Ученица мертвеца (СИ) - Федорова Любовь Борисовна

В чем пеленавшая ее внучка просчиталась — руки связала спереди. И тряпки у нее были гнилые, хоть и наверчено их много. Белка поползла, извиваясь, как червяк. Доползла до кувшина. Не с первой попытки ухватила его онемевшими пальцами. Долго барахталась на полу, чтобы размахнуться и стукнуть как следует, разбить. Он был крепкий, зараза, не бился, довел Белку чуть не до слез. Пришлось опомниться, заставить себя еще подумать, и гусеницей, на боку, не выпуская онемевшими пальцами кувшин, пробираться к основанию печи — там из дощатого пола выступали камни, фундамент под топкой. С третьего замаха, наконец, Белка получила черепки. Один удачный — от верха с ручкой. Если его поставить на горлышко, получится косое, упертое в пол лезвие. Вены бы себе не перерезать только.

Руки, замотанные от души, щупают плохо. Но Белка поднапряглась, чувствуя, что у нее уже мутится в голове от этого перемещения ползком на половину шага в минуту, и стала пилить тряпки на руках. Их всего-то надорвать нужно было по краям. Истрепанные, ненужные больше в жизни, они сами расползутся…

Свободна она оказалась не сразу. Но все-таки оказалась. И что теперь делать? Не стоя на ногах, толкнула дверь из парной в предбанник. Заперто. Снизу вверх глянула на окно — крошечное. Потолок крепкий, земляное хродово семейство строит основательно. Если дом — то на века. Если баню — ты из нее даже с рабочим словом не вылезешь. А слов-то и нет. Резерва, по ощущениям, осталось даже меньше, чем когда отдала жизненную силу новорожденной. Мутит от голода, в башке туман. Каждое усилие — превозмогание неимоверной тяги закрыть глаза и свалиться на пол. Даже если бы остались полезные слова — со Свитом что делать? Он большой и тяжелый, мертвецки спит. Выбираться одной? Как-то против совести это Ну вот выберется она, дальше что? Свит останется. Ей и в здоровом состоянии его было бы не выволочь. Он за ней сюда пошел, а она его бросит?..

Очень все не весело. По совести Белка сегодня раз уже поступила, ничего хорошего для себя самой не обрела...

Как бы Белка действовала на месте хродовой внучки? Половины живоволков больше нет, вернее, чуть меньше, чем половины. Шесть разрушила Белка у лога, но семь голов осталось. Банька, вроде бы, внутри обережного кольца, однако человеку, владеющему словом, обереги можно снять. Деревня пьет, никто не заметит.

Полнолуние пока не настало, так что живоволки хозяйку слушаются. Никого в деревне не потревожат. Залягут возле баньки, и опаньки, Белка пустая, без резерва, наполовину еще одурманенная, с бесчувственным Свитом на плече, под весом которого доберется примерно до порога — и прямо живодушным в пасть. Плохой выбор.

Стучаться изнутри, бить поленом в железный котел, в котором греют воду? Так хродово семейство первым на шум и прибежит. Кончится это тем, что Белку перепеленают, на этот раз более удачно, и чем-нибудь сонным допоят силком, чтоб не нарушала похоронных порядков… Выбор получше, но все равно плохой.

Белка сидела, привалившись спиной к перекладине под нижним полком и думала. Пол разобрать? Под водосток копаться? Пол единственное слабое место в строении. Доски, хоть и тяжелые, просто уложены, не закреплены, чтобы подгнившие от банной сырости можно было легко менять. Но земля еще не оттаяла. Даже там, где от печи тепло. Да и стоит баня на вкопанных камнях, их не отвалишь.

Решения не было. Возможностей осуществить какое-то, даже если бы нашлось, тоже. Поэтому Белка изредка пинала вытянутой ногой спящего Свитти, и больше ничего. Прежде, чем на что-то решаться, нужно хотя бы уверенно встать на ноги. Пока не получалось. Мир вокруг весь в мутном мареве после зерновки. Все, что смогла — уцепившись за хранящую дневное тепло каменную печь, добраться до котла над топкой, сунуть внутрь голову и напиться теплой, почти горячей воды. Умылась, пополоскала второй раз уже за сегодня перетянутые путами запястья. Стало немного легче.

Снова села на пол. Потянулась к Свитти — развязать на нем неловко наложенные путы. Не умел связывать надежно тот, кто пытался их обездвижить. «Ручки-крючки, ножки-грабли, уши черпают волну…» Вспомнила, как в детстве дразнили эту хродову внучку, потому что родилась некрасивая и росла пуганая, неуклюжая… На самом деле не такая уж и некрасивая. Обыкновенная. Но дети, если прицепятся, их так просто не остановить, это Белка по себе знала. А дразнили ее потому, что очень обижалась на эти дразнилки. Вот если б дралась, как Белка, может, цепляли бы ее меньше и не все подряд, а только самые смелые…

Слабый стук в стекло отвлек внимание.

— Клара, Свит, вы там? — едва слышно донесся голос.

Вот оно, решение! Кириак! Он сейчас и поможет.

Белка даже подскочила. И тут же у нее закружилась голова, еще не освободившаяся от сонного пойла.

— Да! Мы здесь! Открывай скорее дверь! Мы заперты снаружи! — закричала Белка.

— Еле вас нашел! — отозвался Кириак и пошел выполнять распоряжение.

Писарь у двери возился долго. Чем-то стучал, чем-то даже скрипел. Дергал дверь, качал, толкал. И снова вернулся к окну. Постучал и поскрипел уже у стекла. Потом решился, бахнул ледяным комком, и внутрь бани посыпались битые стекляшки.

— Не получается, — сообщил он, одним глазом заглядывая внутрь сквозь оконце.

Теперь Кириака было нормально слышно, зато он перекрыл весь слабый свет, шедший в баньку снаружи. Кириак был удручен и огорчен:

— Там вот такенный замок на вот такенном засове! Ничего не могу с ним сделать, и ключ нигде не спрятан, ни под крыльцом, ни над дверью.

Белку подобная беспомощность в житейско-хозяйственных делах раздражала. Она сказала, уловив в собственном голосе по-бабьи вздорные нотки, которые так не любила сама у деревенских:

— Ну, сходи за инструментом, мастер!

— Куда сходи? Где его взять?

Белка умолкла. Нет, ругаться и стыдить за безрукость сейчас не время и не место. Подумала. У нее-то самой дома даже простого лома снег с крыльца сколотить не было. Кочерга?.. Против вот такенного замка кочерга могла быть и слабовата. А топором сбивать замки, да с опытом и способностями Кириака — может случиться мало толка, зато очень много шума. Если за баней следят?.. У кузнеца, может быть, есть что-то хитрое для снятия засовов. Так ведь кузня закрыта, кузнец на поминках. Проблема за проблемой!

— Не знаю, — вынуждена была ответить она, и, упреждая возможный вопрос, добавила: — И у кого помощи сейчас просить, не знаю. Нас со Свитом опоили сонным зельем и тут заперли. А кто за нас, кто против нас в деревне, мне неизвестно.

— Я же все приказы инспектора отменил! — воскликнул Кириак. — Кто и что опять придумал?

— Это не инспектор выдумал. Это тот, кто живоволков призвал. Вернее, та. Ее зовут Петра.

— Ничего не понимаю. Объясни.

Белка с досады скорчила рожу.

— У Хрода старшая внучка была, которая экзамен сдавать отказалась, ушла. Помнишь?

Кириак молчал. Потом сказал неуверенно:

— Наверно, такое было. Какая-то девушка ушла.

— Ну, вот это она и есть.

— Ты точно знаешь?

— Точнее некуда. Я напрямую спросила, сколько у нее волков. Она ответила — тринадцать. К тому же, сам подумай. Бури нам сказал, что у Хрода была книга песен из тени, где написано про живодуш. Инспектор ее искал. В школе ее не нашел. Раз книгу не нашли в библиотеке, даже в запертой комнате, значит, где эта книга и где ее можно прочитать?

— У Хрода дома? Хрод запрещенные книги хранил?

— Да! Хрод все хранил. Потому что указы из города, чему учить, чему не учить, много раз менялись, а в деревне новых книг взять негде. А она его внучка. В школе была, к экзамену готовилась. Понимаешь?..

Опять молчание.

— Не очень. Святые словесники, ну зачем? — прозвучал наконец голос Кириака. — Что за чушь? А тебе не с сонного зелья померещилось? Зачем ей это? Доказательства какие-то еще есть? Как вообще все это объяснить?

— Я почем знаю, зачем и как. Она мне сама сказала, что утром я все пойму. Наверное, когда после похорон все успокоятся, она еще что-то задумала…