Эмери (СИ) - Виннер Лера

Это был большой поселок на берегу широкой реки. Мне понравился дом, который мы выбрали, и понравилось лежать на траве, разглядывая рыбу сквозь прозрачную быструю воду.

“Он странный”, – говорили о Серже местные, заметившие, как много времени он проводит на берегу в одиночестве.

Все больше мне хотелось оскалиться на них, нагрубить им, заставить отвернуться.

– Не злись, – просил он в такие моменты вполголоса и чему-то улыбался.

В том прекрасном месте мы провели три зимы, а потом торговцы, приехавшие из большого города, принялись рассказывать о чуде. В одной из столиц, где им довелось побывать, люди придумали неслыханное – печатный станок. Теперь книги можно было не только писать вручную, но и копировать с помощью машины, которую дремучие крестьяне в ужасе именовали колдовской. Такая роскошь была доступна лишь избранным, но я не сомневалась в том, что талант Сержа и мое участие откроют перед ним все, даже самые потаенные дороги.

– Давай поедем туда, – просила я его. – Твои книги прекрасны, люди любят их. Ты станешь одним из первых, потому что твой талант найдет отклик.

– Наши книги, Эми, – исправил он меня мягко, но настойчиво, как всегда.

Ни на секунду не забывая о моем участии в своей судьбе, Серджио даже помыслить не желал о том, чтобы приписать себе все заслуги.

Но самое главное, он хотел поехать так же сильно, как хотела этого я.

В последний вечер мы выпили отличного вина – не прощание с этим местом и с этим домом, и с рекой, и с теми, кому внимание Сержа, не говоря уже о его любви, так и не досталось. Оно расслабило тело и притупило бдительность, и я пропустила приближение опасности, услышала непоправимое слишком поздно.

Когда я разбудила Сержа, дом уже был охвачен пламенем.

Всего одна брошенная лучина, – я могла предположить с десяток тех, кто был способен сделать подобное от обиды, из зависти…

Только это уже не имело значения – мы успели спастись из огня сами, но книги погибли все до единой.

Серж стоял на прохладном ночном ветру и не чувствовал холода, а я жаждала только одного – крови той, кто погубила его труд.

– Не надо, Эми, – шепнул он едва слышно, так, чтобы светящимся вокруг пожара людям не было заметно движение его губ.

Я не хотела, всем своим существом сопротивлялась, но мне пришлось смириться.

– Нужно их восстановить. Я тебе помогу, – заговорить о случившемся с Сержем я решилась лишь через два дня, когда мы остановились на постоялом дворе.

– Нет. Мы не будем. Значит, так было надо, – отозвался он.

Вместо того чтобы пытаться приблизиться к заветному чудо-станку, он нанялся в нотариальную контору писарем. Идеально чистый и красивый почерк, поставленный мной в наши первые месяцы, сделал его незаменимым, но записывать свои истории он совсем перестал.

– Прости меня. Наверное, ты думаешь, что я тебя предал. Нарушил наш договор.

– Талант к написанию может быть разным.

Что ещё я могла ему сказать?

Дело его жизни обратилось в пепел и прах, а расширить круг моих обязанностей он по-прежнему отказывался.

Записывая чужие сухие формулировки идеально красиво, центром и главной своей ценностью он избрал меня. И так горько это было. Захватывающе и великолепно до полного безумия.

За годы совместной жизни мы успели полюбить одну еду, практически во всём, что касалось быта, сойтись во вкусах.

Серж старался радовать меня как можно чаще. Как будто я была живой, настоящей женщиной.

Я же, в свою очередь, не меньше старалась для него, выбирала в витринах и на дороге цветы и вещи, которые должны были ему понравиться, но оставались вне поля его зрения.

– Я хочу написать книгу.

Когда он, наконец, сказал это, я возликовала так, что Серджио почувствовал это и засмеялся.

Ему исполнилось уже пятьдесят пять, и хотя он был всё так же красив, мне приходилось делать над собой усилие, чтобы не выть от отчаяния. Он научился понимать меня так же хорошо, как самого себя, и это бы его огорчило.

– Это будет большая книга, Эми. Мы будем долго писать ее. Потому что это будет книга о тебе. О нас.

Я молчала, впервые не находя слов и ожидая продолжения, а Серж остановился перед зеркалом, позволяя мне рассмотреть как следует свои морщины.

Как если бы я тысячу раз до того их не видела, не отслеживала, замирая, появление каждой из них.

– Я смертен, а тебя ждёт Вечность. Кто знает, как скоро нам обоим придётся прекратить бежать от мысли об этом, – когда он снова заговорил, голос его прозвучал немного хрипло. – Книги живут, пока их читают, Эми. Я не знаю, что будет со мной. Возможно, после смерти я стану кем-то похожим на тебя, добрым ангелом, спустившийся с небес, чтобы помогать людям. Но я хочу, чтобы у них осталась наша история.

Он в самом деле ничего не знал.

Не хотел слышать, когда я рассказывала ему о том, что смерть не конечна, что за ней непременно последует новая жизнь в новом теле.

Не желал верить, сколь бы страстно ни уверяла его в том, что я далеко не ангел, что ангелы, если они в действительности существуют, едва ли обратили бы на меня свои взоры.

Он жил в чистоте своих иллюзий, а я, стараясь не подавать виду, корчилась от боли, когда он вот так, опрометчивым, но имеющим силу словом предрекал собственную судьбу.

Стать таким, как я. Отзываться на чужой зов и быть для того, чтобы исполнять чужие желания за определенную цену.

В тот момент я узнала, что после его физической смерти потеряю его навсегда.

Уже наутро Серж захотел сесть за работу, и обо всём этом мне нужно было забыть.

Перестать злиться оттого, как сильно я стала похожа на человека, оттого, сколько неудобств и волнений, оказывается, доставляют все эти чувства.

Не горевать о скоротечности человеческой жизни, тридцать лет которой пролетели для меня как один миг.

Запретить себе думать обо всём том, от чего он отказался ради меня. Добровольно и с радостью не позволил себе даже самых простых земных человеческих удовольствий. Всего того, в чем, насколько я понимала к тому моменту, нуждалось большинство людей. Близость и прикосновения себе подобных. Возможность говорить вслух и слышать другой голос в ответ. Видя его насквозь, я знала, что он не отрёкся от меня ни мыслью, ни делом.

И эта книга, – наша книга, – должна была стать вершиной его мастерства.

Серж писал так вдохновенно, что временами задерживал дыхание. Так много, что его тело начинало уставать от сидения за столом и отказывалось подчиняться.

Я неотлучно оставалась рядом, помогала ему обходить острые углы, рассказывать нашу историю правдиво, но без лишних, не предназначенных для чужих ушей и глаз подробностей.

Когда первый экземпляр был готов, он заказал для него кожаный переплёт, – самый дорогой, самый красивый.

– Она всегда будет твоей.

Лучшее, что я смогла сделать для него в ответ, это покинуть его тело. Превратить роман, который он назвал моим именем, в свой новый дом.

Серж сопротивлялся. Он говорил, что ему стало пусто без меня, но я осталась непреклонна, потому что теперь его время имело счёт. Силы, которые он раньше тратил на меня, оказались ему самому нужнее.

За первым экземпляром книги последовал второй, а за ним – третий, четвёртый и пятый.

– У тебя мозоли на пальцах.

– Книги живут, пока их читают. Я хочу, чтобы ты жила, Эмери.

– В этой книге нет финала.

– Потому что есть мы. Разве это не очевидно? Пусть люди придумают его сами.

С тех пор как во мне поселился страх потерять его и понимание неизбежности этого, я почти утратила способность спорить с ним.

Даже когда ни одного из пяти экземпляров Серж не продал.

Он давал одну из книг почитать всем желающим, и случалось так, что за нашей историей выстраивалась очередь, а в доме оставался только мой экземпляр, но ни разу он не взял за это денег.

– Кое-что не продаётся.

– Тебе нужно восстановить хоть что-то. Или написать новое.

– Нет.

– Значит, я не справилась со своей задачей, – он улыбался так безмятежно, что это стало моим последним аргументом.