Книжная лавка фонарщика - Остин Софи

Она засмеялась, и стаканчик в ее руке подпрыгнул — сидр расплескался на запястье.

— Надеюсь, никто этого не видел.

— Я вижу все, что ты делаешь, Эвелин, — сказал Уильям как раз перед тем, как вернулись Джек и Наоми, и Эвелин почувствовала, что к ее щекам прилила кровь.

Глава 23

Уильям сдержал слово: в понедельник, как только они с Эвелин протерли пыль с полок и открыли дверь, а постоянные покупатели разобрали периодические журналы, он объявил, что сегодня будет играть роль посетителя.

— А ты попытаешься что-нибудь мне продать, — сказал он, опуская книгу, которую держал в руке, обратно в коробку.

По телу Эвелин пробежала нервная дрожь.

— Хорошо.

Уильям отправился за дверь, выждал долгую — даже слишком долгую — паузу и зашел обратно.

Эвелин сделала шаг ему навстречу:

— Добрый день, сэр…

— Нет, — оборвал ее Уильям, а затем развернулся и вышел.

Эвелин закусила губу. Возможно, она действительно слишком спешила приветствовать покупателей. Может быть, это их и отпугивало?

Когда он снова зашел, она выждала, а когда проходил мимо нее, сказала:

— Дайте знать, если вам понадобится помощь.

Он улыбнулся ей уголком рта в знак одобрения, а затем, подойдя к стеллажу, выбрал книгу и принялся сосредоточенно ее изучать. Взял ее в руки и пролистал пару страниц.

— Желаете, чтобы я отнесла ее на кассу?

Уильям резко захлопнул книгу.

— Нет, — сказал он, положив ее на место, и снова направился к двери.

В этот раз Эвелин не поняла, что она сделала не так. Он проявил интерес к одной из книг — и она предложила ему помощь в покупке. Разве не в этом состояла ее работа?

Когда Уильям вошел в магазин в третий раз, Эвелин встретила его прямо у двери, скрестив на груди руки.

— Знаешь, — сказала она, — дело пойдет куда быстрее, если ты будешь объяснять мне, что я делаю не так, а не пытаться меня выдрессировать, как комнатную собачку. Будь добр, Уильям, пользуйся языком. Ты как-никак писатель.

На лице Уильяма промелькнуло некоторое удивление — возможно, даже замешательство, — и он сказал:

— Я еще не был готов купить книгу. Тебе нужно было как-то меня к этому подтолкнуть. Например… — Он прочистил горло, и его голос опустился ниже: — «Знаете, я прочитала эту книгу прошлым летом, и вы не представляете, как бы мне хотелось вернуться в то время и снова ее прочитать. Она просто великолепна. Настоящий шедевр». — Он приподнял бровь. — Теперь понимаешь?

— Но я же ее не читала, — невозмутимо сказала Эвелин.

— Что ж, в таком случае можешь сказать что-то вроде: «Я слышала много прекрасных отзывов об этой книге. Уверена, автор получит за нее не одну премию — в стиле ему нет равных, со словами он творит настоящие чудеса».

Эвелин нахмурилась:

— Но ведь я ничего такого о ней не слышала.

— Ну, придется сделать вид, что слышала, — ответил Уильям. — Если хочешь преуспеть в продаже книг, придется балансировать между реальными историями и байками, которые хотят слышать люди. К сожалению, ты невероятно плоха и в том и в другом. А теперь пойди и выбери книгу, принеси ее сюда и расскажи мне о ней какую-нибудь историю — что-нибудь искреннее, что-нибудь связанное с тобой.

Эвелин бросило в жар:

— Что?

— Какой-нибудь случай из жизни. Или главу, которая тебе особенно понравилась. Что угодно. Мы потренируемся.

Эвелин сдвинула брови:

— Потренируемся?

— Да. Найди книгу, принеси ее и расскажи какую-нибудь историю.

— Но… — Она сглотнула. Идея рассказывать незнакомцам истории о себе ей совершенно не нравилась. Почти в той же степени, что мысль рассказывать эти истории Уильяму. — Я не хочу.

— Ой, да ладно тебе, — пренебрежительно сказал Уильям. — Это же не сложно.

— Для тебя, может, и не сложно! — Эти слова прозвучали громче, чем она задумывала. Сердце ее бешено колотилось; лицо покраснело, а в теле чувствовалось такое напряжение, что, казалось, оно готовится к бегству. Уильям, судя по смягчившемуся выражению его лица, это заметил.

— Это из-за того, что ты сказала на пикнике? — спросил он. — Что ты боишься, что если ты поделишься чем-то о себе, то этот человек тебя разочарует?

Ей вспомнились ее первые ночи в пансионе: как она просыпалась в постели вся в муке, как визжали от смеха другие девочки и как кричала воспитательница, когда об этом узнала. Вспомнилось, как учителя сажали ее вперед, как вокруг нее всегда оставались свободные места, а другие девочки отшатывались от нее, как от гнилого миазма. Вспомнился бал — как уже взрослые женщины, по сути, повели себя так же.

Нет, беспокоилась она вовсе не о разочаровании. К разочарованию у нее благодаря отцу выработался иммунитет.

— Из-за насмешек, — тихо сказала она. — Я не хочу провоцировать насмешки.

Уильям протянул руку и взял ее ладонь. Она думала, что он отпрянет, как только почувствует, что она трясется и горит от волнения, но он не сделал этого. Он продолжил держать свою прохладную, спокойную ладонь на ее ладони, и все ее внимание переместилось на точку, где они соприкасались, где встретились тепло и прохлада. Это успокаивало.

— Я не буду насмехаться над тобой, Эвелин. Обещаю.

— Не обещай ничего, — еле слышно сказала она. — Пожалуйста.

Он растерянно заморгал, а затем отпустил ее ладонь и положил руку себе на грудь.

— Может, тогда поклясться? Собственной жизнью, как будто мы персонажи пьесы Шекспира? Я, Уильям Альберт Мортон, клянусь вам…

— Нет, — сказала она, однако уголок ее губ дернулся в улыбке. — Просто докажи мне, что ты серьезно. Вот и всё.

— Хорошо, — искренне произнес Уильям. — Но рассказывать людям о себе — не значит раскрывать им всю себя. Это просто… — Он попытался найти нужное слово, но не смог и на секунду заколебался. — Боже, я не знаю — находить с ними общий язык?

— А что, если я не хочу находить с людьми общий язык? — сказала Эвелин наполовину шутя, наполовину серьезно. — Что, если я лучше предпочту, чтобы они все оставили меня в покое?

— Тогда тебе надо было устраиваться в морг, — сказал Уильям, весело усмехнувшись. — А здесь мы работаем со словами. И тебе нужно научиться их использовать. Всё, иди выбирай книгу.

Эвелин повернулась к стеллажам. Целое море историй, бескрайний океан — а ей нужно было выбрать одну, ту, которая что-то для нее значила. Да еще и такую, которую ей не страшно было бы рассказать Уильяму.

Кожа ее горела. Она сглотнула и подошла к книгам, провела теплым пальцем по переплетам. О книгах она могла рассказать множество историй, однако большинство было связано с ее отцом: именно он чаще всего читал ей вслух в детстве. Ее любимой книгой был «Черный красавчик» [10], а отцу больше нравились приключенческие романы: такие, в которых киты хотят проглотить тебя целиком и в которых густые лианы таят в себе ужасные опасности самых темных уголков мира. Он задувал все свечи, оставляя гореть только одну, и начинал читать. Темнота вокруг сгущалась, а голос его, теплый и мягкий, успокаивал, как плеск волн, накатывающих на берег. Эвелин засыпала, и снились ей темные воды, затерянные пещеры, пиратские сокровища и далекие земли.

Она резко развернулась и ушла от детских книг, от тяжести, сжимавшей ей грудь, к отделу прозы для взрослых, где взяла с полки «Тайну Клумбера» Артура Конан Дойля.

Уильям посмотрел на нее. Его темные глаза впервые глядели на нее с теплом.

— Итак?

— Мы читали ее с мамой в газете «Пэлл-Мэлл», — сказала она, разглядывая яркие серебристые буквы на обложке. — Маме всякий раз после нее становилось тревожно, так что мы ее читали только по утрам, за завтраком, иначе она потом жаловалась, что ночью плохо спала.

— А ты? Тебе она давала спать по ночам?

Эвелин взглянула на него, на его темные глаза в обрамлении еще более темных ресниц, и, поймав его нежный взгляд, неожиданно для себя сказала: