Князь: Попал по самые помидоры (СИ) - Фокс Гарри

Идея обретала очертания. Горячие источники. Горы. Никаких Лир, Ирис, Элиан, ультиматумов, кошковоинов с их рыком. Просто Годфрик, огненная вода, горный воздух и… гора девиц. Сердце (и не только сердце) дрогнуло в предвкушении.

— Хм… — я сделал вид, что размышляю, отхлебывая еще глоток. — А если… Лира спросит, куда я подевался?

— Так пусть свадьбой занимается! — оживился Годфрик. — Она же Первая Мурлыка! Невеста! Пусть цветочки там выбирает, меню составляет, платье примеряет… — он брезгливо поморщился, — … женские дела. А мы — мужики! Нам надо… подготовиться! Духом окрепнуть! Перед ответственным шагом! Святое дело!

Логика была железной. Неприступной. Как стена замка. Я медленно кивнул, чувствуя, как усталость отступает перед волной азарта.

— Ладно. Уговорил. — Я поставил бутыль на край бассейна. — Завтра на рассвете. Ты организуешь все. Тихо. Без лишнего шума. И… — я посмотрел на его довольную физиономию, — … одну кошкодевочку можешь взять себе. Только чтобы не воняла кошатиной и не норовила поцарапать. И чтобы молчала.

Годфрика словно током ударило. Его глаза округлились, щеки затряслись от восторга.

— ОДНУ⁈ МНЕ⁈ — он чуть не выпрыгнул из воды. — Ваша Светлость! Да вы… да я… ОХ ЕПТЫ! — Он схватил свою чарку и залпом выпил остатки, потом шлепнул себя ладонью по лбу. — Одна! Кошкодевочка! Для меня! Да я… да я памятник Вам при жизни поставлю! Из чистого… ну, чего там у нас в рудниках есть! Из орихалка! С булочкой в руке!

Он закатился счастливым, гулким смехом, который отразился эхом от каменных стен терм. Пар заколебался от его хохота.

— Готовьтесь, милорд! — проревел он, вылезая из воды и хватая полотенце. Его тело, напоминающее розового бегемота в доспехах (которые он, конечно, снял перед баней), излучало невероятную энергию. — Завтра будет… ЭПИЧНО! Я уже бегу организовывать! Гора девиц ждет! И кошечка! Моя кошечка! — Он, неуклюже закутавшись в полотенце, потащился к выходу, напевая что-то невероятно похабное про Роксану и горячие источники.

Я остался один в густеющем пару. Чугун в голове почти растаял, сменившись приятным предвкушением. Горы. Источники. Бухло. Никаких женских войн. Мужской отдых с куртизанками и Годфрик с его незамысловатой философией. И одна кошкодевочка для него… Ну, пусть. Заработал.

Я опустился ниже в воду, закрыл глаза и позволил улыбке растянуть губы. Наконец-то что-то хорошее в этом безумном мире. Хотя… где-то на задворках сознания шевельнулась мысль: а как отреагирует Лира, узнав, что Годфрик взял с собой ее соплеменницу? Да еще на мальчишник? Но я быстро прогнал ее. Потом. Разберусь потом. Сейчас — предвкушение свободы. Хоть на день.

«Каменное Сердце». Звучало многообещающе. Надеюсь, оно выдержит наш с Годфриком напор. И гору девиц.

* * *

Я с кайфом плюхнулся на огромную кровать в своих покоях, едва успев стянуть с себя мокрый халат после терм. Подушки мягко приняли тело, пропитанное паром и огненной водой. В голове гуляла одна блаженная мысль, как мантра: Мальчишник. Горы. Источники. Тишина. Никаких интриг. Никаких женских визгов. Спокойствие. Кайф. Завтра на рассвете — побег. Годфрик уже суетился где-то внизу, подбирая «девиц» и ту самую кошкодевочку. Перспектива дышала свободой.

Спокойствие. Кайф…

Мысли о блаженном уединении были грубо и внезапно нарушены. Дверь в покои не скрипнула — она приоткрылась с жутковатой бесшумностью. В щель просочился тусклый свет факелов из коридора, отбрасывая на каменный пол три длинные, зловещие тени.

Убийцы. — ледяной штырь пронзил меня. Инстинкт попаданца, обостренный днями паранойи в этом безумном мире и драконьей кровью, сработал мгновенно. Сердце гулко ударило в грудную клетку, адреналин хлынул в жилы. Я метнулся в сторону, с кровати — не встать, слишком медленно! Рука сама рванулась вперед, пальцы сжались в кулак. Внутри вспыхнул знакомый жар, зовущийся яростью. Воздух вокруг ладони заколебался, зашипел, и в следующее мгновение над ней уже плясал сжатый, яростно пульсирующий шар чистого пламени — размером с грейпфрут, готовый превратить незваных гостей в пепел. Я занес руку для броска, губы растянулись в оскал…

…и замерли.

Потому что одна из теней… дернулась. И в полосе света я увидел знакомый, игриво подрагивающий кончик… розового хвоста.

— Лира? — вырвалось у меня, больше удивленно, чем гневно. Огненный шар в моей руке потускнел, но не погас. Что за черт? Она же должна готовиться к свадьбе! Или… проверяет, не сбежал ли?

Дверь распахнулась шире. И мое удивление сменилось на чистейший, немой шок, граничащий с галлюцинацией.

Их было три.

Лира — да, ее розовые уши настороженно торчали, аметистовые глаза горели в полумраке знакомым хищным огоньком. Ирис — ее синие глаза метали молнии даже в темноте, а черные волосы, обычно уложенные, были слегка растрепаны. И… Элиана. Леди Элиана фон Штормгард, Несгибаемый Клинок, стояла чуть позади, зажатая между ними, как пленница. Ее бирюзовые глаза были широко раскрыты от ужаса и возмущения, лицо пылало румянцем стыда и гнева. Она была одета в какое-то простое, явно не ее платье, подаренное служанками, и выглядела так, будто ее ведут на казнь.

В памяти вспыхнула, как факел, прошлая ночь. Ага… Ирис и Лира действительно что-то шептались про «уборку» и «продолжение». Но… Элиана⁈ Какого черта она забыла в моей спальне глубокой ночью, да еще в такой… компании⁈

Я медленно опустил руку. Огненный шар с шипением погас, оставив в воздухе легкий запах озона и серы. Я откашлялся, пытаясь собрать остатки княжеского достоинства, и произнес, нарочито пафосно, стараясь скрыть дрожь в голосе (от адреналина? От неожиданности? От чего-то еще?):

— Девушки?.. — пауза для драматизма. — Что, позвольте спросить, вы забыли в княжеской опочивальне в столь поздний час? И в таком… своеобразном составе?

Моим ответом стало поведение Лиры. Она не стала ничего говорить. Она просто… действовала. Ее пальцы ловко нашли завязки на плечах того простого платья, в котором она пришла. Легкий шелест ткани — и платье упало к ее ногам, как серебристая лужица лунного света. Она стояла передо мной во всей своей ослепительной, хищной наготе. Розовые волосы, контрастирующие с бледной кожей, идеальные изгибы, аметистовые глаза, пылающие вызовом и… обещанием.

— Глупый вопрос, милый, — ее голос прозвучал низко, мурлыкающе, как у кошки перед прыжком. Она сделала шаг вперед. — Очень глупый. Разве не очевидно?

— А? — только и смог выдавить я, мозг отчаянно пытался перезагрузиться. Лира голая. Ирис и Элиана тут же. Прошлая ночь. «Извиняемся». Ох, бля…

Я не успел сообразить больше. Ирис, молнией сорвавшись с места, оказалась на кровати. Не рядом — на мне. Ее колени уперлись в матрас по бокам от моих бедер, руки вцепились в мои плечи. И прежде чем я успел вскрикнуть или оттолкнуть, ее губы — горячие, влажные, с привкусом чего-то терпкого — страстно прижались к моим, перекрывая дыхание и любые попытки протеста. Поцелуй был властным, требовательным, почти болезненным в своей интенсивности. Он длился вечность и мгновение одновременно. Когда она наконец оторвалась, ее дыхание было частым, горячим, а синие глаза горели не только яростью, но и странным, почти покаянным огнем. Она прижалась губами к моему уху, и ее шепот обжег кожу:

— Мы пришли… извиняться, дорогой, — прошептала она, и ее голос дрожал — от страсти? От злости? От того и другого? — За сегодняшний… цирк. За драку. За… все.

Мой взгляд, полный немого вопроса и нарастающей тревоги, метнулся к Элиане. Она стояла, прижавшись спиной к косяку двери, как загнанный зверь. Ее бирюзовые глаза смотрели на эту сцену с таким нескрываемым отвращением и ужасом, что стало не по себе. Она отвернула голову, резко фыркнув, и я отчетливо услышал ее сдавленное шипение, обращенное больше к стене, чем к кому-либо:

— Бесстыдство… Отвратительно… Как можно… — Ее пальцы судорожно сжали ткань платья у бедер.