменился.

За почти десять лет, минувшие с нашей последней встречи, Габриэль не просто неизбежно повзрослел. На этих похоронах он был одет проще всех – тёмно-синий сюртук без украшений, шейный платок в тон. Все выглядело так, словно доктор заглянул ненадолго, чтобы отдать дань приличиями, и собирался отправиться к себе в больницу прямо с кладбища, но, вопреки этим планам, решил задержаться.

Почему?

Мой взгляд упирался высокие голенища его сапог и крепкие бёдра, и я думала о том, что местный врач вхож в любой дом. В особенности такому доктору должны радоваться в домах вдовьи.

Судя по тому, что он оказался осведомлён о нашем расставании, Габриэль не променял отцовское мастерство на обычную работу, да ещё и не выпускал нас или лично меня из поля зрения.

Если так, о моей службе Совету не знать он точно не мог.

Это делало его идеальным кандидатом на роль того, кто обратился к Йонасу.

С ним не просто можно, а нужно было поговорить прямо, но точно не теперь. Слишком много свидетелей и желающих послушать, слишком мало времени и укромных мест.

После того, как они с Кайлом вдвоём вытаскивали горничную из петли, доктора уместно стало пригласить на чай. Если, конечно, он не напомнит о моём обещании пообедать с ним раньше.

Женевьева стала первой, кого дознаватель пригласил для беседы.

Я должна была стать второй.

Для следствия было бы полезнее поговорить для начала с кухаркой, а после с теми, кто пытался спасти Гаретту, но на месте Бюля я поступила бы так же – для начала опросила и отправила на все четыре стороны потенциально болтливых и переменчивых в показаниях женщин. А заодно и постаралась бы составить представление о графе Нильсоне поглядев на его супругу.

Это значило, что перед тем, как войти в кабинет, ещё не так давно принадлежавший Джону Уортену, а теперь любезно предоставленный дознавателю его икающей вдовой, следует собраться. Умеренная глупость, умеренный же испуг, полное непонимание происходящего, – я постаралась мысленно составить список того, что полагается испытывать и демонстрировать доброй женщине в сложившихся обстоятельствах.

Падать в обморок, как кухарка и ещё пара чувствительных дам, к счастью, было необязательно.

Я поднялась и неспешно прошлась по холлу, бросила равнодушный взгляд на проход, из которого вывернул Кайл, когда мы бежали в кухню.

Всего пятнадцать минут, чтобы побродить по дому – это ведь совсем немного.

Их было бы достаточно, чтобы проверить, нет ли на этом доме проклятия.

Что бы я ни собиралась разыграть перед господином Бюлем, понимать причины происходящего мне хотелось очень сильно.

Второй висельник за три дня впечатлял наводил на определённые мысли. Как будто, дом не должен в определённом смысле пустовать – не успел один покойник его покинуть, на смену ему появился следующий.

Кайл сказал, что нас поприветствовал «новый хозяин Фьельдена».

Мог ли он ошибиться?

Ведь в таком случае логичнее и куда красноречивее было бы вздёрнуть кого-нибудь из соседей на наших дверях.

Вот только я не помнила, ни одного случая, чтобы Кайл промахнулся так сильно, да и собственные ощущения редко меня подводили.

Два вдоха, два выдоха.

Я в самом деле не чувствовала в доме Уортенов ничего, что даже отделено напоминало бы проклятие или хотя бы самую завалящую порчу.

Однако мёртвая горничная, лежащая на полу в кухне, всё-таки была.