Соломенное сердце (СИ) - Алатова Тата

Как глупо, подумала Поля. Если бы духи не призывали людей к обрыву с такой страстью, то перевал по-прежнему оставался бы оживленным, жители Верхогорья и Плоскогорья так и сновали бы туда-сюда и похороны давно бы свершились. Но правда была и в том, что живые постарались бы как можно быстрее забыть про эту трагедию. Сейчас бы о ней уже ничего не напоминало, разве что родственники оставляли бы время от времени охапки розмарина, символа вечной памяти и скорби.

Поля медленно подошла к самому обрыву и опустилась перед ним на колени. Кто-то из духов не удержался, и ласковый Данин голос позвал Полю за собой. Она качнулась в смертельной невесомости, и из ее губ вырвался предупреждающий волчий рык.

Духи притихли, напуганные.

А Поля посмотрела вниз, туда, где далеко-далеко белели среди выгоревшей травы человеческие кости и черепа. Она заприметила узкую и крутую тропинку, по которой можно было бы спуститься с дороги вниз. Скорее всего, она справится с таким неприятно опасным спуском и, скорее всего, сможет подняться потом наверх. Но сколько сил у нее это займет?

Глубоко задумавшись, Поля вдруг, словно со стороны, услышала старческий раздраженный голос, которым сама собой заговорила:

— Какая чушь! Тратить свое время на покойников! Все мы умрем и будем забыты, не через десять, так через сто лет, через тысячу. Так для чего же вся эта суета?

Это было странно и страшно — твои голосовые связки, твой рот, челюсть, принадлежавшие кому-то другому. Поля схватилась за горло, словно надеясь защититься, а духи немедленно рассердились:

— Какая грубость! Какая непочтительность!

— И с чего мне проявлять уважение? — снова заговорила старуха голосом Поли. — При жизни вы не были героями, но норовите стать ими после смерти? Чем вы заслужили хоть какую-то память о себе? Тем, что бездарно погибли от горной лавины? Вот уж велика заслуга.

Духи не стали ей отвечать и вместо этого распались на многочисленные лица и голоса. Застыв на краю обрыва, Поля видела, как они суматошно перебирали людей, за которыми старуха могла бы последовать, забыв обо всем на свете. Она видела мужские лица, красивые и не очень, детские мордашки, юношеские очертания, она видела капища молодых богов, видела, как плачут новорожденные и как смеются тьерры, как пылают анки и как молчат итры. Видела, как взрослеет этот мир, а сердце старухи становится похожим на решето. Множество тех, кого она когда-то любила и кого потеряла, пронеслось перед Полей, а она так и стояла на коленях неколебимой скалой и молча взирала на это чудовищное представление.

Духи сходили с ума от множественности личностей, они пожинали богатую жатву и сами не замечали того, как распадаются, принимая новые и новые формы. Прошлое старухи было таким неподъемным, таким бесконечным, что им было не справиться с этой тяжестью. Они так спешили перекинуться в новых и новых людей, что не замечали того, как истончаются сами, как исчезают один за другим.

Поля не знала, сколько времени прошло и сколько голосов она услышала, прежде чем мертвая тишина упала на перевал.

Тогда она поднялась и встала посреди безлюдной дороги, впервые замечая дикую красоту этого места, его пустынное величие. Наступившая тишина была монументальной и трагичной.

— Ха, — теперь голос старухи звучал едва-едва слышно, в голове у Поли. Так она говорила в свои последние годы, когда смерти в ней было больше, чем жизни. Должно быть, противостояние с духами очень утомило ее. — Я ведь преподнесла тебе такой бесценный дар, девочка: соломенное сердце и волчью силу. Все для того, чтобы твоя жизнь была лишена горестей и страха. И как так получилось, что ты пожалела этих никчемных покойников?

— Почему ты все еще здесь? — задала встречный вопрос Поля. Она чувствовала себя измотанной и злой. Кому понравится, когда твоим ртом говорят мертвые старухи?

— А меня здесь уже и нет, — в тихом и слабом ответе прозвучало ехидство. — Я надеюсь, что и нигде нет. Не хочу никаких посмертных приключений, с меня хватит. Тебе достались лишь призрачные обрывки моей памяти и моя защита. Веселая и распутная тьерра, с поля которой я собрала колосья пшеницы, была мне другом, почти сестрой. А твои колыбельные стали утешением в длинном процессе моего умирания. Разве я не должна была подарить тебе хоть что-то взамен?

Соломенное сердце и волчью силу. Хм.

Возможно, Поле хватило бы сапог-скороходов или щуки, которая исполняла все желания, как в сказках Егорки.

Еще немного полюбовавшись на очертания гор и ясное небо, она вспомнила про усыпленного и связанного старика наместника и поспешила вернуться в машину.

К счастью, остаток пути прошел без приключений.

Лагерь бездомных бунтарей бурлил. Птиц приплясывал вокруг костра, время от времени вскидывая руки к небу и залихватски покрикивая.

— Чего это они? — удивился Потапыч, который всю обратную дорогу приставал с вопросами: а все вассы голые? А как выглядят другие духи? А что сделать, чтобы тебе явилась тьерра для блуда, тьфу, то есть ритуала плодородия? А можно ли утопить анка или закопать вьера?

— Независимость! — провозгласил птиц. — Наши старейшины объявили независимость от князя.

— Что? — встревожился Даня, сразу осознав, насколько невовремя Верхогорье взбрыкнуло. Именно в тот момент, когда Поле предстояло покинуть его границы. — Как?

— Ручные мунны старейшин разносят повсюду весть: наместника выдворили вон. Гиблый перевал закрывается. Больше никакой несправедливой торговли, пусть князь проглотит свои жалкие подачки.

Оглушенный, Даня молчал.

«Наместника выдворили вон» означало только одно: его вручили Поле и отправили ее с таким опасным грузом через перевал. Он мог обезуметь, вырвать руль из ее рук, мог вцепиться ей в горло, да мало ли что могло там случиться!

А если она и добралась благополучно до Плоскогорья, то что же дальше?

Растеряв весь привычный задор, Даня тихо сел у костра, бездумно глядя на празднующих бродяг. Да что ж такое! Только встретишь человека, с которым приятно гонять дорожную пыль, как он — фьють — и оказывается по ту сторону гор.

Поля была случайным попутчиком, одним из многих, кого Даня встречал, слоняясь там и сям. Стоило ли так по-детски расстраиваться из-за того, что они больше не увидятся?

И почему Даня до сих пор не позаботился о том, чтобы тоже приручить какого-нибудь мунна? Если у старейшин такое получилось, то и у него бы вышло. Тогда он смог бы отправить летучего духа к Поле просто для того, чтобы убедиться: она уцелела на перевале. Сейчас же, когда поток товаров, а стало быть, и новостей из Плоскогорья иссякнет, узнает ли он хоть что-нибудь о ее дальнейшей судьбе?

Окончательно приуныв, он ткнул Потапыча в бок:

— Эй, пойдешь со мной завтра к Холодному каньону? Я тебе дряхлого итра покажу.

— Мне бы голую вассу, — застенчиво пожелал Потапыч, который, кажется, достаточно наскучался на этой полянке и теперь был не прочь поглазеть на мир.

— Будет тебе васса, — посулил Даня и, повздыхав, поплелся ставить себе палатку для ночлега.

Порой ему казалось, что жизнь слишком несправедлива к нему.

Старого наместника Поля передала заботам княжеского подручного Александра Михайловича Постельного, а сама отправилась с докладом.

Город из черного камня и янтаря казался непривычно многолюдным, ярко освещенным. Повсюду сновали автомобили, жизнь здесь текла сытая и богатая.

Какой нормальный человек променял бы все это на скудный скалистый край?

Князь выслушал рассказ Поли сдержанно, только время от времени у него подергивался левый глаз. В кабинете также была княжна Катя, которую, видимо, постепенно приучали вести дела. Вот у кого было великое множество вопросов!

Андрей Алексеевич терпеливо позволял дочери перебивать Полю и безропотно слушал длинные отступления. А как в Загорье справляются без электричества? На чем они ездят? Правда ли, что все мужчины там злобные и вспыльчивые, а женщины излишне смуглые и некрасивые?