Князь: Попал по самые помидоры (СИ) - Фокс Гарри

Лира, все еще голая, подошла к кровати, ее взгляд скользнул с меня на Ирис, а потом на Элиану. На ее лице появилась хитрая, почти зловещая ухмылка.

— Ох, ледяная принцесса стесняется? — она сладко протянула, ее хвост дернулся. — Или ревнует? Не волнуйся, у господина хватит ласки на всех… особенно если ты будешь хорошей девочкой и присоединишься… к извинению. — Она сделал шаг к Элиане.

— НЕТ! — вырвалось у Элианы, это был не крик, а сдавленный вопль ужаса и унижения. Она отпрянула, будто Лира была раскаленным железом. — Ни за что! Это… это безумие! Я не… не буду! Никогда! — Она метнула на меня взгляд, полный немой мольбы и яростного осуждения: Останови их!

И тут до меня наконец дошло. Лира и Ирис не просто «извинялись». Они привели Элиану как трофей. Как часть своего «извинения». Чтобы унизить ее окончательно. Чтобы поставить на место. Чтобы доказать и ей, и мне, кто тут настоящие хозяйки положения. А «извинение» было лишь предлогом для новой, изощренной формы их войны.

Лира хищно улыбнулась, глядя на панику Элианы.

— Не будешь? — она протянула когтистую руку. — Посмотрим… Господин, прикажите ей… — она обернулась ко мне, и в ее глазах читался вызов. — Скажите этой… гостье… как нужно правильно извиняться перед своим князем.

Ирис, все еще сидящая на мне верхом, прижалась грудью к моей груди, ее губы снова нашли мое ухо:

— Да, дорогой… прикажи ей… — ее шепот был горячим и опасным. — Пусть падет ниц… или… встанет на колени здесь… перед тобой… и перед нами… — Ее рука скользнула вниз по моей груди…

Я посмотрел на Элиану. Она была бела как полотно, дрожала, ее гордая осанка сломана, глаза — огромные, полные слез стыда и безысходности. Это было уже не просто унижение. Это было надругательство.

А потом посмотрел на Лиру — наглую, уверенную в своей победе. На Ирис — ядовитую, использующую страсть как оружие.

Гнев. Чистый, драконьий гнев закипел у меня внутри, сметая остатки хмеля и усталости. Не против Элианы. Против них. Против этого безумия, которое они сами же развязали и в которое втянули третью, против ее воли.

— СТОП! — мой голос грохнул, как удар грома в маленькой комнате. Он прозвучал с такой силой и властью, что даже Лира отпрянула, а Ирис замерла, ее рука остановилась на полпути. Элиана вздрогнула и зажмурилась. — ВСЕ! ХВАТИТ! — Я резко оттолкнул Ирис, заставив ее с недовольным вскриком соскользнуть с меня на кровать. Вскочил на ноги, натягивая на бедра скомканный халат. — Вы с ума сошли⁈ Обе⁈

Я указал пальцем сначала на Лиру, потом на Ирис. Пламя снова заиграло на кончиках пальцев, освещая их потрясенные лица.

— Вы привели сюда Элиану⁈ Против ее воли⁈ Чтобы… чтобы что⁈ Унизить ее? Развлечься? Это ваше «извинение»⁈ — Мои слова резали воздух, как нож. — Вы перешли все границы! Это не извинение! Это… это ПЫТКА! Идиотизм высшей пробы!

Лира надула губы, ее аметистовые глаза сверкнули обидой и злостью.

— Но, господин! Она же… она же оскорбляла нас! Тебя! Она хотела быть второй женой! Она…

— ЗАТКНИСЬ! — рявкнул я, и пламя на пальцах вспыхнуло ярче. Она отступила на шаг, прижав уши. — Она пришла сюда просить помощи! Униженная! Потерявшая все! И вы… вы решили добить ее⁈ В МОЕЙ СПАЛЬНЕ⁈

Я повернулся к Элиане. Она стояла, прижавшись к стене, все еще дрожа, но в ее глазах, полных слез, появился проблеск… недоверия? Надежды?

— Элиана фон Штормгард, — сказал я жестко, но без прежней ярости, обращенной к другим. — Вы свободны. Идите. Сейчас же. В ваши покои. И заприте дверь. Никто не посмеет вас там тронуть. Клянусь.

Она не заставила себя ждать. Как ошпаренная, она рванула к двери, даже не взглянув на меня, выскочила в коридор и исчезла в темноте. Слышно было, как ее быстрые шаги затихали вдалеке.

Я повернулся к оставшимся двум. Лира смотрела на меня с немым укором и обидой. Ирис — с холодной, расчетливой яростью в синих глазах. Тишина повисла тяжелая, наэлектризованная.

— А вы… — я указал на них обеих, — … идите. Тоже. Сейчас. И запомните: если вы хоть раз, ХОТЬ ОДИН РАЗ, попробуете поднять руку на Элиану, унизить ее, или втянуть в свои больные игры против ее воли… — я сделал шаг вперед, и пламя в моей руке выросло, осветив их потрясенные лица жарким, угрожающим светом, — … я вас вышвырну отсюда так, что мало не покажется. Лире — обратно к тетке. Ирис — куда подальше, хоть в шахты. Понятно?

Лира что-то прошипела невнятное, ее хвост бил по воздуху, как плеть. Ирис лишь холодно скользнула по мне взглядом, полным яда, и резко кивнула. Она схватила свое платье (то, что упало с Лиры) и бросила ей. Лира машинально поймала.

— Идите! — рявкнул я в последний раз.

Они ушли. Без слов. Лира — с гордо поднятой головой, но прижатыми ушами. Ирис — как тень, холодная и опасная. Дверь захлопнулась.

Я остался один. Снова. С грохотом сердца, с тлеющим пламенем в руке, с чудовищной усталостью и чувством полного, абсолютного бардака. И с мыслью, что мой идиллический мальчишник утром теперь висит на волоске. Лира обижена. Ирис зла. Элиана в ужасе.

Я плюхнулся на кровать, погасил пламя и схватился за голову. «Спокойствие. Кайф.» — мысль теперь звучала как горькая насмешка.

За дверью послышался шорох и довольное хмыканье. Я поднял голову.

— Годфрик? — позвал я хрипло.

Дверь приоткрылась, и в проеме показалась его широкая, ухмыляющаяся физиономия.

— Я тут, милорд! Все слышал! — прошептал он с восторгом. — Ох и бабы! Ох и сцены! Прям как в лучших тавернах! — Он понизил голос до конспиративного шепота: — Кони готовы. Девицы — тоже. И кошечка — огонь! Рыженькая! Хвост трубой! Всё по плану. Выезжаем на рассвете. Тихо. Как мыши. Пока эти… — он кивнул в сторону коридора, — … не очухались.

Я посмотрел на его простодушное, пьяное от предвкушения лицо. На его абсолютную уверенность в нашем побеге. И вдруг дикий, истерический смех подкатил к горлу. Я сдержал его, лишь конвульсивно дернув плечами.

— Да, Годфрик, — выдохнул я. — Как мыши. На рассвете. И да поможет нам Роксана… и все святые булочки. А теперь… вали. Дай хоть пару часов поспать перед этим… «спокойствием».

Он исчез, тихо прикрыв дверь. Я повалился на спину, уставившись в темный потолок. «Каменное Сердце». Горячие источники. Гора девиц. Бухло. И ни одной из этих троих в радиусе мили. Теперь это звучало не просто кайфом. Это звучало как спасение. Последний шанс сохранить рассудок.

Но уснуть так и не смог. В ушах все еще стоял шепот Ирис: «Мы пришли извиняться, дорогой…» И виделись глаза Элианы — полные слез и унижения. И чувствовалось жгучее обещание в аметистовом взгляде Лиры.

Рассвет не мог наступить слишком скоро.

Ох… Эта ночь определенно пыталась меня добить. Я лежал, уставившись в темноту, пытаясь вытравить из головы образы: униженные слезы Элианы, ядовитый взгляд Ирис, хищную ухмылку Лиры. Мальчишник. Горы. Источники. Бухло. Спокойствие. Я цеплялся за эту мысль, как утопающий за соломинку. Еще пара часов — и свобода.

Тук-тук-тук.

Тихий, но настойчивый стук в дверь. Не громкий, не требовательный, а… робкий? Звук пробуравливал тишину, как шило.

— Да епт твою мать! — вырвалось у меня хриплым шепотом. Я вскинулся на локте. — Что за ночь⁈ Да! Войдите!

Дверь тихо открылась. В щели просочился тусклый свет факела из коридора, очертив силуэт. Высокий, стройный, с гордой осанкой, которую сейчас пытались сломить страх и стыд. Элиана.

Она быстро проскользнула внутрь, захлопнув дверь за спиной так, будто за ней гнались фурии. Стояла секунду, прислонившись к тяжелому дереву, дыша часто и поверхностно. Потом, не глядя на меня, медленно подошла к кровати. И… села на край. Неловко. Спиной ко мне. Пальцы судорожно сжимали складки того самого простого платья.

— Элиана? — спросил я тише, напряжение вернулось в мышцы. — Что ты… что ты тут забыла? Опять?

Она не ответила сразу. Ее плечи напряглись. Потом она медленно повернула голову. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь ставни, ее лицо было искажено гримасой невероятного стыда и… решимости? Щеки пылали, но губы были плотно сжаты. Когда она заговорила, голос был чуть слышным, прерывистым шепотом, полным муки: