Князь: Попал по самые помидоры (СИ) - Фокс Гарри

— У меня… это… впервые! — Она выдохнула, будто выталкивая слова силой. — Я не умею! Я… не знаю, как… просить… как… делать это! Но… но я должна! Должна доказать! Должна… заплатить!

Ее руки, дрожа, скользнули под подол платья. Движения были резкими, неумелыми. Я замер, не в силах оторвать взгляд, не в силах понять, что происходит. Она что-то стаскивала вниз… И вот, из-под платья появилась ее рука, сжимающая тонкий лоскут белой ткани — простые льняные трусики. Она швырнула их на пол, словно горячие угли.

Потом… она встала. Резко. Повернулась ко мне… спиной. И, не говоря ни слова, резко задрала подол платья вверх, выше талии.

Лунный свет, пробившийся сквозь щель в ставне, упал на обнаженную кожу. Идеальные, высокие ягодицы, белые, как мрамор, напряженные от стыда и ожидания. Изгиб спины, тонкая талия… Зрелище было одновременно невероятно эротичным и жутко неестественным, как осквернение статуи.

— Пожалуйста… — ее голос, обращенный в темноту комнаты, а не ко мне, дрожал. — Только… только в попу. И… осторожнее. Я… я прочитала, что так… девочки не теряют… того… — Она не договорила. «Девственности». Слово висело в воздухе.

Я сидел, парализованный. Шок сковывал тело. Мозг отказывался обрабатывать информацию: Элиана. Гордая воительница. Стоит попой ко мне. Предлагает анальный секс как плату за защиту. Внутри все засвербело диким, первобытным желанием. Кровь ударила в пах, и мой уже неспокойный «ствол» мгновенно превратился в каменную колонну, упирающуюся в ткань простыни. Сука…

— Прошу… — она залепетала, ее голос сорвался на писк. — Давайте… давайте закончим с этим быстро. Мне стыдно… о, боги, как стыдно… но если это докажет… если это будет цена…

Я хотел сказать: «Не нужно». Хотел встать, накинуть на нее одеяло, сказать, что Штормгард получит защиту без этого унижения. Но… сука. Желание было слишком сильным. Зрелище слишком порочным. Ее уязвимость слишком… возбуждающей. Я не святой. Я — князь с драконьей кровью и кучей проблем. И эта гордая, сломленная красавица, подставившая свою самую запретную часть… это сводило с ума.

Я медленно придвинулся к краю кровати, к ней. Моя рука, будто сама по себе, поднялась. Я облизал указательный и средний пальцы, смачивая их слюной. Она вздрогнула всем телом, услышав звук, но не оглянулась.

— Успокойся, — прошептал я хрипло, и мои влажные пальцы легонько коснулись не ягодиц, а… киски. Той самой, что была скрыта между ее бедер, ниже, в тени. Кожа там была горячей, гладкой. Я едва прикоснулся к губам входа.

— Ай! — Элиана дернулась, как от удара током. — Господин! Я же… я же просила… не туда! — В ее голосе был чистый, животный ужас.

— Успокойся, — повторил я, и мои пальцы скользнули чуть ниже, к самому входу в анус, едва касаясь напряженного колечка мышц. — Будешь моей женой. Настоящей женой. Всей. — Мои пальцы осторожно надавили, массируя, готовя. Она застонала — не от удовольствия, а от страха и непривычного ощущения. — Повернись.

Она замерла на секунду, будто не веря. Потом медленно, как в кошмаре, повернулась ко мне лицом. Платье все еще было задрано до живота, обнажая лоно и начало бедер. Ее лицо было залито слезами стыда, бирюзовые глаза огромные, мокрые, полные немой мольбы и какого-то обреченного ожидания. Губы дрожали.

Мой взгляд скользнул вниз. Мой «ствол», огромный и напряженный, поднялся, как флаг. И прежде чем я успел что-то сказать, сделать, приказать… Элиана опустилась на колени перед кроватью. Ее движения были механическими, лишенными грации, но решительными. Она не ждала приказа. Она знала, что это часть цены. Ее глаза, полные слез, были прикованы к нему.

И затем… она наклонилась. Ее губы, мягкие, дрожащие, неловко коснулись головки. Потом открылись. И она… взяла его в рот. Неглубоко. Неумело. Ее язык неловко толкался, зубы слегка задевали кожу. Она начала двигать головой вверх-вниз, робко, неопытно «наяривая», как сказал бы Годфрик. Слезы текли по ее щекам и падали на мое бедро.

Я закинул голову назад, стиснув зубы. Ощущение было… адским. Не от мастерства — его не было и в помине. А от самой ситуации. От власти. От унижения. От невероятной, извращенной красоты момента. Гордая леди Штормгарда, наследница Восточных Марков, на коленях, с моим членом во рту, плача от стыда, но делая это, потому что должна. Потому что это единственный путь к спасению. И ее неопытность, ее дрожь, ее слезы… делали это в тысячу раз сильнее.

Моя рука непроизвольно легла ей на голову, не надавливая, просто ощущая шелк ее светлых волос. Она вздрогнула, но не остановилась. Ее движения становились чуть увереннее, чуть глубже. Слышалось ее прерывистое дыхание носом, всхлипы. И тихий, мокрый звук.

За дверью, в коридоре, послышался едва уловимый шорох. И тихое, довольное кошачье мурлыканье. Лира. Следящая. Оценивающая. Наслаждающаяся зрелищем падения своей соперницы.

Но в этот момент мне было плевать. Я смотрел вниз, на Элиану, на ее мокрые от слез ресницы, на ее губы, обхватившие меня. И чувствовал, как чугун в голове раскаляется докрасна, сливаясь с другим, гораздо более животным жаром. Рассвет и мальчишник казались теперь не спасением, а лишь отсрочкой перед новым витком безумия. А пока… пока была эта ночь. И ее цена.

Тишину комнаты разорвал влажный хлюпающий звук, когда я оторвал ее лицо от своего ствола. Слюна тянулась блестящими нитями между ее покрасневшими губами и моей головкой. Она тяжело дышала, глаза полузакрыты, в бирюзовых глубинах — не только слезы стыда, но и что-то новое, влажное, темное. Возбуждение. Ее тело слегка дрожало, не от страха, а от непривычного нахлынувшего ощущения. Она проглотила.

— Не привычно? — прошептал я хрипло, глядя на ее растерянное лицо.

Она лишь кивнула, не в силах вымолвить слово, ее взгляд скользнул по моему животу вниз, к тому, что только что было у нее во рту.

Я не стал ждать. Движением резким, властным, я развернул ее спиной к себе. Она вскрикнула от неожиданности, потеряв равновесие, но я крепко держал ее за бедра. Моя рука скользнула между ее ягодиц, туда, где напряженное колечко мышц все еще пульсировало от недавнего прикосновения пальца. Я снова смазал средний палец слюной и с ее губ, и с моей головки, и без предупреждения, но с нажимом, засунул его в попку.

— АААХ! — Элиана выгнулась дугой, как тетива лука, ее крик был резким, полным боли и шока. Она попыталась вырваться, но мои руки, как клещи, держали ее на месте.

Я притянул ее спиной к своей груди, мои губы нашли ее ухо, горячее, маленькое.

— Понравилось сосать? — прошептал я, мой палец внутри нее не двигался, лишь давил, напоминая о своем присутствии. — Признайся. Твои губы… твой язычок… они так старались.

Она замерла. Дыхание ее было прерывистым, как у загнанного зверя. Я почувствовал, как ее тело напрягается, сопротивляется, но где-то глубоко внутри… дрожит по-другому. Наконец, сдавленно, едва слышно, сквозь стиснутые зубы вырвалось:

— Д-да…

Пока она это шептала, я вытащил палец. Она вздохнула с облегчением, но оно было мимолетным. В следующее мгновение я приставил к ее узкому, неподготовленному входу головку своего члена. Она была огромной, горячей, влажной.

— НЕТ! Стой! Больно! — закричала она, пытаясь оттолкнуться.

— Терпи, — прошипел я ей в ухо, обхватив ее еще крепче за талию. — Терпи, моя штормгардская сука. Ты сама пришла. Сама попросила. Вот твоя цена.

И я начал погружаться. Медленно, с чудовищным усилием, преодолевая сопротивление ее тела. Она выла. Не кричала — именно выла, низким, животным воплем агонии. Ее ногти впились мне в руки, оставляя царапины. Она билась, как рыба на крючке, но я входил все глубже и глубже, ощущая каждую складку, каждое сопротивление ее плоти. Пока, наконец, ее ягодицы не прижались к моему лобку. Она сидела на мне полностью. Задыхалась, вся в поту, дрожала крупной дрожью.

Я не дал ей опомниться. Моя рука рванула вверх ее платье, обнажив спину, а затем скользнула вперед, под тряпку, к ее груди. Я нашел упругие, не слишком большие, но идеальной формы груди, твердые соски. И начал лапать. Грубо. Нагло. Сжимая так, что она вскрикивала от боли, переходящей в нечто иное. Я кусал ее шею, плечи, оставляя темно-красные засосы — клеймо, метку собственности.