Книжная лавка фонарщика - Остин Софи

Эвелин вспыхнула:

— Одно дело, когда я сама хочу поделиться своей историей, Уильям, и совершенно другое, когда ты ее из меня выпытываешь.

— Просто мне что-то подсказывает, что если я не буду ее выпытывать, то сама ты никогда не поделишься! — Он повернулся к Наоми. — Ну правда! Неужели ты не заметила!

— Каждый имеет право на личную жизнь, — твердо сказала Наоми.

— Что я слышу! — ответил Уильям с вызовом в глазах. — Ну ладно. Что ты знаешь об Эвелин, Наоми? Что ты на самом деле о ней знаешь? Безо всяких пустяков.

Наоми закатила глаза.

— Эвелин у родителей единственная дочь, — начала она, загибая пальцы. — Она живет со своей матерью и тетей. В свободное время она любит шить. Она предсказала, что лето будет жарким. Ей нравится киш, и она хорошая подруга.

— Вот, понимаешь теперь, о чем я? — Его голос стал на полтона громче. — Пустяки! Почему ты не даешь людям узнать себя, Эвелин? Чего такого ужасного, по-твоему, может случиться?

Эвелин почувствовала, как тяжесть, сдавливавшая ей грудь, стала душить еще сильнее.

— Наверное, потому, что когда я впускаю людей в свою жизнь, то они всякий раз меня разочаровывают, — тихо ответила она. — Так что, Уильям, пусть мои секреты останутся при мне, а твои — при тебе.

Уильям поднял бровь:

— А какие, по-твоему, секреты у меня?

— Действительно, какие же? — фыркнул Джек и, взяв себе еще один пирожок со свининой, вонзил зубы в его золотистую корочку.

Улыбка слетела с лица Уильяма.

— Ты это к чему?

— Лондон! — ответил Джек, хлопая друга по спине. — Ты ведь его в секрете держал. Я вообще понятия не имел, что ты серьезно думаешь стать писателем, а потом вдруг раз — и ты заявил, что, черт возьми, уезжаешь!

— Но ты ведь не это имела в виду, так? — спросил Уильям, поворачиваясь обратно к Эвелин. — Ты говорила не о Лондоне.

— Нет, — согласилась Эвелин.

— Всё, довольно. — Наоми закатила глаза. — Вы друг друга стоите.

— Ну нет. — Уильям отложил тарелку. — Эвелин обвинила меня в обмане, и я хочу узнать почему.

— Успокойся, — сказал Джек, кладя руку Уильяму на плечо. — Уверен, она просто пошутила.

— Не похоже было на шутку.

— Джек прав: я тебя ни в чем не обвиняла, — сказала Эвелин.

— А выглядело так, как будто обвинила!

— Джек, — сказала Наоми, откладывая тарелку, — думаю, нам с тобой нужно пойти прогуляться вокруг того чудесного дерева. Сопроводишь меня?

— Сопровожу… к дереву?

— Да, — подчеркнуто подтвердила Наоми. — Пусть эти двое уладят свои разногласия без нас.

— Это совсем не обязательно, — сказала Эвелин. — Мы с Уильямом можем пока отложить этот разговор. Так ведь, Уильям?

— Нет, пока ты не расскажешь, что за великий секрет я, по-твоему, храню.

— Я завтра тебе расскажу, — твердо ответила Эвелин.

— Нет, ты расскажешь сейчас! — Он произнес это так громко, что пожилая пара, сидевшая на ближайшей скамейке, обернулась.

— Пойдем, Джек, — сказала Наоми. — Пусть пошипят друг на друга и успокоятся.

Эвелин вскочила на ноги, но Наоми ее опередила. Она взяла Джека под руку и, многозначительно посмотрев на Эвелин, подмигнула ей.

— Ты просто невыносим. — Эвелин со вздохом села обратно. Она вдруг почувствовала себя маленькой, словно гувернантка только что отчитала ее за плохой французский.

— Кто бы говорил, — огрызнулся Уильям.

Игнорируя его ледяной взгляд, она посмотрела как бы сквозь него, на здания, стоящие на краю парка. Желтоватый песчаник их строгих фасадов на ярком солнце стал белым.

— Я имела в виду твою семью, — наконец сказала она. — Я спросила как-то, почему ты живешь с дядей, но ты уклонился от ответа. Но я думаю, что Наоми права. Если ты не хочешь рассказывать, то неправильно с моей стороны на тебя давить. Прости за излишнее любопытство.

Уильям откинул волосы со лба и тяжело вздохнул.

— Ну, секрета тут никакого нет, — произнес он неожиданно усталым голосом. — Просто немного грустная история, которую я обычно не рассказываю направо и налево первым встречным.

— Потому что думаешь, что они начнут тебя жалеть? — спросила Эвелин. — Как-то иначе к тебе относиться?

Он взглянул на нее, сдвинув брови.

— Вообще-то да. — Голос его прозвучал удивленно. — Откуда ты знаешь?

— Потому что ты сам это сказал в «Синем колокольчике».

— А-а-а. — Уильям фыркнул. — А я-то думал, что ты ясновидящая.

— Нет. Я просто умею слушать.

На секунду между ними повисла тишина. Затем он произнес:

— И ты меня прости, что полез не в свое дело. Джек бы как-то это оправдал, сказал бы, что это просто мое писательское воображение мне покоя не дает, но на самом деле мне было любопытно. Не каждый день к твоему дяде в магазин устраивается на работу благородная леди. Ты не из нашего мира, понимаешь? Такие люди, как я, или Джек, или Наоми, не ходят на балы. И говорят не так. И не отправляются в церковь в платьях, которые стоят как две мои годовые зарплаты.

Первым ее порывом было скрыть это, спрятать, сменить тему или даже встать, стряхнуть с платья крошки и уйти. Она чувствовала, как ее сердце сбилось с ритма, а грудь снова сковала тяжесть.

Но неожиданно для себя она сказала:

— Мой отец — барон, но… мы потеряли все свое состояние.

— Поэтому тебе пришлось пойти работать в книжный магазин?

— Мне пришлось пойти работать в книжный, потому что я не собираюсь ждать, пока кто-то придет и исправит то, что натворил мой отец. — Эти слова против ее воли прозвучали резко, лицо ее загорелось. — Я не буду сидеть сложа руки и гадать, когда же моя жизнь наладится.

Она сорвала травинку рядом с покрывалом и накрутила ее на палец. Даже если на перчатке останется зеленое пятно, ей было все равно.

— Я знаю, каково это — зависеть от других, — мягко произнес Уильям.

— Знаешь? — Ее взгляд упал на дуб. Наоми с Джеком обходили его по кругу уже второй раз, побеспокоив спящих под ним уток, которые, недовольно покрякав, вразвалочку поковыляли в сторону. — По моему опыту, большинство мужчин понятия не имеют, каково это.

— Видишь ли, моя мать меня не потянула. Отец служил во флоте… — Он слегка поджал верхнюю губу. — Служит во флоте. Он жив. В общем, его слишком часто не было дома, матери приходилось работать, а я был… — Он посмотрел на Эвелин и тут же отвел взгляд. Пожал плечами. — Тогда я и стал жить с дядей Говардом. Сначала планировалось, что на год. А потом один год превратился в три, а три — в семнадцать. На самом деле мне повезло. Я не был сиротой, в работный дом меня не отправили. Меня просто взвалили дяде на плечи как обузу.

— А мама за тобой так и не вернулась?

Уильям покачал головой:

— Вот и весь мой не такой уж секретный секрет.

Эвелин не знала, что ответить.

— Я не думаю, что для мистера Мортона ты обуза. Все видят, что он в тебе души не чает.

— Просто он хороший человек, — сказал Уильям. — И, судя по всему, собиратель потерянных вещей.

Эвелин поймала его взгляд:

— Ты считаешь меня «потерянной вещью»?

— Я нас обоих такими считаю, — тихо ответил Уильям, не отводя взгляда. В уголке его глаза была веснушка, которую она раньше не замечала, и вторая ровно по диагонали — в уголке рта, под контуром нижней губы. — И думаю, что в понедельник нужно будет уравнять условия нашего соревнования.

Эвелин подняла бровь:

— Хочешь сказать, ты научишь меня всем своим приемам?

— Не всем, — ответил Уильям.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

— Ну наконец-то затишье! — крикнул Джек. — Кажется, они объявили перемирие, Наоми.

Эвелин отвела от него взгляд и посмотрела на свой стаканчик с сидром, прислушиваясь к нежному шипению.

— Похоже на то, — произнесла Наоми таким же преувеличенно громким голосом. — А это, полагаю, значит, что пора переходить к булочкам со сливками!

— И ты меня прости, — сказала Эвелин, — что полезла не в свое дело.

— Извинения приняты, — ответил Уильям, улыбнувшись уголком рта. — Если я когда-нибудь снова на тебя разозлюсь, то просто представлю, как ты слушаешь историю Джека про быка, пытаясь при этом жевать голубой сыр.