Соломенное сердце (СИ) - Алатова Тата

— Не жалеешь теперь? — спросил Даня.

— А чего жалеть? Я-то везде пригожусь, мастерство всегда при мне, да только неохота нынче ничего. Так бы сидел всю жизнь на полянке и семечки лузгал. Был я хорошим, был работящим, а получил в ответ дулю. Вот и скажи мне, какой прок от стараний.

— Мог бы и проклясть кума-то, — подумав о мстительном горнодобытчике, чья жена была так ласкова, пробормотал Даня. — Меня же проклял рогатый муж, вот и мыкаюсь теперь с вассами.

— Проклял — и правильно, — обрадовался Потапыч. — Вот и мыкайся хоть с водными девками, хоть с деревяшками лесными. Ты зачем к чужой жене полез? Не твое — не трогай.

Как будто это не Потапыч спозаранку предлагал лошадей увести!

— А кто меня знает, — вздохнул Даня. — Красивая она была, лукавая. Не умел я перед искушением устоять, глянет на меня женщина призывно — так портки сами собой и спадали. Теперь-то после каждого поцелуя морда огнем горит, только вассы могут этот огонь унять. Так что, считай, наказали меня без дураков, как следует.

— Так ты того, без поцелуев любись. Тю, нашел себе помеху, — подивился Потапыч.

— А вдруг что другое тогда полыхнет?

Потапыч захохотал так громко, что едва слышно заворчали в ответ горы.

— И как это, с вассами? Мокро, поди?

— Мокро, — согласился Даня, — прохладно, легко. Духи не знают ни любви, ни ревности, ни ненависти. Не ждут от тебя верности, не спрашивают, куда ты идешь и когда вернешься. Правда, была одна васса, которая предложила мне стать призраком, чтобы разделить ее долголетие.

— Это помереть, стало быть? — оторопел Потапыч. — Слышь, а призраки разве не бабкины сказки?

— Может, и сказки. Проверять мне как-то не хотелось.

Потапыч снова громогласно загоготал, а Даня незаметно вздохнул. Как бы ему заполучить Полю обратно?

Глава 20

У КПП Полю ждал Постельный. Он стоял, небрежно прислонившись к неброскому темному автомобилю, и разглядывал хмурое утреннее небо.

Поля плавно припарковалась рядом и подошла к нему. Ей ужасно хотелось спать: половину ночи они с Егоркой проболтали, а вторую половину снаряжали ее в дорогу. Мальчишка держался стойко, но все равно перед самым прощанием разревелся. Растерянная Поля пообещала ему, что однажды вернется, хотя на самом деле не понятия не имела, сможет ли. Одинокому среди учителей и нянек Егорке хотелось дать хоть какую-нибудь надежду. Или нет. Сложный был выбор.

— Доброе утро, Александр Михайлович.

— Сбегаешь, Полюшка? — спросил он отстраненно. — Я так и думал, что ты попытаешься.

— Не пропустите?

— Отчего же, пропущу. Мне всегда нравилось наблюдать за тем, как юная княжна Катя осваивает искусство многоходовок. Ты же так и осталась маленькой лесной дикаркой, хоть и попала в княжескую семью. Однако ты исполнительна и явно обладаешь необычными способностями, раз единственная во всем княжестве можешь преодолевать перевал. Нетрудно понять, что княжне Кате вовсе не улыбается держать тебя под рукой Андрея Алексеевича. Я был уверен — она приложит все усилия, чтобы спровадить тебя из Первогорска.

— К счастью, тут наши желания совпадают, — нейтрально заметила Поля, не понимая, для чего он перед ней распинается.

— Впрочем, тебе наша внутренняя кухня вряд ли интересна, — спохватился он. — Вот что, Поля, давай-ка мы с тобой условимся: я сейчас отвернусь, а ты передашь от меня посылку в Лунноярск.

— Если это очередная ловушка для Дани…

— Ну при чем тут Даня, — отмахнулся он. — Если честно, мы с князем никогда не питали на его счет особых надежд, давно понятно было, что ему больше по нутру болтаться без дела, чем заботиться об интересах отца. Нет, Полюшка, моя просьба носит личный характер.

Личный характер?

Постельный без устали крутился по поручениям князя, и в его преданности никто не сомневался. Он был больше похож на винтик в огромном механизме, чем на живого человека.

— Лунноярск, Кузнечная, 13, — сухо сказал он, доставая из своего автомобиля рюкзак.

Поля молча взвесила его в руке — довольно тяжелый.

Прежде она регулярно возила письма и частные посылки, но теперь любые сообщения между Верхогорьем и Плоскогорьем прекратились. Мунны не слишком охотно совались на Гиблый перевал, но рано или поздно эти неугомонные сплетники все-таки появятся там. И вот тогда-то они разнесут повсюду, что духи покинули это место, и кто знает, что случится потом.

Но пока произошедшее оставалось скрытым от людей, а значит, Постельному действительно было важно воспользоваться единственным, с его точки зрения, шансом, чтобы отправить потрепанный рюкзак в Лунноярск. Настолько важно, что он пренебрег распоряжением князя и закрыл глаза на непослушание княжны Кати.

Кто, интересно, живет на Кузнечной, 13?

Очередной тайный шпион князя?

Поля разместила рюкзак на заднем сиденье, чтобы не открывать багажник и не демонстрировать, сколько полезных вещей они с Егоркой стырили из княжеских кладовых. Коротко кивнула Постельному на прощание и собралась уже ехать, как вдруг тот сделал знак, чтобы она открыла окно. Когда стекло опустилось, Постельный довольно ловко приклеил две неприметные руны на приборную панель.

— Что это? — заинтересовалась Поля.

Он скупо улыбнулся ей, наклонился ближе:

— Как бы то ни было, ты была хорошим ребенком. Исправно гоняла фуры через перевал, не капризничала, не пользовалась своим положением. Одна руна отгоняет дурные мысли, это значит, что никто не захочет силой отобрать у тебя автомобиль. Вторая делает так, чтобы бензин никогда не заканчивался. Новейшая разработка княжеского мастера рун, невероятно ценная. Это значит…

Это значило, что десятка наполненных бензовозов, помеченных этими рунами, хватило бы, чтобы закрыть первичные потребности Верхогорья. Но князь не торопился этого делать.

— Спасибо, — сказала Поля, не желая огорчать Постельного своими выводами.

Здесь скалы были такими старыми, что их вершины стали почти плоскими. Из морщинистой каменной породы сочились капли воды.

— Друг мой, — задушевно сказал Даня древнему итру, — нет, ты мне даже больше, чем друг. Ты мне почти брат. Нас породнила с тобой человеческая женщина, которая спасла мою жизнь и создала твою. Так скажи мне по-семейному, как же избавиться от этого надоедливого проклятия, поставленного на граните?

— Вижу, — устало проворковали горы, — хорошее проклятие, надежное. Тебе не снять его, брат.

— Так им и надо, распутникам, — обрадовался Потапыч.

— Но человек, который подарил тебе это проклятие, оставил для тебя и лазейку, — продолжал старый итр.

— Правда, что ли? — поразился такой щедрости Даня.

— Проклятие будет снято, когда тебя предаст женщина. Близкая женщина, родная, та, после чьего предательства тебе будет так же больно, как было больно тому, кто проклял тебя.

Даня непонимающе заморгал. Зачем это Поле предавать его?

И только потом удивился сам себе: почему он сразу подумал именно об этой девочке? Мало ли коварных женщин ожидало его на жизненном пути? Возможно, он встретит предательницу-чаровницу уже завтра да так втюрится в нее, что позволит ей предать себя, а себе — страдать из-за этого.

Но что-то такой расклад казался неправдоподобным. Даня сразу поверил: причинить настоящую боль ему способна только Поля с ее равнодушными глазами и безмятежным лицом.

А значит — она к нему обязательно вернется, чтобы ей сподручнее было его предавать.

— Спасибо, брат, — от избытка чувств Даня радостно чмокнул итра в холодную, покрытую лишайником морду.

— Вот дурной, — вздохнула скала. — Я сказал: боль и предательство.

— Ага, — беззаботно согласился Даня. — Слышь, Потапыч, потопали в Заградыню?

— А там что? — насупился тот, так и не встретив по пути ни одной мокрой голой женщины.

— А там богатая деревня у самого перевала. Будешь мастерить свою обувь и добра наживать.