Двойник короля 19 (СИ) - Скабер Артемий

— Уважаемый хан… — улыбнулся маг, в котором сидел император.

Улыбка была холодной, как лезвие кинжала. Нарочито вежливое обращение звучало почти как оскорбление. В нем сквозило откровенное пренебрежение. Маг слегка наклонил голову, будто снисходя до разговора с неразумным ребенком.

— Делайте, что хотите. Я вас не боюсь. Маленькая, кочевая, недоразвитая страна. Вам бы коней своих пасти, на траву с ними кушать, а не в чужие конфликты ввязываться.

Каждое слово было отравленной стрелой, направленной прямо в гордость монгольского правителя. Намеренное унижение, вызов. Он откровенно провоцировал Тимучина.

— Сучий сын! — тут же вскипел хан.

Взрыв гнева был почти осязаемым. Лицо монгола побагровело, вены на висках вздулись, глаза полыхнули яростью.

— Хорошо! — положил руку на плечо и надавил на Тимучина, что уже пытался вскочить.

Мое движение выглядело как дружеский жест, успокаивающий прикосновение к союзнику. Но в реальности это было точно рассчитанное физическое воздействие — ровно с такой силой, чтобы хан почувствовал твердость моей руки, но не воспринял это как попытку контроля.

Пальцы нащупали точку на плече монгола. Место, где мышца соединяется с ключицей. Легкое давление именно на эту точку — незаметное для посторонних, но эффективное. Старый воинский прием, помогающий человеку взять под контроль дыхание и, как следствие, эмоции.

Внутри всё сжалось. Один неверный шаг — и мы в ловушке. Это не бравада. У императора есть план.

Внешне я оставался спокойным. Но внутри мой разум работал на пределе возможностей, просчитывая варианты, оценивая риски, конструируя сценарии.

«Не сейчас, Тимучин. Не сейчас», — повторял я себе, удерживая его равновесие между гневом и рассудком.

Я заметил, как дернулся уголок рта императора. Едва уловимое движение, выдающее разочарование. Он ожидал, что мы оба — я и хан — поддадимся на провокацию. Вместо этого получил контролируемую реакцию. Ещё одна микропобеда в этой опасной игре.

Будь на моём месте любой. Он бы попал в ловушку, которую сейчас распахнули. Все это геройство, молодость. Я это видел в прошлой жизни. Оно всегда сопровождается смертью.

Хитрость, дальновидность, ум — вот самая опасная сила. Я оценил противника и… он хорош! Одно удовольствие будет продолжать с ним соперничать. Но сначала пойму его мотивы и игру.

Глаза императора, смотрящие из-под век мага, изучали меня с холодным интересом. Он искал слабость, брешь в моей броне. Искал — и не находил. Это его беспокоило, я видел это по едва заметному напряжению вокруг глаз, по тому, как сжимались его пальцы.

Я видел игру императора насквозь. Он хотел столкнуть нас с монголами в открытом конфликте. Сделал ставку, что Хан будет воевать, а я его остановлю. И на этом фоне наши отношения испортятся. Классическая стратегия «разделяй и властвуй», применяемая веками.

Но было что-то еще. Что-то, скрытое глубже. Император действовал слишком открыто, слишком агрессивно.

Взгляд скользнул по лицу Сосулькина. Подполковник стоял неподвижно, как статуя, но его глаза выдавали внутреннюю бурю. Интересно, насколько далеко он готов зайти? Где проходит его личная граница, та черта, которую он не переступит ни при каких обстоятельствах?

Тимучин рядом со мной дышал тяжело.

— Я пришлю головы твоих воинов их семьям. И на каждой напишу кровью, что это ты убил их: сыновей, мужей, братьев, отцов. — старик пылал.

— Угрозы от конюха… Ха-ахаха! — засмеялся маг.

Смех был неестественным, театральным. Слишком громким, слишком резким. Не настоящее веселье, а намеренная демонстрация превосходства.

Встал.

Посмотрел на бледного Сосулькина и покачал головой. Короткий, едва заметный жест — не упрек, скорее сожаление. Я действительно сожалел о том, в какую ситуацию поставили подполковника.

Сжал кулак, так чтобы никто не видел. Ногти впились в ладонь, причиняя легкую боль. Физическое ощущение, возвращающее в реальность, когда мысли начинают слишком быстро бежать.

Первый этап противостояния завершен. Я увидел достаточно. Теперь нужно было разработать собственный план действий, учитывающий новую информацию.

— Было приятно познакомиться, Ваше Величество. — бросил я из-за спины.

Поворот спиной — демонстративный жест. Не просто прощание — вызов. В политике, как и в бою, показать спину противнику означает либо крайнюю глупость, либо высшую степень уверенности в себе. Я демонстрировал последнее.

Голос звучал ровно, с легкой ноткой иронии. Плечи расправлены, шаг твердый, размеренный. Ни намека на поспешность или нервозность. Походка человека, уверенного в своей безопасности.

На самом деле каждая мышца моего тела была в состоянии боевой готовности.

Спиной чувствовал взгляд императора — тяжелый, пронизывающий. Он явно не ожидал такого финала разговора.

— Прощайте Магинский! — ответили мне. — Ты потеряешь всё.

Угроза прозвучала почти буднично. Не крик, не рычание — спокойное обещание неизбежного.

Мысленно улыбнулся. Первый раунд оставался за мной.

Замедлил шаг, почти остановился.

— Моя мать передавала вам привет. Сказала, что очень скучает.

Упоминание матери было не просто провокацией — это был стратегический ход. Напоминание о том, что я знаю больше, чем показываю. Что у меня есть доступ к информации, которая может быть опасной для императора. Намек на то, что мои ресурсы шире, чем он предполагает.

Краем глаза заметил реакцию: маг воздуха вскочил. Движение было резким, непроизвольным. Первая настоящая потеря контроля за весь разговор. Задетая струна зазвенела, и звук этот был сладок для моих ушей.

Стул упал. Неподобающая реакция для императора — слишком эмоциональная, слишком явная. Он выдал свою уязвимость, показал, что мои слова задели его за живое.

Пошёл к воротам. Хан за мной. Шаги были уверенными, размеренными. Голова работала на полную. Эта встреча не просто так. Что добивается ублюдок? Мозг анализировал каждую деталь разговора, каждый жест, каждую интонацию. Информация складывалась в общую картину.

Слишком агрессивно. Слишком открыто. Он что-то скрывает, что-то, требующее срочных действий. Возможно, у него проблемы внутри страны? Или давление извне? Что-то заставляет его действовать более прямолинейно, чем обычно.

И эта реакция на упоминание о матери… Слишком сильная, слишком неконтролируемая. Здесь кроется что-то важное, что-то, что можно будет использовать в дальнейшем.

Мысли текли потоком, анализируя, сортируя, отбрасывая ненужное, выделяя важное.

Я уже видел контуры игры императора. Еще не все детали, но общая стратегия становилась яснее. Он хотел спровоцировать конфликт, заставить нас действовать поспешно, необдуманно. Но зачем? В чем его истинная цель?

Мы вышли за ворота, и тяжелые створки закрылись за нами с глухим стуком. Звук был почти символическим.

— Война! — крикнул на монгольском хан.

Голос Тимучина прогремел как гром. В одном слове сконцентрировались вся его ярость, все оскорбленное достоинство, вся жажда мести.

Реакция была мгновенной. Воины напряглись, руки легли на рукояти мечей и луки. Глаза сузились, взгляды устремились на ворота, за которыми остался враг. Они были готовы к бою прямо сейчас.

Это было именно то, чего добивался император. Прямая конфронтация, открытый конфликт. Я не мог допустить, чтобы его план сработал.

— Подожди. — остановил Тимучина.

Движение было быстрым, точным. Рука легла на плечо хана.

Глаза Тимучина полыхали яростью. Зрачки сузились, превратившись в точки. Ноздри раздувались, втягивая воздух резкими, рваными вдохами. Жилы на шее вздулись. Весь его облик был воплощением едва сдерживаемого гнева, готового вырваться наружу в любой момент.

— Сражение будет! — дёрнулся хан. — Если ты…

Голос звенел от напряжения. Каждое слово было пропитано яростью, каждый звук вибрировал от сдерживаемой силы.

— Замолчи! — повысил голос. — Возьми себя в руки!

Старик дёрнулся. В его глазах мелькнуло удивление, смешанное с чем-то похожим на уважение. Тимучин не привык, чтобы с ним говорили таким тоном, но странным образом именно эта твердость подействовала на него отрезвляюще.