Егерь. Опасная Зона (СИ) - Скиба Николай

Время от времени я останавливался, хватаясь за стволы деревьев, чтобы не упасть. Дыхание сбивалось, перед глазами плыли чёрные круги. Заражение ускорялось.

Красавчик обернулся, оценил моё состояние и заволновался. Он подбежал обратно, встал на задние лапки и ткнулся мордочкой мне в ногу — мол, держись, хозяин, уже близко.

Наконец мы выбрались к знакомой пещере.

Протиснувшись в щель, я рухнул на пол.

Здесь всё было как вчера — сухо, тепло, пахло нашим недавним пребыванием.

— Умница, парень, — выдохнул я, опускаясь у стены в том же месте, где спал прошлой ночью.

Красавчик довольно тявкнул и устроился рядом, прижавшись к моему боку. В его поведении читалось облегчение.

Достав из рюкзака фляжку с водой, я промыл рану как мог. Вода смешивалась с кровью, стекая на пол. Чёрные прожилки стали ещё заметнее.

Затем достал походную аптечку. Горечь-корень, серебряная губка, обычные травы из безопасной зоны… Всё это казалось жалким против заразы от такой твари, но попробовать стоило.

Сначала съел несколько кусочков серебряной губки — её регенерирующие свойства работают изнутри. Затем приготовил кашицу из растёртого горечь-корня с водой, намазал на рану. Жгло, как в аду, но я стерпел. Поверх наложил измельчённый зверобой и тысячелистник.

В потоковом ядре Афина беспокойно зашевелилась, чувствуя мою боль через связь. Её тревога отзывалась во мне теплом в груди.

— Всё в порядке, девочка, — прошептал я в пустоту. — Лечимся. На пару. Хорошо, что яд в тебя не попал.

Она успокоилась, но я чувствовал, как она готова материализоваться в любую секунду, едва позову.

Горностай тихо замурчал — звук был едва различим, но в нём было столько преданности, что комок подкатил к горлу.

Так… Что-то не то. Словно важную деталь упустил. Я же думал о чём-то, когда вылез наружу… Лихорадка совсем мозги отключила.

Быстро порылся в рюкзаке, пальцы дрожали от слабости. Достал завёрнутый в тряпицу цветок — он всё ещё источал жар, его алые лепестки пульсировали золотистыми искрами, как крошечные сердца.

Огнежар.

Не раздумывая ни секунды, сунул его в рот. Вкус обжёг язык — горький, жгучий, будто прожёвываю раскалённый металл. Желудок взбунтовался, но я стиснул зубы и проглотил.

Эффект не заставил себя ждать.

Сначала внутри вспыхнул огонь. Он побежал по венам, встречаясь с ледяным холодом заражения. Там, где они сталкивались, боль была невыносимой.

Я…

Что ж, да, я кричал.

И кричал так, что горло разрывалось от напряжения, а эхо отражалось от каменных стен пещеры, возвращаясь искажённым, чужим воем.

Тело билось в конвульсиях на холодном полу. Мышцы сводило судорогой, спина выгибалась дугой — вся боль мира сосредоточилась в левом плече, где чёрные прожилки пульсировали под кожей, как живые змеи.

Красавчик метался рядом, его маленькое тельце дрожало. Он пищал, пытался лизнуть мне лицо, толкал мордочкой руку, но я не реагировал. Не мог.

Чёрные прожилки сначала стали тоньше. Потом начали светлеть — с краёв, медленно отступая к центру заражения. Я видел это сквозь пелену боли и пота, который заливал глаза. Кожа на плече горела, будто её прижгли раскалённым железом, но это была хорошая боль. Нужная!

Однако цена была чудовищной. Каждая сожжённая прожилка отзывалась взрывом агонии в голове. Я кусал губы до крови, но тело не слушалось. Мышцы сводило так сильно, что, казалось, кости вот-вот треснут.

И вдруг — тишина.

Боль оборвалась разом, как натянутая струна. Я лежал, обессиленный, и хрипло дышал. Пот стекал с лица целыми ручьями, рубашка насквозь промокла. Красавчик ткнулся холодным носиком в шею, проверяя, жив ли я.

Медленно поднял голову и посмотрел на плечо. Кожа была красной, воспалённой, но чистой. Ни единой чёрной прожилки. Только живая человеческая плоть, горячая от пережитого испытания.

А следом я полез за иглой — рану нужно зашить, обработать ещё раз и туго забинтовать всё это полоской ткани.

Я сидел у догорающего костра, подбрасывая в него сухие ветки. Пламя слабо освещало стены пещеры, отбрасывая дрожащие тени на каменные стены. В груди тянуло, дыхание всё ещё давалось тяжело, но огнежар сделал своё дело. Впрочем, силы ещё не вернулись.

Красавчик дремал у меня на груди, изредка вздрагивая во сне. Его тёплое тельце едва заметно поднималось и опускалось в такт дыханию. После всего пережитого зверёк был измотан не меньше моего.

Вдруг в груди что-то шевельнулось.

Хочешь выйти, девочка?

Ответ пришёл не словами, а ощущением. Беспокойство, желание быть рядом, необходимость убедиться, что с хозяином всё в порядке.

Я усмехнулся, несмотря на усталость. Даже раненая, она всё ещё думала обо мне.

— Ладно, — прошептал вслух. — Выходи.

Потоковое ядро откликнулось, и Афина материализовалась рядом с костром в потоке золотистых искр. Она сразу же подошла ко мне, принюхалась и тихо заурчала — низко, обеспокоенно.

Я протянул руку, чтобы погладить её по голове, и заметил, что раны затянулись. Не полностью — на боку всё ещё виднелась розовая полоска молодой кожи, а на лапе оставались следы от когтей, но кровотечение остановилось. Духовное тело действительно ускоряло заживление, а «невероятная мускулатура» каким-то образом не позволила яду проникнуть в рану.

— Хорошая девочка, — похвалил, проводя пальцами по её шерсти. — Как ты? Болит ещё?

Афина прижалась мордой к моей ладони и тихо мурлыкнула. Боль была, но терпимая. Она больше переживала за меня, чем за себя.

Достал из рюкзака остатки дикого клыкокорня. Листья слегка привяли, но магические свойства сохранились — они всё ещё слабо переливались серебристым светом. Растёр несколько листьев между пальцами и протянул Афине.

— На, съешь. Ты же любишь.

Кошка осторожно понюхала траву, затем аккуратно слизнула её с моей ладони. Её шерсть сразу же заблестела ярче.

Пока она ела, я достал из аптечки остатки мякотника и кровника. Растёр травы в кашицу и нанёс на её раны свежий слой лекарства. Афина терпеливо переносила процедуру, лишь изредка поёживаясь, когда касался особенно чувствительных мест.

— Извини, что больно, маленькая, — пробормотал я, обрабатывая царапину на лапе. — Завтра будет лучше.

Но в середине процедуры руки начали дрожать от слабости. Зрение поплыло, голова закружилась. Последствия отравления всё ещё давали о себе знать.

Афина сразу же это почувствовала. Она подошла ближе и осторожно ткнулась мордой мне в бок, словно проверяя, в порядке ли я. А потом вдруг… легла рядом со мной и перевернулась на спину, подставив живот.

Я застыл, уставившись на неё. За всё время нашего знакомства Афина ни разу не демонстрировала такого доверия. Подставить живот — это высшая степень уязвимости для хищника. Это жест, который делают только с теми, кому доверяют безоговорочно.

— Ого, девочка, ты чего это… — выдохнул я.

Она посмотрела на меня жёлтыми глазами, полными беспокойства, и тихо мяукнула. Не рыкнула, не зарычала — мяукнула, как обычная домашняя кошка, которая просит ласки.

Я осторожно коснулся живота. Мех был мягким, тёплым. Афина прикрыла глаза и замурлыкала — громко, успокаивающе, словно пыталась утешить меня своим урчанием.

— Да уж, ха-ха, — хрипло рассмеялся я. — Если даже ты так себя ведёшь, значит, мои дела действительно плохи.

Она повернула голову и внимательно посмотрела на меня. В её взгляде читалось понимание. Похоже видела моё состояние, чувствовала заразу и пыталась по-своему поддержать.

Почесал её за ухом, и хищница ещё громче замурлыкала, подставляя голову под руку. Её урчание наполняло пещеру тёплым, уютным звуком, немного успокаивая натянутые нервы.

— Спасибо, подруга.

Красавчик проснулся от звука и сонно поднял голову. Увидев, что Афина лежит рядом, зверёк слез с моей груди и осторожно подошёл к ней. К моему удивлению, кошка позволила устроиться у неё на боку и даже начала его вылизывать, как котёнка.