Соломенное сердце (СИ) - Алатова Тата

Поля устала. Сильнее всего ей хотелось найти Егорку и поужинать с ним, слушая беспечную детскую болтовню. Но вместо этого она объясняла княжне Кате про гортов, которые умели дарить свет, и про тарантайки.

— Немыслимо! — воскликнула Катя, когда Поля добралась до возвращения наместника. — Что они там вообразили себе? Что смогут прожить без нашей помощи? Необразованные идиоты!

— Загорье всегда отличалось заносчивостью, — проговорил князь. — Там ставят гордость выше всего. Что ж, посмотрим, насколько их хватит. Раз уж я не могу усмирить их с помощью силы, нам остается только подождать, когда их захлестнут болезни и другие беды. Вот увидишь, через несколько лет ручные мунны старейшин прилетят с мольбами об открытии перевала.

Поля многое могла бы ему ответить — о том, как тяжело добываются серебро и пушнина, сколько труда вкладывается в ковры и вышивку, как нелегко обжигать глину и мастерить обувь из тонкой кожи и как обидно потом продавать все это за бесценок. Несправедливость княжеской политики, по сути, не оставила жителям Верхогорья выбора. Могла бы она поведать и о том, что смертоносные духи покинули Гиблый перевал и тракт теперь снова открыт для всех желающих, но не спешила делиться этим. Сначала хотелось посоветоваться с Горычем — а ну как княжеские войска ворвутся в беззащитное Верхогорье, подчиняя гордый народ своим законам.

— Что касается тебя, — обратился князь к Поле, — то ты хорошо работала все это время и пока можешь отдохнуть. Если захочешь, продолжи учиться или покатайся по княжеству, посмотри на янтарные рудники и гранитные скалы.

— Я хочу вернуться в Загорье, — сказала она.

— Спятила? — изумилась княжна Катя. — Что ты собираешь делать среди этих дикарей?

— Исключено, — сразу ответил князь. — Там слишком опасно, кто знает, что с тобой может приключиться. Ты понадобишься мне здесь, ведь рано или поздно старейшины пойдут на попятный.

— Я вернусь, когда они передумают.

— Нет-нет, это слишком ненадежный план. И вот еще что: Данила так и не доехал до моего человека в Лунноярске?

— Не-а, — качнула головой Поля. — Думаю, его не интересует политика, Дане нравится вольная жизнь, и он не намерен следовать чужим указаниям.

— Неблагодарный ребенок, — поморщился князь. — Стоило ему вляпаться в неприятности — и я безропотно избавил его от них, спрятав в Загорье. Почему он не может просто делать то, что следует?

Поля пожала плечами. Для этого у Лесовских была исполнительная княжна Катя.

— Ладно, — Андрей Алексеевич скупо улыбнулся, — идите, девочки, отдыхать. И скажите секретарю в приемной, чтобы попросили Александра Михайловича ко мне зайти. Если наместник в состоянии говорить, то его бы я тоже послушал.

— Это вряд ли, — Поля с облегчением устремилась к двери, — я использовала столько снотворных пластырей, что он проспит еще сутки. Доброй ночи, Андрей Алексеевич.

К удивлению Поли, княжна Катя последовала за ней.

— Ты действительно хочешь вернуться туда? — спросила она, когда они вышли из горной управы и зашагали по казенному парку с бездуховными силуэтами строго обрезанных кустарников.

Уже совсем стемнело, и желтые пятна света фонарей придавали лицу княжны нездоровый оттенок. У нее были острые скулы, строгая линия рта, напряженные брови и короткие волосы. Она выглядела полной противоположностью Дани — такая деловитая, такая замкнутая.

Поле стало остро жаль, что младшая сестра так и не познакомилась со старшим братом. Если бы она знала его, то выросла бы куда более беззаботным человеком.

— Да, хочу, — коротко ответила Поля.

— Посмеешь ослушаться отца?

— Если получится.

Сейчас у нее было мало желаний, но, говоря по правде, прежде их не было вовсе. Поля мало знала об этом мире и мало знала себя саму, а теперь у нее появилось пугающее длинное прошлое. Дух плодородия, соломенная кукла, девочка, девушка — избушка, старуха, лес. Колыбель и могила, всё сначала и всё с конца. Раньше она, кажется, уже умирала, а теперь снова училась жить.

Княжна Катя остановилась возле одной из скамеек, но не стала садиться. Просто застыла, глядя на пятно света под ногами.

— Почему? — непонимающе и требовательно уточнила она.

— Мне кажется, я принадлежу Загорью, там мне легко и весело, а здесь только стены.

— Здесь, по крайней мере, ты дома. А там что?

Если Поля сможет вернуться за перевал, то ее положение изменится. Она перестанет быть полезным водителем, гоняющим фуры с товарами, человеком, для которого легко открываются все двери. Но такой расклад нисколько не беспокоил: тому, у кого ничего нет, и терять нечего.

— Не знаю, — пожала плечами Поля, — что-то другое.

— Может, тебя подменили? Может, ты не настоящая Поля, а проказливый дух под ее личиной? Может, мне послать кого-нибудь за чертополохом и окурить тебя? Человек ведь не может просто так взять и перемениться за несколько коротких недель. Ты всегда была спокойной и послушной, казалось, тебе все равно, что делать. Откуда вдруг взялись эти авантюрные наклонности? Чем ты занималась в своем неожиданном отпуске?

— Ничем особенным. Мы просто болтались с Даней от одной деревушки к другой.

— С Даней? — княжна Катя беспокойно сцепила руки в замок. — Мой отец считает его безответственным и бестолковым, а что ты скажешь о моем брате?

— Князь прав. Кажется, Даня ничего в этом мире не воспринимает всерьез, даже собственное проклятие не огорчает его.

— Я слышала, что он получил его из-за какой-то женщины. Жены горнодобытчика, кажется. Поля, ты не должна влюбляться в такого прохвоста.

— Если бы я могла в него влюбиться, — вздохнула она, — или хоть в кого-то другого. Мне бы хотелось попробовать, правда. Но, кажется, мое сердце такое же безмятежное, как у духов.

— Это хорошо, — княжна Катя успокоилась, — в конце концов, он брат тебе.

— Неправда. Попав в обменную семью, он потерял право называть князя отцом, родителями ему стали совсем чужие люди. По закону Даня — Стужев, а не Лесовский.

— Разве кровную связь могут перебить человеческие законы? Всегда найдутся те, кто будет считать Даню, старшего сына, законным наследником князя. Как ни крути, вся эта ситуация довольно двусмысленная.

— Дане нет дела до таких вещей, — сказала Поля. — Он живет одним днем и не задумывается о будущем.

Княжна Катя рассеянно кивнула, думая о своем. Она была похожа на человека, который никак не может решиться на что-то.

— Послушай, Поля, — она наконец справилась с внутренними противоречиями, понизила голос до шепота и придвинулась ближе. — Я помогу тебе, подпишу разрешение на выезд, моих полномочий хватит для КПП. А отцу скажу, что ты подделала мою подпись. Что с того? Ты приемная, никто не станет наказывать сироту. А ты взамен передай Дане мое письмо… Я выросла, не зная старшего брата, и мне есть что сказать ему. Возможно, он все еще хранит обиду на отца, возможно, ему любопытно, какими выросли мы с Егоркой, возможно, он скучает по маме. Мне бы хотелось, чтобы он жил легко, без груза прошлого на плечах.

Поля, удивленная таким решением, смотрела на княжну Катю во все глаза. Люди действительно полны сюрпризов! Разве можно было ожидать от целеустремленной и амбициозной княжеской дочери такой человечности?

— Спасибо, — прошептала она в ответ.

Они вышли на рассвете, путь до Холодного каньона лежал вверх по разбитой горной дороге. Потапыч предлагал украсть лошадей, но Даня напомнил ему, что за это можно оказаться битым, и даже палками. Поэтому они взяли взаймы два стареньких дребезжащих велосипеда и теперь крутили педали и обливались потом. Порой подъемы были настолько крутыми, что велосипеды приходилось тащить на себе.

Пыхтя от натуги, Потапыч рассказывал об измене жены:

— И главное, с кем! С бесполезным, ленивым мужичком, моим кумом. Был бы хоть красавец какой или честный трудяга, я бы, может, и простил. А тут такая пакость! Пойдет коров пасти — половину стада потеряет, начнет сено косить — трава пучками торчит, возьмется доски тесать — занозы торчат с палец. Ни к чему не способный неумеха, домишка у него кособокий, еще дедовский, на рубахе дыры все время, а борода клочками растет. Тьфу, одним словом. И такая обида меня обуяла, так запекло в груди, что ни вздохнуть, ни выдохнуть! Разве ж я был плохим мужем? Да мою обувь даже в Лунноярске знали, видел бы ты, какие я сапоги шил! Эх, да что теперь. Поджег я, стало быть, домишко этот да и был таков.