Хладная рать (СИ) - Командор Анастасия

Он вытащил одну из многочисленных веревочек на шее и показал Мере два бежевых круга, вырезанных из кости.

— Кем они были для тебя?

— Это кости родителей.

Значит, и он остался совсем один.

Мера помолчала немного, глядя на трескучее пламя. Оно согревало жаром лицо и руки, заставляло тени вокруг плясать. Выбрасывало вверх яркие искры, которые быстро гасли, не долетая до земли.

— Раннды верят, что мертвые, над которыми совершены все обряды погребения, тоже охраняют живых. Прах моих родных — отца, матери и брата — стоит в домовинах вдоль западной дороги вместе с сотнями других сосудов с прахом. Хочется думать, что они перешли на ту сторону с миром. Но есть души, запятнанные злыми поступками, те, кто жил не по заветам богов, или те, кто умер страшной смертью и не смог смириться с ней. Такие души превращаются в нечисть и возвращаются в Явь. — Мера снова перевела взгляд на Ингвара и ровно закончила: — Я тоже стану одной из них.

— Почему?

— Потому что запятнала свою душу связью с нечистью. Мой дар — это не то, что ты думаешь. Не божественная сила. Это совсем другое.

В спокойных глазах Ингвара блестели отсветы костра. В них так не появилось ни страха, ни неприязни, несмотря на все, что сказала княгиня.

— А есть ли на самом деле разница? Это всего лишь название, точка зрения. Ты сама говорила, что порой сложно отличить волхва от колдуна.

Мера вскинула удивлённо брови. Поняла вдруг, что ей нечего ответить. В конце концов, и правда неважно, как ей досталась сила, важно только то, как она ее применит.

Девушка скупо улыбнулась, повернувшись к костру. Обернула горячую рукоять меча поясом и подняла перед собой. Последняя четверть клинка раскалилась до буро-красного. Пора приступать.

Прежде чем двинуться в чащу, она предупредила:

— За мной не ходи, — отвернулась и быстро пошла прочь.

На миг за ее спиной возникла Любава. Ее призрачный лик вынырнул из теней, чтобы показаться Ингвару. Она широко улыбнулась, обнажая щербинку, и громким шепотом заметила:

— Хозяйка слишком горда, чтобы просить о помощи. Но я-то нет! Если дело пойдет плохо, я позову тебя, ладно? Больно не хочется помирать второй раз.

— Что ты задумала, Мера? — с беспокойством в голосе окликнул ее Ингвар, но она не ответила.

Впереди между деревьями возник темный силуэт.

Глава 21. Подчинись или сгинь

Мера крепче стиснула рукоять меча. Сквозь ткань пояса сочился жар, обжигая кожу, но княгиня его даже не замечала. Она глядела на нечисть впереди себя, на первого, кого должна подчинить своей силой.

И ей было страшно.

Сомнения вдруг нахлынули при виде притаившегося за деревом духа, хотя только что никаких сомнений не было. Сможет ли она?..

Нечисть чуть горбилась, выглядывала из-за ствола жёлтым глазом. Ее тонкие угловатые руки и ноги цвета древесной коры гнулись под странными углами, рот раскрывался в подобии широкой улыбки. Длинные пальцы заскребли по дереву, оставляя на коре отметины.

Мера чувствовала благодаря сидящей внутри нечисти, что дух пока просто изучает ее, выжидает. Сама она ждать нападения не стала. Потянулась мысленно к своему желанию, сила устремилась навстречу, смешалась с ее волей и многократно возросла. Дух впереди вздрогнул, словно ощутил эту волю.

— Подчинись мне или сгинь навечно во мраке Нави! — сурово приказала Мера, наставив на нечисть раскалённый меч. Одновременно она потянулась собственной волей к чужой, которую не видела глазами, но ощущала где-то внутри нечисти, там, где могла бы прятаться ее душа. Чужая воля сопротивлялась сначала, но быстро ослабла и уступила.

— Нави… Нави… — вылетело из приоткрытого рта, как эхо из колодца. Нечисть пригнулась к земле, спрятала глаза. А Мера ликовала. Она не понимала как, но чувствовала, просто знала, что дух не ослушается ее, единожды испытав на себе силу ее воли.

— Запрещаю тебе выходить за пределы леса, — властно произнесла она, и дух вторил:

— Леса… леса…

Теперь она поняла, что делать. Сила, как и в тот раз при обращении в птицу, растеклась по телу, наполнила его. Она рвалась наружу, жаждала применения. Сердце наполнилось уверенностью и восторгом, а ещё гордостью.

Но Мера не собиралась долго наслаждаться моментом. Она закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться, раскинула руки в стороны, словно хотела заключить в объятия весь мир. Потянулась волей во все стороны, как нитями прошила ею лес. Она чувствовала каждую нечисть, каждую тварь, точно так же запятнанную Навью, как и ее душа. Она приказывала им, она звала их — и те подчинялись. Тянулись к лесу те, кто бродил по посаду вокруг дворов, ползли из нор те, кто хотел затаиться, переждать вторжение нового существа, готового вот-вот стать здесь хозяином.

Медленно Мера пошла сквозь лес, навстречу нечисти. Слабые существа тут же уступали ее воле, даже не нужно было ничего говорить и лишних усилий прикладывать. Духи посильнее сопротивлялись. Они не хотели терять свободу, ведь за долгие годы привыкли делать все, что захотят.

Несколько длинноволосых девушек с давно увядшими венками на головах осторожно приблизились со стороны поселения. Зов оторвал их от игр на лугу. Мера потянулась к ним своей волей.

— Подчинитесь или сгиньте навечно!

Мавки испуганно сжались, опустили головы, опасливо косясь на горячее острие меча. Лишь одна из них упрямо вздернула подбородок, никак не желая уступать чужой силе.

— Всю жизнь… подчинялась… — скрипнула она злобно. Каждое слово давалось ей с трудом — силы уходили на то, чтобы противостоять натиску колдовства. — Отцу подчинялась… боярину… солдатам… Не желаю больше!

Мера чувствовала своим колдовским чутьем, как велика злоба мавки. Что эта злоба больше страха, и не удастся столь растревоженную душу усмирить. Тогда Мера подступила к ней, не отрывая взгляда от своевольных горящих глаз, и пронзила грудь мавки. С шипением и паром, будто попал под воду, клинок вышел из спины, а нечисть покачнулась. До последнего не отводила взгляд, пока в конце концов он не потух, затянутый вечным мраком, а призрачное тело ее не рассыпалось пеплом.

Ее смерть — окончательная — откликнулась в сердце болью. Такой, словно это ее сердце только что пронзил меч. Такой, словно это она вот-вот утонет во мраке до скончания времён, растворится, угаснет, как гаснут искры костра, чья жизнь длится не больше мгновения. И мавки заплакали, попятились испуганно от новой хозяйки. Мера жалеть их не собиралась.

— Запрещаю вам всем выходить за пределы леса и нападать на людей. Ослушаетесь — я без жалости отправлю в забвение.

Девицы лишь ниже склонили головы, прижались друг к дружке. Мера чувствовала, что их страх пока что главенствует над желанием быть свободными и над жаждой человеческих жизней, но вполне возможно, что со временем он начнет угасать. И тогда вновь придется напомнить им, вновь показать свою волю.

Ничего. Княгиня готова была хоть каждую ночь бродить по лесам, лишь бы нечисть не забирала больше людей, лишь бы на сердце не ложился груз новых смертей.

Мера оставила плачущих мавок позади. Под ногами хрустели сухие листья и ветки, сосны протяжно скрипели под ветром и изредка кричали ночные птицы. Густая тьма собралась под кронами, колючая, наполненная шепотом и опасностью. Но Меру больше не пугала эта тьма. За ее силой стоит нечто куда опаснее, куда темнее и холоднее.

— Подчинись или сгинь! — предлагала она каждой встреченной нечисти.

Лесавки, лоскотухи, ауки, нагие молчаливые духи детей игоши — все склонялись перед ней. А тех, кто не желал терять свободу, Мера без колебаний приговаривала к вечности во мраке Нави. Клинок давно уже был едва теплым, однако одного его вида, одного ощущения окончательной смерти хватало, чтобы добавить угрозе веса.

Чем дальше шла Мера, тем меньше встречала сопротивления. Чужая боль отдавалась в их душах, чужой страх, что непокорные испытали перед самым концом.

“Ты бессердечная, хозяйка”, — плакала вместе с остальными ночница, но продолжала делиться навьей силой. По-другому не могла: узы договора связывали ее волю ничуть не меньше, чем растущая власть Меры.