Наследник огня и пепла. Том Х (СИ) - Добрый Владислав

Вот и сейчас, приспособленные под мост баржи были гружены добытым во владениях Алнез камнем, который позже спустят вниз по течению. Грубые блоки, которые до ума доведут уже там, у Тельтау. То, что строительного камня там мало, могло бы стать большой проблемой — но Канал был просто удивительно удобной штукой. Теперь я начал понимать, почему Караэн вырос именно на этом месте, а не где-то ещё.

Выше и ниже по течению были деревянные мосты, приподнятые над водой метра на два — но по ним всадникам пришлось бы ехать максимум по двое, и с моей разросшейся свитой это грозило затянуться. К тому же, там всегда было много народу. Поэтому эта небольшая традиция делать наплавной мост так грела мне душу — свидетельство караэнской заботы друг о друге.

А таких свидетельств иногда не хватало.

Поэтому я придержал коня, остановившись, не доезжая до переправы.

Едва трапы уложили, по ним повалил народ. Сюда, на эту сторону, повалили работники, добывавшие торф в Чёрной Низине, как стали называть осушаемое болото рядом с Караэном. Их легко узнать по грязи, сделавшей их одежду безнадёжно чёрной.

На ту сторону, словно армия, шли люди в почти одинаковых коричневых шерстяных куртках и шапках. С деревянным и совсем редко — стальным инструментом на плечах. Батраки с городка Экс. Экс не входил в контадо, разве что чисто формально, поскольку был расположен довольно близко. И пользовался привилегиями союзника. Он и несколько других, расположенных близ Караэна городков, позволяли нанимать батраков дешевле и без тех цеховых ограничений, что распространялись на караэнцев. Это позволяло экономить тем, кто был и так очень богат. Поскольку такие батраки всё равно выполняли самую простую и дешёвую работу, караэнцы это терпели. Но ночевать одну ночь бедолагам всё равно приходилось возвращаться каждую неделю за двадцать километров обратно в Экс, чтобы комиссия из Караэна убедилась, что они не живут в контадо.

Звук в холодном зимнем воздухе кажется то громче, то слабее. Слышен гомон людских голосов и смех. Помимо этих людей по сходням торопились волочилы — люди с огромными корзинами, закреплёнными за спиной как рюкзак. Люди с такими корзинами занимают куда меньше места, чем громоздкие купеческие повозки или крестьянские телеги. А если взять по весу, то пяток парней покрепче способны унести больше, чем можно увезти и на двух повозках. Оттого именно таких носильщиков было больше всего из всех, кто слоняется по дорогам контадо, и кто входит и выходит из ворот Караэна.

Это они связывали в одно целое виноградники и давильню Алнез в предгорьях на севере, телятники и бычьи хлевы Маделар на юге, ямы, где брали глину горшечники на Горшечной улице, и кузнецов гильдии оружейников, и даже дальние кузницы, что стояли почти у Орлиного Гнезда.

Были тут и те, кто составлял суть города. Кузнец с мощными руками — в скромном, коричневого цвета берете. Но из бархата. И в толстом камзоле с кожаными вставками. Даже с карманами — я это отметил. Вокруг — десяток празднично одетых подмастерьев или родственников — только мужчины. Возможно, идут свататься.

Чуть дальше — двое в белоснежных одеждах. Налипшая на штаны и куртки шерсть делала их почти пушистыми. Если бы не покрасневшие от лёгкого морозца, загрубевшие от работы на воздухе довольно злобные рожи — можно было бы назвать их умильно пушистыми. Судя по тому, что один тащил с собой здоровенные стальные ножницы, богато украшенные серебром, как и любой инструмент из хорошего металла, — не простые чесальщики или ворсователи. Но и не владельцы, иначе бы на поясе обязательно висел караэнский меч, как символ статуса. Скорее всего, надсмотрщики.

Чужеземец, ничего не знающий ни о Караэне, ни о его огромных богатствах, всё же, глядя на тех, кто переходит сейчас канал в обоих направлениях, мог бы составить себе довольно цельное представление о большом и разнообразном хозяйстве, центром которого является обнесённый стеной небольшой, по моим меркам, городок.

Но только человек, хорошо осведомлённый о делах внутри (к которым, надеюсь, отношусь и я), мог заметить маленькие нюансы, что давали глубину.

Вон тот мужичок лет пятидесяти, с седой длинной бородкой, верхом на маленькой лошадке. Кутается в добротный шерстяной плащ, с зеленой отторочкой по бокам, но из некрашеной, серой шерсти. Такой же подчёркнуто серый берет, явно не из бархата, а из караэнского сукна. Судя по массивной кожаной сумке характерной формы — явно писарь. Рядом с ним, в добротной одежде (одни только кожаные сапоги чего стоят), идёт быстрым шагом человек с массивной серебряной бляхой на бархатном берете — символом того, что его имя есть в Серебряной Книге. Ну и караэнский меч на боку — куда же без этого. Я почти уверен: тот, что пеший — наниматель первого. Видимо, не нашлось второй лошади, но уступить седло писарю отнюдь не зазорно. Ремесленник из Старого города, возвращающийся из своих владений в контадо после описи имущества. А может, даже член одной из городских комиссий.

Писари, особенно после того как Вокула совершил чернильную революцию, придумав «екселевские» таблицы, становились в Караэне всё более и более уважаемыми людьми, выполняя функции бухгалтеров и нотариусов. А отчётность проникала во всё большие сферы жизни, упорядочивая торговые отношения и превращая довольно примитивную экономику во что-то более сложное. И эффективное. Не думаю, что ещё пару лет назад люди Караэна смогли бы так же быстро и легко превратить зерно, рулоны сукна и желание — в амбары, камень и стены в Устье.

Караэн сам растил для меня будущих бюрократов. Увы, иначе тут было нельзя — я уже обжёгся на попытке создать регулярную пехоту и знал: слишком уж хрупок и ненадёжен сам фундамент этого общества, всё ещё далёкого от государства, чтобы пытаться создать что-то с нуля.

С моими регулярами, кстати, произошёл долгожданный прорыв — как раз в тот момент, когда я уже махнул на всё рукой. Умывшись кровью в битве с сорской пехотой, Великие Семьи осознали необходимость иметь под рукой нечто близкое по боеспособности.И на ополчение Караэна надежды было мало.

Кстати, о регулярах — вон один из них. Вышагивает важно. В кожаной обуви, с красным от мороза лицом. Стоящий рядом с трапом волочила в кожаной безрукавке ему уважительно кивает — мои парни уже заслужили определённую репутацию. Формально они, конечно же, принадлежат городу. Эмблемы на знамёнах и щитах теперь изменены, убран герб Итвис. Они даже называются, по предложению Треве, «Стражей Караэна». На деле — они всё ещё преданы мне. У четырёх «старых сотен» на щитах и знамёнах теперь белый змей на красном фоне. Довольно тонкий намёк.

«Страж» бросает в кружку волочилы медную монетку — тоже традиция. Тот, кто может, оставляет «пожертвование» волочилам на пиво. Ведь они не обязаны строить этот мост. Мне не нравится название «Страж Караэна». Местное слово, обозначающее стражника, отдаёт простецкой деревенщиной. Это скорее сторож с дубиной. Но ничего лучше я так и не придумал — слова «гвардия» тут нет. Как нет и ничего похожего. Остаётся надеяться, что мои регуляры изменят значение самого слова.

За регуляром торопится мочильеро — от слова «мочи». «Мочи» это рюкзак. Это моё «изобретение» — здоровенный кожаный баул, который, как и корзину, можно таскать на себе на спине. Это заметно разгружает обоз и предполагалось, что вкупе с хорошим, толстым одеялом и мягким местным климатом сделает Стражу Караэна высокомобильной, не зависящей от телег.

Я опять забыл, что этот мир ещё в средневековье. Несмотря на то, что сама торба, или как её тут назвали, «мочи», прижилась, носить её сами Стражи Караэна посчитали ниже своего достоинства. И потому поголовно завели себе слуг. Обычно подростков, на которых ложились обязанности и по уходу за оружием, и по готовке, и по подготовке лагеря…

На самом деле, регуляров можно понять. Моими заботами они превратились в хорошо вооружённую тяжёлую пехоту. Я даже составил список необходимого минимума экипировки. Конечно, пришлось пойти на компромиссы. Никакой «варёной кожи» — то есть прочной кожи особой выделки, просто толстая кожа на перчатки и другие элементы. По-прежнему проблемы с бронёй и, неожиданно, с ещё одним элементом — щитами.