— Ночь добрая, — только и сказал я.
В следующую же минуту я поднял глаза и посмотрел… в его чёрную прогнившую душу.
Сжал зубы. Зарычал.
В два шага оказался рядом с тем, кто был долгие десятилетия рядом.
Сжал его шею.
Старик захрипел, глаза его вылезли из орбит, но я уже не видел перед собой человека. Это был Одержимый.
— Эдмунд, ты продался!
Одержимый побледнел и вдруг прошептал:
— Ты… ты видишь?..
Я не ответил. Я ударил.
— Как давно? — Швырнул старика спиной о стену с такой силой, что штукатурка осыпалась. Он сполз на пол, и на миг мне показалось, что всё — конец.
Но он зашевелился. Поднял голову. Голос заскрежетал, как ржавый металл:
— Три года, как твоего старика нет.
Тело дёрнулось судорогой, и на его губах растянулась жуткая, кривая ухмылка. Голос изменился. Он больше не принадлежал Эдмунду. Он был глухой, многоголосый, чужой. И точно принадлежал сильному хаоситу.
— Я генерал армии Хаоса.
Он поднялся. Кости хрустнули. Из глаз текла тьма.
— Где сам Хаос, с*ка?! — прорычал я, шагнув к нему.
Но тот не ответил. Принялся скалить зубастую пасть.
— Не победить тебе… — сказал он, и шёпот напоминал шелест крыльев. — Аха-ха… не после того, что мы уже сделали! И даже если ты меня убьешь, это ничего не изменит! Ха!
Он каркающе засмеялся. И это был первый пойманный одержимый, который пошел на контакт.
Одержимый резко выпрямился, будто тело старика больше не было ему обузой. Спина распрямилась, движения стали плавными, нечеловечески точными. Он раскинул руки, словно примеряя новое тело.
В комнату ворвался дворецкий, увидев это безумие. Но я рявкнул:
— Прочь!
Тот выскочил, захлопнув за собой дверь.
— Что ты несешь? — прорычал я.
А потом пришло осознание. Оно было рвущим душу, выкручивающим жилы.
— Тильда Одержимая? Как ты это сделал?
А ведь именно Эдмунд сопровождал меня, был рядом тогда, когда я встретил Тильду. После того, как Одержимые напали на её поместье.
Она была ранена, вся в крови. И он — Эдмунд — стоял рядом. Он осматривал её, перевязывал раны.
А потом…
Потом на её теле начала проявляться метка и все это проходило под его контролем. Я оставил ее, чтобы зачистить территорию.
Ненависть, горячая, как пламя, обожгла изнутри.
Мой дракон взвыл внутри меня — пронзительно, яростно.
Он рванулся, разрывая грудную клетку.
Рычал так, что казалось, стены задрожат.
Нас предали.
Нас обвели вокруг пальца.
— Ты заразил её! — выдохнул я, не узнавая свой голос. — Ублюдок!
Одержимый медленно наклонил голову, не скрывая довольной ухмылки.
— Я? Нет. Я лишь открыл ей дверь в лучшую жизнь. Исполнил ее желание жить в достатке, найти себе мужа. Она так не хотела быть одна. Она ведь сирота. И ей грозила жизнь с престарелым бароном. Мне стоило только намекнуть… как она сразу же согласилась.
Он подмигнул.
Внутри меня взорвалось пламя. Одержимый скалился зубастой пастью. Ухмылка стала шире.
— Я исполнил мечту одной недалёкой дуры. Так что, как ты можешь понять, Тильда не твоя пара. Просто у нас не было другого выбора. Тебя нужно было ослабить. И она идеально подходила для наших целей. Я ведь знаю, что Ирида не радовала тебя. Что ты сомневался и в ней. Нам пришлось действовать. А знаешь, что еще мы сделали, м?
Я молчал, хотя больше всего на свете мне хотелось свернуть ему шею. Мне нужны были ответы.
— Вы обманули меня дважды.
— Нет. Мы лишь сделали так, как было выгодно нам, — произнёс он спокойно, торжественно. — Нам нужно было ослабить тебя. И мы это делали.
Он расправил плечи, лицо старика исказилось чужой, торжествующей усмешкой.
— Нам оставалось терпеливо ждать, когда ты сойдешь с ума от переизбытка магии и силы. Какие-то полсотни лет и ты бы подох. И тогда бы Хаос танцевал бы на руинах Империи.
Все было так. Сила дракона помогла мне выжечь из вен магию хаосита, сила помогала мне в войне против Хаоса, но она же и медленно убивала меня, не находя выхода. Истинная могла бы брать на себя излишки магии, помогая дракону не сходить с ума. Такова цена силы. Такова цена быть защитником Империи.
Но я хотел найти пару даже не ради всего этого. А чтобы познать простое семейное счастье.
Чтобы возвращаться к той, которая ждала.
Которая давала силы держаться, ради которой я помнил, зачем всё это делаю. Зачем держу меч, зачем снова встаю. Зачем вообще живу.
— Мы дважды за сотню лет находили и убивали твою истинную, — рассмеялся Одержимый, глухо и мерзко. — Дважды! А боги все равно давали той жизнь и быстрое перерождение. Но ее новая третья жизнь была в другом мире. И мы тебя не обманули. Ты женился в Храме на своей паре. Нам нужно было обмануть твоего зверя и тебя. И нам удалось. Ирида не была тебе парой, она была удобным нам сосудом для наших целей. И каждый раз, когда ты хотел избавиться от нее, мы приводили в ее тело другую душу. И вот ее ты и чувствовал. Ха! — он вновь рассмеялся, запрокинув голову.
Я не выдержал.
Бешенство — чистое, необузданное — застлало мне глаза.
Мир окрасился в красное, кровь зашумела в ушах.
Мой дракон прорвался на поверхность, не спрашивая, не прося.
Рев разнёсся по дому, сотрясая стены.
Я рванул к Одержимому, преодолев расстояние за раз, сжал его шею, дотащил до стола, вытащил клинок.
— Даже если я умру… — прохрипел он. — Мы сделали всё, что… хотели. В этом мире… у вас нет магии, чтобы вернуть… твою пару обратно. Вашим богам… нельзя вмешиваться. Ты обречён. А мы подождём. Хаос терпелив. Полсотни лет — и ты сойдёшь с ума. Империя будет подорвана. Всех сильных драконов мы уничтожим. Никто не станет тебе преемником.
У меня стучало в висках. Но хуже было… не это. Хуже было то, что прозвучало дальше.
— Ирида была… беременна. Твоя связь с настоящей парой дала росток. Это и стало её концом. В наших планах не было твоего усиления.
Он снова засмеялся. Долго, вязко.
Но его смех оборвался.
Я отшвырнул тело, тяжело дышал. Выпустил магию, сжигая тело предателя до пепла.
Дракон внутри взревел, я опрокинул стол, стул — от кабинета ничего не осталось.
Я упал на колени… и склонил голову.
Сначала было онемение и полное опустошение. Только грохот крови в ушах и чернота перед глазами.
А потом…
Потом рванула боль.
Не физическая. Глубже.
Будто из груди выдрали что-то живое.
Пустота хлынула внутрь, как ледяной поток.
Я не мог закричать.
Голос застрял в горле.
Меня разрывало изнутри.
Каждая мысль — как лезвие.
Каждое воспоминание — как ожог.
Ирида. Её улыбка.
Тёплые пальцы, когда она касалась моего лба тогда… редкими ночами.
Я выл. Не в голос — душой.
Мой дракон рвался наружу, рвал меня.
Он страдал так же, как и я.
Мы были едины в этой боли.
Я хотел, чтобы сердце остановилось.
Чтобы больше не чувствовать.
Но оно билось. С каждой секундой — всё мучительнее.
Я остался. А её — нет.
И это… Это была худшая из всех возможных пыток.
***
В это же время в Маузроге
***
Я проснулась резко. Сначала не поняла — ночь, темнота, потолок расплывается.
А потом боль пронзила бедро. Резкая, жгучая, как будто мне на кожу положили раскалённый металл.
Я вскрикнула, сжав зубы, прикусив губу до крови.
Метка. Она ожила!
Я включила свет ночника. Задрала ночную рубашку, посмотрела на бедро. Метка заканчивала формироваться.
Кожа словно вспучивалась изнутри. Горела. И с каждым мгновением становилось только хуже.
Но это было не все.
Хуже было в груди.
Боль там не просто пронзала — она рвала меня изнутри.
Будто кто-то забрался в грудную клетку и медленно, мучительно выдёргивал сердце — живое, трепещущее, связанное с чем-то важным, с кем-то… любимым.
Я задышала часто, судорожно. Слёзы катились по щекам.
