Чужак. Черный титул (СИ) - Нормаер Константин

Карлик остановился — хотя мертвец продолжил двигаться вперед. Паутина, окружавшая нас, вздрогнула, словно от легкого мановения ветерка и я резко подался вперед, чтобы накрыть собой Морганте. Воздух разрезало нечто продолговатое, похожее на древко. Досчитав до пяти, я перевернулся и посмотрел по сторонам — лабиринт вновь погрузился в склизкую тишину.

— Защитный механизм? — уточнил я у карлика.

— Похоже на то.

Некоторое время я медлили, пытаясь расслышать посторонние звуки, а потом медленно встал на ноги. Морганте поблагодарил меня коротким кивком, и мы двинулись дальше.

Пелена, сотканная из паутины, стала редеть. А впереди нас ждало удивительное зрелище. Подвал внушительных размеров, широкие столбы по краям напоминали рыбьи плавники, а центральная площадка — шахматную доску. Остановившись, Морганте медленно дунул на черную свечу, погасив её.

Шестнадцать человек были облачены в белые одежды, на противоположной стороне тоже количество в черные. Внешне — замученные, исхудавшие узники, с кандалами, сковывающими руки и ноги. Но помимо живых фигур здесь еще имелись два игрока. Старые монахи сидели друг напротив друга за кривым деревянным столом.

— Что за бесовщина? — поинтересовался я у карлика.

— Забава великого инквизитора.

— Кого?

— Его святейшества Торквемады. Слухи, про его еретические шахматы будет навсегда жить в кошмарах его потомков.

— Хочешь сказать это иллюзию? — поразился я.

— Мы переступили границу сущего, а стало быть, можно забыть о привычных законах бытия, — в очередной раз повторил Морганте.

Тем временем один из монахов покинул свое место, взял клюку и медленно двинулся в сторону поля. Подошел к краю, остановился. Облокотившись двумя руками о деревянный изгиб опоры, он задумчиво помял подбородок, а затем указал на одну из клеток.

Из тьмы появились двое мрачных здоровяков в балахонах и остроконечных колпаках. Ухватив молодого парня, что стоял на первой линии обороны, они потянулись его за цепь и переставили на две клетки вперед.

К доске уже приближался второй игрок, и как мне показалось, старый монах имел большие проблемы со зрением. Или по-простому — был слеп как пробка.

Прошло шесть ходов до того момента, когда слон белых не атаковал пешку черных. Человек в остроконечном колпаке оказался рядом с жертвой — невысокая старуха с растрепанными волосами упала на колени и закрыла лицо руками. Она выла от отчаянья, прекрасно понимая, что спасения нет. В руках исполнителя оказался топор. Он занес его над головой и со всего маха обрушил его на шею старухи. Удар был сильный, но не достаточно, чтобы лишить её жизни. Впрочем, как я понял, по задумке игравших, этого и не требовалось. Проигравшая фигура должна мучатся в немыслимых страданиях.

Я дернулся вперед, желая положить конец этим истязаниям, но Моргнате остановил меня.

— Держи себя в руках! Эти несчастные уже давно почили с миром!

— Тогда зачем все это? — рявкнул я в ответ.

— Думаю, скоро узнаем.

С каждой новой потери со стороны белых или черных расправа над «фигурами» становилась только жестче. Вскоре, вся доска была залита кровью и отрубленными частями тел. Сдерживая ненависть, я продолжал смотреть на кровавую расправу. На доске осталось всего четыре фигуры — три темных и одна белая.

Девушка, совсем еще юная, в длинном балахоне, забрызганном кровью, сидела на коленях и дрожала от страха. Её взгляд был направлен в нашу сторону, медленно наполняясь безумием. Черные фигуры сделали ход, еще один. Старик перекрестил еретичку и равнодушно отправился обратно к кривому столу. Партия была закончена.

Палач оказался рядом с последней «фигурой» белых, размахнулся, чтобы поставить точку в этой кровавой игре. Удар! Металл звякнул о камень — жертва вскочила на ноги и устремилась в темноту, на встречу двум сторонним наблюдателям.

— Избавьте меня от этой еретички! — проскрипел старый инквизитор.

Неповоротливый палач устремился следом за беглянкой. Пробежав несколько метров, она исчезла в пустоте, а в следующую секунду вырвалась из темноты и ударилась в меня, упав на землю.

— Ведение? — только и успел я адресовать карлику короткий вопрос.

Палач был уже рядом. Взмахнув топором, он попытался разрубить девушку напополам, но я отвел его руку в сторону и нанес прямой удар ногой в область живота.

Крякнув, палач пошатнулся, устояв на ногах. Мое преимущество таяло с секундой — эффект неожиданности весьма скоротечен. Прорычав, здоровяк перевел свой взгляд на меня. И тут же получил еще один удар ногой по руке державшей топор. Оружие отлетело в сторону. Боковой рукой в челюсть правой и левой. Палач выдержал и эту атаку. Кинувшись на меня, он с легкостью сбил меня с ног, пытаясь дотянуться до горла.

Борьба вещь примитивная, когда тобой руководят эмоции. Во всех остальных случаях победителем становится более опытный, проворный и немного везучий. Высвободив руку, я перешел на удушающий. Палач зарычал! Казалось, что скрипят не только его суставы, но и зубы. Только я не собирался сдаваться — моя ненависть к этим кровавым ублюдкам сейчас не имела границ. Я готов был разорвать его на части, положив конец его злодеяниям.

— Merda! Bastarda![1] — выдавил из себя палач.

Конечно, он не рассчитал силы. Здесь привыкли оценивать внешние габариты, не беря в расчет истинные умения бойца. Впрочем, дело еще было в тех мышечных усилителях, что я имел в своем арсенале.

Мой противник предпринял последнюю попытку освободиться от смертельного захвата. Бесполезно. Даже если бы я истекал кровью, то не ослабил бы хватку. Можно сколько угодно говорить про самообладание и сдержанность — но когда ты оказываешься в ситуации, когда тобой руководят эмоции все остальное отходит на второй план.

— Сдохни, сука! — прорычал я в ответ.

Вряд ли он смог разобрать мои слова, потому что произнес я их на чистом русском. Уж не знаю, с чем это было связано, но в период излишней нагрузки любая система способна дать сбой.

Выгнув спину, я заставил мышцы вздыбиться от напряжения. Раздавить эту гниду оказалось не так-то просто. Скользкие пальцы соскользнули с моего предплечья, я потянул здоровяка на себя, выкрутив спину. Он завопил что есть мочи, я тоже. Уж не знаю, сколько это длилось — пару секунд или целую вечность, но настал момент, когда палач затих.

Я не стал проверять свои догадки, а просто ослабил хватку и откатился в сторону, пытаясь отдышаться. Ледяной пол казался мне раскаленной сковородкой.

Наружу вырвался оглушительный вопль, а затем смех. Впервые в жизни я убил человека голыми руками. И в первые жизни ни капельник не жалел об этом.

Справившись с эмоциями, я приподнялся и уставился на карлика, который склонившись над палачом, читал по нему отходную молитву. Наверное, в этом было что-то правильное. Ритуал, как неотъемлемое приложение к самой смерти.

Девушка находилась неподалеку, сжавшись в комок, она закрылась волосами и тихо вздрагивала. Тихо позвякивали цепи. И все — никаких всхлипываний или других звуков. Мне стало не по себе. Я приблизился к пленнице, приобнял её. Естественная реакция человека, который в силах разделить чужие страхи и боль.

Еретичка перестала дрожать, обняла меня в ответ и медленно подняла голову. Наши взгляды встретились. Я посмотрел на заплаканное лицо, знакомые черты лица — и растерянно отпрянул назад.

Эсмеральда смотрела на меня пустым взглядом, словно не замечая никого и ничего вокруг. Но самым ужасным было то, что её внешний вид менялся на глазах: нос уменьшился, ввалившись, словно у прокаженного, глаза стали сухими, безжизненными, а скулы приобрели остроту, за счет исхудавших щек. От живой плоти не осталось и следа.

Из темноты выступил еще один палач, державший на вытянутой руке отрубленную голову Эсмеральды.

Правильно говорил карлика: ' Это все марево — мираж создаваемый дымом подземных лабиринтов самого Ада!'

[1] Итальянское ругательство: сукин сын!

Глава 19

Глава 19. Титул