Пространство со свистом расходится, а из тела Черрза тянутся светлые нити.
Светлые? Почему? Ведь должно отрезать частицы, которые в наименьшем количестве!
Он, Черрз, станет абсолютным духом и силой намерения сможет менять пространство и время!
Но частицы духа стремительно покидают его магическое тело.
— Глупец! — гремит низкий голос Мрака. — Ты и правда думал, что нам дела нет до Ардилодии?
— Верно, брат, наши помощники еще такие дети! — вторит ему Луч. — За ними нужно следить куда тщательнее, чем за людьми, которые взрослеют быстрее. Потому что у них всего лишь маленькая жизнь и нелепо тратить ее на ошибки.
Черрз истекает частицами духа, перья его прежде роскошных крыльев облетают и темнеют.
Белыми остаются лишь волосы. В напоминание о том, кем он был.
Луч и Мрак спускаются к отступнику, и гора Мракендарр превращается в пыль.
В ближайшем к месту событий человеческому поселению начинается пыльная буря, которая продлится три дня и три ночи.
На месте величайшей из вершин появляется воронка.
Она засасывает Черрза.
Бывший лучезар чувствует, что его тело каменеет.
— В тебе осталась лишь одна материя, — грустно произносит Луч. В его сияющей руке пронзительно-яркий, прозрачный кристалл, в котором весь дух Черрза.
Несчастный все еще сжимает артефакт разделения.
Луч и Мрак вытягивают правые руки в сторону Черрза. И несчастный дерзкий отступник превращается в кристалл, а вокруг него появляется плотная прозрачная оболочка.
— Что будем делать с этим? — Луч подбрасывает на ладони белый плотный цилиндр, в котором поместилась светлая часть бывшего лучезара.
— Теперь это просто камень, — равнодушно жмет плечами Мрак, — бросай туда же.
— Как скажешь, брат.
Демиурги разравнивают потревоженную почву. Никто бы и не сказал теперь, что час назад здесь была гора Мракендарр.
— Ночь отмщения, — с усмешкой говорит Мрак, — когда-нибудь отголоски этих слов донесутся до людей. И правда появится такая дата. Но никто не будет знать, к чему она.
— Люди придумают ей значение, — улыбается Луч, — ты же помнишь, наши создания обожают все объяснять по-своему. Поэтому я и люблю за ними наблюдать. Они так мило придумывают глубокие смыслы вещам, которые я создавал просто для развлечения!
— Точно, — соглашается Мрак, — ты лучше меня их знаешь, брат. Я больше времени уделял нашим помощникам. И не справился.
Он кивает на ровную площадку, где покоится отныне Черрз.
— Идеи носятся в Эфисфере. Люди их считывают, но толкуют все в меру своих образованности и кругозора.
Луч задумчиво смотрит на преображенную местность.
— Наверняка следующие поколения захотят как-то использовать эту равнину, — говорит он, — уж не знаю, насколько это опасно.
— Черрза им все равно не вытащить, — беззаботно замечает Мрак, — да и кому это могло бы понадобиться? Он подобен оружию, которое убьет того, кто его возьмет в руки.
— Интересно, что тут будет? Торговый город? Пахотные поля? — продолжает Луч.
— Может, построят школу, — предполагает Мрак, — или поставят военный гарнизон.
— Нам надо все же обезопасить район, — хмурится Луч, — дай руку.
Братья переплетают пальцы и выдыхают магию духа и материи одновременно.
На том месте, где лежит Черрз, вырастает каменный фундамент, похожий на основание разрушенного или недостроенного здания.
Пусть люди думают, что это место заброшено и неблагоприятно.
Силой мысли Луч уже поменял историю, никто не вспомнит, что здесь была гора.
— Я поставлю дежурить здесь одного из своих мракенаров, — обещает Мрак, — он будет присматривать за происходящим. И позаботится о том, чтобы о здании, которое тут якобы стояло, пошли жуткие легенды.
Братья переглядываются. От мощных камней идет сила. Ей можно заряжаться.
— Пусть это будет на благо магам, — говорит Луч, — главное, чтобы они не узнали правды. Я уже думаю, вдруг мы погорячились?
— Мы демиурги, Луч, а значит все делаем правильно, расслабься.
И творцы Ардилодии превращаются в два потока, которые устремляются в небеса.
Черрз и его артефакт погребены без шанса на воскрешение.
— Вот ваш жетончик, никому его не отдавайте, распорядитесь с умом, — в толпе снуют волонтеры из адептов-второкурсников, раздавая жетоны для голосования. Я свой уже получила.
Блестящий кругляш стального цвета, с изображением короны.
Эльна с невозмутимым видом вставляет свой в глазницу наподобие монокля.
Кирсея давится хихиканьем.
Фелиндриксу бы наверняка понравилось озорство соседки. Но малыша с собой на бал брать нельзя, это будет странно выглядеть. Взрослая девица с игрушкой в обнимку. Хотя с ним приятней, чем с Такмаром, который сейчас качает головой и цокает языком, осуждая наше ребячество. Наше, потому что мы уже все втроем дурачимся с жетонами.
— Первокурсницы, что с вас взять, — нудит Такмар.
— Как считаете, — спрашивает Эльна нас с Кирсеей, — забираться по лестнице проще, чем спускаться?
— Гораздо тяжелее, — отвечает Такмар.
— Эх, — с сожалением подытоживает соседка, — тогда оставайся. Пригодишься, нас наверх затаскивать.
Моему кавалеру поведение развязной ведьмы явно не по душе, но он сдерживается.
— Пойдем голосовать, Кирс, — предлагает нашей блондиночке Милон Ханиш. Точно, милашка же с парой пришла.
— Давай! Только не подсматривай, кого я выберу!
— Тоже мне тайна, — смеется Милон, — точно не Олтара или того никому толком неизвестного стихийника.
Ребята уходят.
— Принести тебе попить чего-нибудь, или вообще пойдем за столик? — предлагает Такмар, бросая неприязненный взгляд на Эльну.
— Развлекайтесь, — щедро бросает соседка, — пойду погуляю, сплетни послушаю.
— За кого будешь голосовать? — спрашиваю я напоследок.
— Уж точно не за твоего белобрысого мучителя.
Такмар тащит меня к ближайшему свободному столику, стремясь занять его, пока нас не опередили. Хватает за руку, и я вскрикиваю. Лекарка была права, глубокие порезы причиняют боль.
— Прости! — глаза Такмара испуганно расширяются, когда на лавандовой ткани перчатки проступает небольшое красное пятно.
Мы успели занять столик, но с некоторыми потерями.
— Ничего, — пытаюсь улыбнуться, — мне и правда не мешает попить, в горле пересохло.
— Одну минуту! — Такмар проворно удаляется.
Его нет какое-то время, это понятно. Народу куча и всем хочется освежиться.
— А вот и злючка-колючка! — рядом присаживается Деркей.
— А где твоя пара? — спрашиваю я, вспомнив, что он пришел с Ларией.
— Моя… кто? — удивляется он. — А, та девчонка.
— Будто ты ее не приглашал! — фыркаю я.
— Ты что, ревнуешь, колючка? — он подмигивает.
Вот же утомили. Букашка, колючка… парни вообще не запоминают имен?
— Вот еще! С чего мне тебя ревновать, Деркей?
— Не знаю, возможно я тебе нравлюсь, потому что симпатичный, — предполагает парень, — да, я позвал Ларию. Она хорошенькая. Правда, мы с ней почти не общаемся. Но девчонки с нашего факультета сплошь поклонницы блондинистой личинки лорда.
— Можно подумать, Лария не из их числа, — хмыкаю.
— Даже если она обожает твоего красавчика, у нее хватает ума не забрасывать его любовными признаниями. Это уже достойно уважения.
— Похоже, это ты ревнуешь, Олтар, — предполагаю я, — к славе и влиянию Эфлона.
— Может и так, — ухмыляется Деркей, — а может, я просто разочарован в толпе, которая выбирает внешний блеск, игнорируя интеллект и настоящие магические способности. И настолько пленяется фальшивой популярностью, что готова выбрать в свои короли опасного сумасшедшего.
— О чем ты? — меня тревожат его слова.
— На первом курсе мы с Эфлоном учились вместе. Ну, об этом легко догадаться, ведь мы одногодки. И первое время даже сдружились. Поэтому я знаю о любимце публики чуть больше остальных. И если приспичит, посвящу в это и общественность. Вальдер опасен. Он не признает правил и авторитетов. Такие как он не имеют права становиться магами.
