Под пеплом вулкана. Остров драконов (СИ) - Вар Юлия

– Простите. Разве вам не больно? Вы же ранены.

– Царапины, не более. Представь, что во дворце все танцуют и, начав, уже не могут остановиться. Подгоняемые друг другом, они должны танцевать быстрее и быстрее, уворачиваясь от чужих убийственных взмахов рук и ног.

Аларих ускорился, закружил Тессу. Пространство вокруг них завертелось в бегущий поток. Она сталкивалась с каменной грудью партнера каждый раз, когда он менял направление танца. В голове проносился хоровод, а в ушах гремел шум прибоя.

– Ты тоже решила вступить в танец, рискованно пригласив меня. Пляшешь по наитию, как велит тело. Слушаешь разноголосое пение и подстраиваешься под его ритм. Но надо знать движения, иначе неминуемо попадёшь под удар или упадешь.

Аларих выпустил девушку из рук, и она, потеряв равновесие, повалилась вниз. Принц в то же мгновение перехватил её, прижал к себе, спасая от удара об пол. То хрупкое расстояние, что было между ними, разрушилось.

Драконы замолкли, и в тишине Тесса попыталась сосчитать биение сердца. Один, два, три… Слишком быстро.

– Не так страшно упасть на пол, но следующий наш танец будет на краю пропасти. – Сказал Аларих, раскрывая объятия. – Учи движения или стой в стороне. Я милостив к своим врагам, а тебе такое милосердие не по нраву, невеста Зейриха.

Принц ушел, сливаясь с чернотой ночи. Постепенно затихли звуки размеренных шагов. Опершись о колонну, Тесса выровняла дыхание.

«Он думает, что я намеренно столкнула его с Зейрихом и врала из злого умысла? Высшие силы, моя неискушённость в дворцовых играх принята за коварство!»

***

Ужасно осознавать себя воровкой.

К другим своим порокам Таш относилась терпимее. Жестокость? Кто не жесток во враждебном, мире долго не протянет. Склочность? Так хотя бы не дашь себя в обиду. Зависть? Сложно не завидовать, когда тебе ничего не принадлежит, даже ты сама. Но воровство – мелочное дельце, не обязательное для выживания и всё-таки значительно его облегчающее.

В основном она похищала свитки и книги из императорской библиотеки. Это не были серьёзные труды в золотых переплетах. Лишь копии поэм о великой любви, которой Таш нигде, кроме как на пергаменте, не повстречать, и сатиры, обличавшие дураков-нобилей. Она читала их ночью, проливая слезы умиления или беззвучно хохоча, а потом обязательно возвращала обратно, и гаденькое чувство пропадало до нового раза. С книгой традиций случилось иначе: отдав её Тессе, она не замкнула круг. Но и тогда Таш нашла оправдание. Кто, если не она, поможет девчонке набраться ума?

Женщина готовилась ко сну. Стащила с себя неудобную одежду прислужницы и умылась, взяла баночку с кремом. Не её кремом.

Руки сохли как проклятые. Таш стыдилась корки, покрывающей задубевшие от многолетней работы ладони. Если её нарядят в дорогое платье и позволят помалкивать, она вполне сумеет показаться благородной матроной, но стоит взглянуть на руки, и всё сразу встанет на свои места. Почти тридцать лет в услужении! Вся её молодость.

Вдобавок иссушенная кожа причиняла боль, стоило пошевелить пальцами. Таш снова пришлось воровать.

Императрица Мойнара тратила на уход за собой не меньше половины дня. Пока не искупается в молоке, не насладится массажем с натиранием маслами и тщательными косметическими процедурами, даже не выйдет из покоев. В её запасах имелось то, в чём нуждалась Таш. Когда понадобилось проверить, не изъела ли моль шторы в крыле императрицы, прислужница незаметно умыкнула баночку с жемчужной мазью.

Мойнара и не заметит пропажи, но воровство остаётся воровством.

Женщина растерла по рукам прохладный крем и блаженно простонала. Короткую негу прервал стук в дверь.

– Я собираюсь спать! – проворчала Таш, рассудив, что серьёзный гость стучать бы не стал. Значит, прислужница. Пусть катится восвояси, ей полагается заслуженный отдых.

– Нам надо поговорить, – проскрипел голос Кии. – Я войду.

Таш впопыхах спрятала свою добычу, и, когда больная кляча переступила порог, она была в воинственном всеоружии.

– Не нападай, – сказала Кия, – сначала выслушай. Знаю, хочешь занять моё место.

Таш не удивилась, она совершенно не скрывала намерений получить лучшую должность. Но знает ли кляча, какой ценой?

Кия уселась на стул у стены и протяжно выдохнула.

– Мне недолго осталось.

– Это уж точно.

– Последние дни я бы хотела провести с семьей. Там, вне дворца, я оставила сына, прежде чем попасть сюда. У него внуки…

Обида нахлынула на женщину: ей-то уже не иметь детей. Чего карга ждёт, делясь мечтами? Что она ей посочувствует?

Таш скупо ответила:

– Нам не дают вольной.

– Бывают исключения, если вступится император.

– Император нынче способен только гадить под себя. Да и раньше он не отличался сердобольностью.

– Держала бы ты язык за зубами, а то найдутся желающие донести. Но я тебя не стращать пришла. – Кия достала мешочек с монетами и положила на кровать. – Власть скоро сменится.

Женщина, не притронувшись к подкупу, пронзительнее взглянула на бледное лицо соперницы.

– Мне обещают вольную, – сказала та. – Тебе обещают должность и деньги, на которые сможешь купить всё, что захочешь.

«Крема, гребень, мягкую камизу».

– Кто? – спросила Таш.

– Будущий император.

– Ты не знаешь кто.

– Прислужница слишком маленький человек, чтобы принц вёл с ней дела напрямую. Ко мне приходили щедрые люди.

– Чего они хотят? Не по доброте душевной все эти подарки, так?

– Верно. Нам надо посодействовать. Шпионить и докладывать, выполнять поручения…

– Поручения, – пробормотала женщина. – Слово дурно пахнет. Нам всегда достаётся грязная работа.

– Ничего не поделаешь. Что ты решила?

– Я возьму деньги, – поразмыслив, ответила Таш. Она захотела понять, что назревает во дворце, а для того ей придётся увязнуть поглубже. – Ты им веришь?

– Мне не остаётся ничего другого.

У Таш же имелся ещё один путь к заветной должности. И в нём не было таинственных кукловодов, которые сломают тебя после того, как используют. Только смерть и совесть.

– Вот ещё. – Кия выложила склянку с порошком. – Они… он ждёт, что невеста-целительница больше не доставит неудобств. Её не учитывали, и она лишняя.

– Порошок – отрава?

– Им надо посыпать постель или одежду. Я пыталась отравить еду, но девушка осторожничает.

Челюсть непроизвольно сжалась, а губы тронула презрительная ухмылка. Больная кляча ради того, чтобы обременить своим присутствием сына, наверняка забывшего о её существовании, и подарить сопливым внучатам зрелище старческой смерти, готова погубить девушку, которой жить да жить. Да ещё и её руками!

Таш была готова удавить старую дуру прямо в своей в спальне, но не портить же почём зря драгоценный крем. Дряхлая шея не получит ни капельки.

– Знаешь, – сказала женщина, – я будто ждала, что ты придёшь и предложишь мне что-то подобное.

– Кхм, да?

– Теперь всё прояснилось. – Она забрала склянку. – Я позабочусь о невесте.

– Скоро мы получим, чего хотим, – изрекла Кия и согнулась в приступе кашля, сплёвывая в платочек сгустки крови.

– Тебе надо промочить горло, – скривившись, сказала Таш. – Я налью морс.

Глава 12

В покоях матери стоял привычный запах трав. Зейрих бросил хмурый взгляд на этажерку с зельями и лекарствами. Чего тут только не было: настойки, притирки, масла. Всё, что успокаивало нервы, помогало уснуть. Порой внимание притягивали совсем экзотичные вещи, даже мерзкие. Принц сомневался в эффективности заспиртованных насекомых, жуткие колбы с которыми занимали целую полку, но она верила, и потому он молчал.

Знахарки и колдуны пользовались внушаемой натурой матери, день ото дня придумывая новые чудодейственные средства для борьбы с её недугами. Якобы павлиньи глаза снимают порчу, порошок из перетертых скарабеев придает сил и энергии, а экскременты вихтийской трехпалой кошки, если нанести на лицо, избавляют от пигментных пятен.