Свиток первый (СИ) - Зайцев Александр А.

Через какое-то время я вышел к месту, где лежал упавший лесной гигант. Ствол дерева толщиной со сторожевую башню был сломан почти пополам. Его древесина почернела и обуглилась. Внутри зияла дыра, больше похожая на попадание снаряда, а по краям коры виднелись следы чьих-то гигантских когтей. Глядя на всё это, мне расхотелось приближаться к этому мёртвому дереву, и даже приличный крюк, который мне пришлось сделать, чтобы его обойти, показался малой ценой. Не знаю, что или кто свалил этого гиганта, но встречаться с подобным монстром мне не хотелось совершенно.

Тропа вела всё глубже в этот странный лес. Новый порыв ветра принёс запах сырости и железа. Где-то впереди журчала вода. Этот звук заставил меня ускорить шаги.

Я добрался до ручья, вода в котором была прозрачной, но имела какой-то рыжеватый оттенок, словно в ней ржавело множество железа. Увидев этот странный цвет, мне сразу расхотелось пить. Подойдя к берегу, я увидел, как что-то в глубине воды блеснуло: на миг показалось, что на дне лежит отполированный столетиями человеческий череп. Моргнув и приглядевшись внимательнее, я увидел лишь камни.

Внутренний голос не советовал мне соваться в эту неприятную воду, а за то время, что я нахожусь в этом теле, я привык ему доверять. Так что, выбрав подходящее место, я попросту перепрыгнул ручей.

Постепенно, чем дальше я шёл, тем сильнее земля начинала подниматься. Воздух становился суше и будто плотнее, насыщеннее кислородом. С каждым новым вдохом мои шаги становились шире, плечи расправлялись, дыхание выравнивалось. Ощущение было таким, словно в лёгкие попадал не просто кислород, а ещё и частицы какой-то энергии, которую моё тело легко поглощало на инстинктивном уровне.

Поглощённый этими ощущениями, я едва не пропустил момент, когда старая тропа закончилась и лес расступился, открывая идеально круглую поляну, будто какой-то великан очертил её циркулем в этом удивительном лесу. От увиденного я на миг застыл, пытаясь разумом осмыслить открывшийся вид.

Поляна была огромна для этого леса, площадью не менее двух футбольных полей, и в её центре возвышалось нечто, напоминающее дуб из детских сказок. Его ствол был толщиной, пожалуй, с небольшой дом, а его густые ветви поднимались к самым облакам. Встреченные мной ранее лесные гиганты на фоне этого исполина, теперь казались мне всего лишь недоразвитыми ростками, которым еще расти и расти до подлинного величия и звания царя лесной чащи.

Кора лесного колосса имела нездоровый свинцовый оттенок. Она выглядела тусклой, словно покрытая матовой краской. Из множества борозд медленно сочилась густая тёмная смола — если это, конечно, была смола. По виду она скорее напоминала застоявшуюся кровь.

Крона исполина выглядела ещё неприятнее, даже отталкивающе, словно сошла с холста Сальвадора Дали. Вместо листьев — изогнутые шипы и колючки, на первый взгляд острые, как опасная бритва. Они покрывали ветви, образуя смертоносную корону, поблёскивающую тусклым металлическим светом, которая под солнечными лучами казалась живой и постоянно меняющей свою форму.

Но, что странно, несмотря на столь отталкивающий и даже противоестественный вид, я не ощущал от дерева угрозы. Точнее даже так: я вовсе не ощущал его энергетику. Будто передо мной стоял не сказочный исполин с чудовищными ветвями, а всего лишь очередное, вполне обычное дерево, в этом полном сюрпризов лесу. Однако глаза не могли обманывать — и тот факт, что этот гигант никак не проявлял себя в энергетическом фоне, мог означать лишь одно: он умел прекрасно скрывать свою ауру.

Под сенью чудовищного дерева раскинулся ковер изумрудной травы, настолько яркой и сочной, что она будто светилась. И слишком уж сильно этот вид напомнил мне ту травку, что росла у корней злополучной ивы. Ассоциации были самые неприятные.

Правда, имелось одно существенное отличие от уже знакомой мне хищной ивы. Если та убивала всё живое вокруг, то на лужайке возле исполина мирно паслись духовные кролики. Их серебристая шерсть переливалась в пятнах света, и судя по их упитанному виду, чувствовали они себя здесь более чем вольготно. Чуть поодаль, у самых корней дуба, стоял духовный олень — величественный, с рогами, усыпанными искрами энергии. Он не только не опасался соседства с исполином, но даже тёрся боком о его кору и явно получал от этого удовольствие.

От непонимания ситуации я замер на месте и даже присел за густой кустарник, пытаясь осмыслить происходящее. От этого подобия дуба не исходило угрозы. Вообще! Наоборот, здесь царило абсолютное спокойствие, словно я смотрел на картину первородного сада — если, конечно, убрать из центра поляны чудовищный дуб.

В голове мелькнула мысль, что все звери на поляне — лишь иллюзия. Но нет: кролики резвились, играя друг с другом в свои звериные игры, а за ними спокойно наблюдал величественный олень, который теперь принялся тереться рогами о кору исполина. Минута за минутой я следил за ними, но так и не заметил повторяющихся движений. В итоге всё же рискнул выйти на поляну.

Медленно шагнув вперёд, прислушался к своим ощущениям, но не почувствовал никакого воздействия на сознание. Тогда сделал ещё один шаг, стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть зверей. Олень вскинул голову. В его глазах мелькнула тревога. Я тут же замер, но причина изменения в поведении духовного зверя оказалась не во мне.

Кусты на противоположной стороне поляны с гулким треском раздвинулись, и оттуда вылетел необычный цзянши. Таких я ещё не встречал. Высокий, мускулистый, в истлевших богатых одеждах, он нёсся к испуганному духовному оленю со скоростью, превосходящей даже возможности голема. Вокруг него клубился смертоносный туман. Из широкой пасти, уже мало похожей на человеческую, вырывался жуткий рёв.

Мой разум рефлекторно оценил угрозу, исходящую от твари. Парализующий рёв — это вторая ступень, а если учесть скорость движений, то как минимум третья.

Пока странный цзянши был полностью сосредоточен на добыче, я снова отскочил за густые заросли кустарника и постарался спрятать свою энергетику.

Тем временем, наконец-то оценив опасность, духовный олень рванул прочь, спасая свою жизнь. Но двигался он заметно медленнее, чем я ожидал. Видимо, рёв неживого монстра его все же зацепил своей парализующей магией, замедляя движения животного.

Кролики так же рассыпались по поляне серебристыми молниями. Между рогов оленя сверкнули настоящие молнии, и, кажется, они ослабили эффект парализующего рева нежити — зверь рванул в сторону с куда большей скоростью. Но цзянши всё равно оставался быстрее. Ещё несколько секунд — и неживой монстр должен был настичь свою жертву.

Однако в этой, казалось бы уже предрешённой ситуации, оказался ещё один игрок у которого на все происходящее были совсем иные планы.

Воздух будто ожил. Сотни острых, как бритва, шипов сорвались с ветвей лесного исполина и закрутились подобно смерчу, превращаясь в смертоносную бурю. Это магическое торнадо устремилось к цзянши. Древесные шипы, больше похожие на стальные наконечники, пронзили нежить со всех сторон — грудь, живот, конечности, голову, казалось и не заметив выставленного мертвецом магического барьера. Неживая плоть разрывалась под ударами природных клинков, словно бумага.

Как только шипы достигли своей цели, с верхних ветвей исполина спустились плети лиан — толстые, мясистые, усеянные мелкими шипами. Древесные змеи мгновенно оплели цзянши, пронзённого сотнями колючек, и медленно, но неумолимо потянули к стволу.

Нежить отчаянно пыталась отбиться, словно крыса, угодившая в мышеловку, пуская в ход всё: магию, меч, чей клинок был пропитан тьмой, даже зубы. Но с каждой секундой силы цзянши угасали. Его противник явно принадлежал к совсем иной лиге — и охотник сам превратился в жертву.

Когда неживой монстр оказался полностью оплетён лианами и обездвижен, я ощутил волну энергии смерти, прокатившуюся по поляне. Но это был не магический удар цзянши, пытавшегося освободиться. Нет, происходило нечто иное.

От мертвеца к древесному стволу протянулся едва заметный призрачный энергетический жгут, который, казалось, связал ауры двух чудовищ — лесного колосса и цзянши. И тут я понял, что происходит: дерево высасывало энергетику мертвеца, словно призрачный магический насос. Поток тёмной силы впитывался в ствол исполина, и тот пил её жадно. С каждым таким «глотком» мертвец слабел, а на ветвях колосса появлялись всё новые и новые шипы, а его кора становилась ещё темнее.