Эмери (СИ) - Виннер Лера

– Напротив, ты дала мне больше, чем я, смел мечтать. Стала моей женой, моей музой.

Услышав это, я поняла, что значит «горько смеяться».

Он был счастлив со мною так же, как я была счастлива с ним.

Я по-прежнему могла войти в его тело, как в родное, ставшее мне настоящим домом вместилище.

Когда оно ослабело настолько, что Серж уже почти не мог работать, я научилась держать его руку, водить ею вместе с ним по бумаге, не позволяя ей срываться и оставлять кляксы.

Его не стало, когда ему было семьдесят восемь.

Приближение смерти читалось отчётливо, я различила подступающий холод прежде, чем это смог сделать сам Серджио, и вспомнила всё.

Выбрав стать музой для него, я с равным успехом могла бы выбрать любого другого. Того, в чьих руках превратилась бы в оружие, беспощадное и разящее точно в цель. Все эти десятилетия я защищала его там, где он в силу своего незлобивого характера не мог справиться самостоятельно.

Но даже я не могла прогнать Смерть.

Чем ближе она была, тем более безмятежным казался Серж. За три дня перед тем, когда я изо всех сил старалась не метаться от отчаяния, чтобы не напугать его, он развёл поздней ночью костёр во дворе нашего дома и бросил в него четыре книги.

– Что ты делаешь?!

– Я не хочу ни с кем тобой делиться. Не могу.

Впервые в его голосе прозвучала почти что мука.

Я понимала его причины.

Для людей он остался чудаковатым стариком, прожившим всю жизнь в одиночестве.

Никому из них не дано было знать, какой яркой, наполненной любовью и страстью была эта жизнь.

Они бы не поняли, им не дано было понять. Отдавая должное его мастерству рассказчика, они закрывали нашу книгу и пожимали плечами, потому что она оставалась недоступной для них.

Не каждый способен на такие чувства.

Моя книга осталась единственной, написанной им, и когда это случилось, Серджио держал её в руках.

Я покинула переплёт и лежала на него груди, смотрела, как синеют его губы и блекнут глаза.

– Я тебя вижу… – он прошептал это едва слышно, хотя каждое движение, каждое слово уже давалось ему большим трудом.

Он не был ни колдуном, ни просто одарённым человеком. Он прожил жизнь со мной, хотя мой настоящий облик оставался для него лишь смутной тенью, а ориентиром служило тело ведьмы, которое у меня когда-то было.

Перед самым уходом кто-то сделал ему этот последний, самый ценный подарок.

– У тебя темные глаза…

Я не умею плакать, но если бы могла, тогда захлебнулась бы от горя, от злости, от несправедливости.

Пятьдесят три года с ним – так мало, так мало, так мало!

Его опустевшее тело обнаружили только на второй день, – когда я, наконец, нашла в себе силы подняться с его груди и расстаться с ним.

Серджио в этой оболочке больше не было.

Я привела в дом нашу соседку, чтобы люди сделали то, что я сделать для него не могла, но люди оставались людьми.

Завернув Серджио в простыню, они унесли его, а дом…

– Гляди! Небось огромных денжищ стоит! – рябой рыжий мальчишка, щенок, помахал моей книгой перед лицом своего папаши.

Они сунули свой нос повсюду, растащили, разграбили. Не вспоминая о нём, они просто приходили и брали из дома всё, что приглянется, дрались за то, что не могли поделить.

Сначала мне было всё равно, ведь это всего лишь вещи, которыми он больше никогда не воспользуется.

А потом пришла ярость.

Не помня себя, ослепнув от злобы, я душила их по ночам, терзала кошмарами, давила их кур в отместку. Уничтожала и крушила всё, до чего могла дотянуться.

– Прокляты… Эти вещи прокляты! Проклятый Серджио!..

Его имя, произнесённое кем-то из этой крестьянской швали отрезвило меня.

Они порочили его, сжигали то, что успели растащить, и того, что очернил его первым, я прикончила единственным ночным кошмаром.

За то, что этот скот пятнал его память.

Второй стала женщина, собравшаяся отправить в огонь меня.

После смерти своего хозяина я была свободна от договора и могла уйти. Снова стать незримой частью мира, какой была до встречи с ним. Дождаться и выбрать себе нового человека.

Но Серджио хотел, чтобы я жила. Чтобы нашу книгу читали.

– Возьмите ее, господин. Конечно, конечно, господин! Благословит вас Плачущая Богиня за вашу щедрость!..

Рябой щенок продал ее первому же остановившемуся в городке на ночлег торгашу.

Тот, потный, пахнущий луком, беззубый и толстый, сидя в своей повозке, долго и бережно гладил мой переплет – никогда прежде он не видел такой красоты, и ему уж точно никогда не приходилось покупать ее за бесценок.

Можно было вышвырнуть его с подножки. Придушить, как безмозглого цыпленка за одно только то, что он собирался увезти меня далеко от места, в котором был погребен мой Серджио.

Делать этого я не стала.

Деревни, города и даже моря, не говоря уже о кладбищах, исчезали с лица земли так быстро – сотни лет не пройдет, как даже от его праха ничего не останется.

Как ничего не осталось от него там.

Бессмысленно было держаться.

Но он хотел, чтобы эту книгу читали.

Так началась череда беспрерывных странствий.

Умер однажды тот торгаш, и умерли глупые девчонки, для которых няньку купила меня у него.

Они так ничего и не поняли, прочитали и бросили книгу на верхнюю полку в маленькой библиотеке своего дома.

Умерли те, кому она досталась, когда их правнуки выбросили “это старье”.

Менялись люди, города, полки.

Я не запоминала их имен и лиц, они не были мне интересны.

Я просыпалась только для того, чтобы очистить страницы от их грязных сальных рук.

Для того чтобы сберечь книгу, ставшую моим новым телом.

Десятилетия спустя я все еще чувствовала слабый аромат, запах Серджио в самом уголке корешка, – не будучи колдуном, не умея даже увидеть меня такой, какая я на самом деле есть, он сказал мне правду: эта книга стала нашей историей, она все еще хранила частицу нас.

Во время кораблекрушения я заставила одного из матросов бросить свои вещи, но спасти книгу.

Во время пожара, терзавшего очередной город, где я очутилась, люди спрятали ее в подвале вместе со своими бриллиантами.

Война, чума, голод, – я переживала все это рядом с ними, заставляла их ломать себе шеи, но беречь меня.

Всегда находились те, кто хотел прочитать.

Кто-то бросал на середине, кто-то не осиливал и двух страниц.

Некоторые доходили до конца, но со временем мне перестала быть интересна их реакция.

Троих из них, тех, кто посмел высмеять Серджио Амани, я убила во сне. На остальных просто не обратила внимание.

Бесконечное забвение стало для меня ценой тому, чтобы книгу передавали из рук в руки, хоть и не из уст в уста.

Я так и не сумела, – не пожелала, – принести ему признание и славу.

Или он отказался от них добровольно в тот день, когда отказался восстановить написанное и погибшее в огне?

Променял известность и почитание своего таланта, которые обязали бы его писать на потребу публики, на меня? На возможность записать и оставить жить нашу историю – самую драгоценную из всех.

Очередной лавочник, очередной книжный магазин – я почти не заметила, как оказалась там, мне безразличен был сундук, в котором я лежала.

Всего лишь новые люди, – тупые, слабые, жалкие.

– Она очень старая, – этот голос заставил меня еще не пробудиться до конца, но откликнуться.

Низкий, спокойный, исполненной такой тихой власти, что она не нуждалась в подтверждениях.

– О нет, госпожа, что вы! Взгляните на переплет: он сделал под старину, но если присмотритесь, совсем новый, – торговец подобострастно кинулся показывать ей меня, но она успела первой.

Прохладная и не по-женски крепкая рука взяла книгу, сжала корешок.

– Ну разумеется.

После долгого, тяжелого полусна я не видела ее лица, лишь общий образ – густые черные волосы, собранные в красивую прическу, светлая кожа и… сила.