Егерь. Опасная Зона (СИ) - Скиба Николай

Когти блеснули в тусклом свете, капая гноем и кровью.

Один удар и всё кончится.

Время растянулось. Каждое мгновение превратилось в вечность.

Я видел занесённую лапу. Видел беспомощно прижатую к земле Афину. Видел, как Красавчик дрожит в своём укрытии, парализованный ужасом.

Во мне что-то сломалось. Не в плохом смысле — наоборот.

Сломались сомнения. Инстинкт самосохранения.

Осталась только ярость.

— НЕТ! — заорал я, и голос прорвался сквозь сдавленное горло хриплым воплем.

Воздух ворвался в лёгкие обжигающей волной. Боль пронзила грудь, но я проигнорировал её. Схватил нож побелевшими пальцами и рванул вперёд, спотыкаясь о кости и проваливаясь в трещины.

Но я был слишком далеко. Всё равно слишком медленный! Не успею!

Вот в этот самый момент всё и изменилось.

Навсегда.

Я почувствовал нашу связь — ту тонкую, почти неосязаемую нить, что соединяла меня с Красавчиком с момента приручения.

Сейчас она вспыхнула.

Эмоции хлынули по этой связи как прорвавшая плотину река. Не слова — чувства в их чистейшем виде.

Моя ярость. Моё отчаяние. Моя абсолютная, безоговорочная готовность умереть, но не дать тронуть того, кто стал мне дорог.

И Красавчик ответил.

Его страх никуда не делся. Он всё ещё дрожал, всё ещё хотел бежать. Но сквозь этот страх пробилось то, что я передал ему через связь.

Решимость.

Крошечный горностай выскочил из укрытия одним молниеносным движением. Его белоснежное тело превратилось в размытую линию, несущуюся вперёд быстрее, чем я мог уследить. Максимальная ловкость делала его почти невидимым — призраком, скользящим между миров.

Прыжок с камня на череп. С черепа на валун. С валуна — на спину медведя.

Зверь даже не почувствовал, как на него забрался крошечный хищник.

А Красавчик уже карабкался по его загривку, цепляясь игольчатыми коготками за свалявшуюся шерсть. Выше, выше — к голове, где болезнь ещё не превратила кожу в броню.

Медведь занёс лапу над Афиной. Когти нацелились точно в череп.

И я понял, что смогу сделать.

Нож был в руке. Бросок — безумная идея, но других не было.

Я не целился в медведя — бесполезно, шкура толстая, а бросок слабый. Целился в ту самую занесённую лапу, где мышцы натянуты перед ударом, где каждое движение на пределе.

Рывок плечом, бросок от груди — коротко и резко.

Нож полетел, вращаясь. Клинок вонзился не в предплечье — туда не пробьёшь с такого расстояния. Он воткнулся в запястье, где сухожилия тонкие и каждый порез отзывается болью.

Неглубоко — на сантиметр, может два, но прямо в сустав.

Медведь взревел, лапа дёрнулась от неожиданной боли. Удар сорвался, когти полоснули по земле в сантиметрах от черепа Афины, вырывая комья грязи и камни.

И Красавчик прыгнул.

Он сорвался с загривка медведя и метнулся к его морде, раскрыв крошечную пасть. Его зубы нацелились в самую уязвимую точку — в левый глаз медведя.

Челюсти сомкнулись.

Медведь ВЗРЕВЕЛ.

Это был не просто звук. Это был ВОПЛЬ.

— РАААААААААААААААААААААУАРРААААААААААА!

Вопль такой силы и агонии, что я невольно зажал уши ладонями, но это не помогло. Звук прошёл сквозь кости черепа, сотряс мозг, заставил зубы звенеть в дёснах.

Медведь мгновенно забыл про Афину. Забыл про меня. Забыл про всё.

Вся его вселенная сжалась до единственной точки невыносимой, ослепляющей боли в глазнице.

Он замотал головой как бешеный, пытаясь сбросить вцепившегося в него зверька. Огромная туша развернулась, врезаясь в стены ущелья. Камни осыпались градом. Кости взрывались под его лапами.

Но Красавчик держался мёртвой хваткой.

Его крошечные челюсти впились в мягкие ткани глаза, разрывая их. Кровь хлынула густым потоком, заливая половину морды чудовища. Медведь взвыл от боли, мотая головой, пытаясь стряхнуть крошечного мучителя.

Один глаз был слеп.

Афина вырвалась, воспользовавшись моментом замешательства. Отскочила в сторону, задыхаясь и хромая на правую переднюю лапу.

Но в её жёлтых глазах горело пламя, которого я не видел раньше.

Жажда крови.

Хищница пригнулась к земле, собираясь в смертельный прыжок. Задние лапы впились в каменное дно. Мускулы сжались, готовясь выстрелить её тело вперёд.

И она прыгнула.

Метнулась к шее ослепшего наполовину, обезумевшего от боли медведя.

Её массивные челюсти блеснули в тусклом свете и впились прямо в плоть шеи, туда, где кожа тоньше, но яремная вена глубоко под слоями мышц.

Из пасти медведя струйками брызнула кровь. Тёмная, почти чёрная, густая как смола. Она залила морду Афины и капала на пол ущелья, забрызгивая камни.

Медведь взревел. Попытался стряхнуть хищницу, замотал головой с такой силой, что её тело подбросило в воздух. Он всё ещё дышал, хрипло, надрывно, но трахея оставалась целой. Яд делал своё дело, но слишком медленно для такой массивной туши.

Афина вцепилась ещё крепче, впиваясь глубже, расширяя рану. Но её сил не хватало.

Медведь качнулся, движения становились всё более хаотичными. Но он всё ещё стоял. Всё ещё был смертельно опасен.

Я уже пришёл в себя и быстро достал второй нож — метнулся вперёд, целясь в ту самую рану, которую растерзала Афина.

Моё лезвие вошло в плоть, но неглубоко — скользнув вдоль раны, лишь расширив её, не достав до жизненно важных сосудов.

Но медведь, даже полуослеплённый, даже истекающий кровью… В последний миг, повинуясь животному инстинкту, он дёрнулся.

Огромная лапа метнулась сбоку — я уловил движение краем глаза, попытался отпрыгнуть, и тело среагировало — почти. Рывок в сторону спас меня от прямого удара, но когти всё же достали.

Три борозды огнём полоснули по левому плечу, разрывая рубашку и кожу, оставляя жгучие царапины от ключицы до лопатки.

Боли не было. Не сразу.

Дьявол!

Сначала был только холод. Ледяной, пронизывающий холод, который тёк в раны вместе с чем-то липким и тёплым. Что-то тёмное, маслянистое, с запахом гнили.

Больная, заражённая медвежья кровь — через открытые раны она потекла в моё тело.

От силы удара меня отшвырнуло назад. Я пролетел по воздуху и рухнул на кости, ударившись спиной о черепа. Один из них треснул под моим весом, другой больно впился в лопатку.

Мир поплыл, закачался. Звуки стали приглушёнными, словно доносились через вату.

Но сквозь пелену я видел, как медведь качнулся. Как его огромная туша накренилась. Афина разжала челюсти и оттолкнулась от его шеи, приземлившись рядом со мной. Рана на горле зверя кровоточила. Красавчик спрыгнул с его головы и метнулся ко мне, тревожно попискивая.

Медведь сделал шаг в мою сторону, его единственный здоровый глаз горел безумной яростью — он стал ещё опаснее.

И что теперь?

Глава 12

Я поднялся на ноги, игнорируя дикую боль в груди от удара медвежьей лапы. Рёбра ныли, дыхание давалось с трудом, но стоять было можно.

Тисков это не отменяло — больное чудовище спереди и стая хищников сзади. Время словно остановилось, каждая секунда растягивалась в вечность. Адреналин бурлил в крови, заглушая боль и обостряя все чувства до предела.

Медведь стоит достаточном для манёвра расстоянии. Слюна капает с пасти, смешиваясь с гноем на морде.

За спиной раздаётся осторожный шорох лап по камню. Стая шестилапых тварей начинает входить в ущелье. Медленно, по одной особи, они просачиваются в расщелину, отрезая мне путь к отступлению. Их глаза горят голодом, но даже они держатся на почтительном расстоянии от хозяина логова.

Положение становится безвыходным с каждой секундой.

Чёрт, думай, думай, думай!

Больной медведь делает неуверенный шаг вперёд. Его задние лапы дрожат — то ли от болезни, то ли от предвкушения. Ещё один шаг, и он окажется достаточно близко для решающего броска.

А сзади шестилапые заполняют ущелье, их когти цокают по каменному полу среди костей. Вожак стаи, самый крупный, осторожно принюхивается, его ноздри раздуваются. Даже он не решается напасть на территории медведя, но терпение у хищников быстро кончается, особенно когда они чуют кровь и голод. Особенно когда они в стае, а хозяин логова ранен и ниже их в эволюционном индексе.